Из цикла «ЛЮБОВИ ПЛЕН» 1. «Моя любовь не девочка, что зарится…» Моя любовь не девочка, что зарится На молодости смех и лепоту. Моя любовь уставщица и старица В монашеском, в раскольничьем скиту. Она строга – не молвит слова лишнего, Потупленный не часто вскинет взгляд. Она бледна, и только губы, вишнево На лике рдея, точат тайный яд. Увидит грех – от страха не опомнится, А на нее подумать – и не смей! Но ты не верь смиреннице и скромнице, К ней по ночам летает вихрем змей. Как прилетит, да о пол как ударится, Да кликнет Дивьим кликом от окна – Моя любовь не постница, не старица, А Соловья-разбойника жена. И страстной мукой мается и тешится Моя любовь потемочной порой, Творя закон – угодница и грешница – Лихой забавой, смертною игрой. А утро чуть – по писанному, петому Она стоит и молится – кому? Любимому ли, благостному Этому – Иль милому и страшному Тому? 2. «Тонкий бумаги лист, чуть-чуть керосину…» Тонкий бумаги лист, чуть-чуть керосину, щепка сухая, горсточка темных углей – как мало надо, чтоб не совсем застынуть на олютелой, глухой, как мороз, земле. Из-под ресниц взгляд, голос, от дрожи шаткий, скажут ли онемелому сердцу: оттай – мало нам, мало – жизнь всю без остатка, мало этого, мало – смех, песни отдай. Станешь худым, бледный, станешь седым, тихий, встанешь – изнеможен, ляжешь – как в белый гроб. Нет в мире руки – у любви, у волчихи, у ненасытной, добычу исторгнуть чтоб. 6.XII.1931 3. «Под вечер солнце холодней» И долго нежная заноза Шипов любви не отдает. Вячеслав Иванов Под вечер солнце холодней, К закату глуше дышит роза, Лишь та любовная заноза Язвит больней на склоне дней. Рокочет гром, гремит обвал Там, над моей глубокой шахтой. Я только слышу тихий шаг твой – Морских глубин лавинный вал. Слепа бесшумная тоска Ко всем огням земного шара. Я только вижу тень загара На нежной коже у виска. Не откреститься у икон, Не отмолиться за обедней. Знать, нежный шип любви последней Анчара соком напоен. 13.VI.1922 4. «Все-то романические нити…»
Все-то романические нити Налицо, мне сердце сетью кроя: И уклон наперерез событий, И герой космического строя, И влюбленность – стрелки устремленье К полюсу, упрямая загадка – И страданье – от несовпаденья Зримого и мнимого порядка, И борьба – хоть отбавляй, довольно – Между мной-собой, другим-собой, ах, – Как томится сердце, безглагольно, Беспредметно, в частых перебоях. Только нет в колоде карт фатальных Дамы Пик, моей зловещей масти. Нет ее – безжалостныя Тайны, Нет ее – владетельный Страсти. Водоем – но без воды стеклинок, Полночь, но безлунна и беззвездна, Пышный пир торжественных поминок, А по чьей-то по душе – безвестно. Оттого и вся я так обманно У причуд во власти, у пристрастий, Что не сшиты моего романа По листам разрозненные части. Будет ночь: войдет она и станет – Дама Пик, владетельная Карта – И в лицо мне древняя заглянет Родина моя – Ариаварта – Там, где в смерти неотступной дружен Со змеиным жалом зверя коготь, Там, где жены за убитым мужем Уходили огненной дорогой. Эго я – молитва богомольца И проклятье преисподней раю. Эго я свои сжимаю кольца, Нежно обвиваю – убиваю. Кто-то ляжет жертвой тяжеб давних Даме Пик, владетельнице прочих? Первый встречный паренек-забавник, Первый встречный ласковый молодчик. Усмехнется милый в смертном лязге, Беспощадной нежности уликой. И пойдем – трагические маски – Вместе мы на суд Любви великой, Там узнать, что душная пещера, Где зарыты Дамой Пик мы двое – Только рама узкого размера Для романа мирового строя. 3.IV.1918 ЛУЧИНКА 1. «Лучинка, щепочка белая…» Лучинка, щепочка белая, Занозистая, бескорая! Вы, рученьки неумелые, Лучину щипать не спорые. Ножом-колуном по дереву, Железным я по смолистому. Раздайся, древное черево, Ты брызни седыми искрами, Зажгись, задымись угарами, Лучинка, с конца обуглена. Займись, моя песня ярая – Надрубленная – Разлейся хохотом-рокотом, Огнями сверкни потешными – И прочь пропади ты пропадом, Как щепка, дотла истлевшая. Лучинка сухая, дымная, С огнем да с железом дружная. Ты песня глухая, зимняя, Безумью ряжена-сужена. 11.XI.1918 |
