«В кресле старенькая сводит…» В кресле старенькая сводит Нескончаемый пасьянс. Вечер медленный уводит В полусон и полутранс. Я берусь верблюжьей шерстью Пуховой платок чинить. За отверстием отверстье Равномерно кроет нить. Кто-то третий с нами в стансах, Чья-то путает рука Карты верные пасьянса, Петли ровные платка. Вот в часы уйдет, за дверцей Там зацепит колесо — Вмиг собьется с такта сердце, Скучный стук следя часов. Знаю я твое значенье, Мой вечерний частый гость, Твоего прикосновенья Полу-нежность, полу-злость. Ты ворчишь: бросай, довольно, Будет старое чинить – И надорвана безбольно Жизни путаная нить. Вверх иголку, вниз иголку. Затянула – и пора, И скорее, втихомолку, В щель меж Нынче и Вчера. 5.XI.1917 СОН ТРОИМ ПРИСНИВШИЙСЯ 1. «Изменившие, верьте – не верьте…» Изменившие, верьте – не верьте, А изменой любви не разбить. Раз любившим – до самой до смерти, Разлюбивши, нельзя разлюбить. Что там годы разлуки и скуки, Что там всякие против и за – Если трогают эти же руки, Если смотрят всё те же глаза. Мимо смерти пройдут без утраты. Но задушит немая тоска – Папиросы дымком беловатым, Уголком надушенным платка. Охладевшие дрогнут и плачут, Из блаженных торопятся стран. Если памяти злая игла — чуть Тронет метку залеченных ран. 7.I.1915 2. Зайчик на стене Его любви, ревнивой и стоокой, Я не хочу – царя или раба. Его души, и нежной и жестокой, Я не возьму – не моего герба. Но я приму – неласковой улыбкой – Его тоску по ласковой по мне. Но я хочу своею тенью зыбкой Его дразнить, как зайчик на стене. Слепить глаза скользящею игрою, Что ближе – ярче, далее – слабей. А надоест – я зеркальце закрою И дам ему: играй или разбей. 15.II.1917.Кисловодск 3. «Мягка подушка белая…» Мягка подушка белая, Легко ему лежать. Присела я, несмелая, На узкую кровать. Прозрачна сетка синяя У тонкого виска. Безжизненнее инея Холодная рука. Лежи, лежи, недвижимый, Обещанный судьбе. Чем тише мы, тем ближе мы К другому и к себе. Что плачешь, мальчик маленький? Закрой глаза свои – Со снеговой проталинки Плывущие струи. Над раною сердечною Сдвинь рук иероглиф – И встреть улыбкой вечною Последний свой отлив. 4.II.1915 4. «Сломана, отброшена и смята…» Сломана, отброшена и смята Чья-то – чья? душа или мечта. Он не тот, она не та – а я-то? Кажется, и я уже не та. Был прелестен танец трех пылинок В дымном нимбе палевых ночей – Ропот лунных, струнных паутинок, Сон троим приснившийся – но чей? Жаль – кому? мы и не мы, и немы. Жаль – чего? печали даль ясна – Разве мне – неконченой поэмы, Только мне – несбывшегося сна. 23.I.1915 5. «Мы – дамы Грустной Маски…» Мы – дамы Грустной Маски, Мы – рыцари Тоски – Мы просим только сказки, От счастья далеки. День – в тягостном postiche’е [3]И суеты, и зла – Мы ждем Летучей Мыши Вечернего крыла. Что в жизни старой нише Нас пылью занесло – Сметет Летучей Мыши Бесшумное крыло. Боль сердца глуше, тише, Воздушней ломкий шаг – Следя Летучей Мыши Мелькающий зигзаг. И в юности окраске Сухие лепестки – Мы, дамы Грустной Маски, Мы, рыцари Тоски. 5.IV.1917 СЛОМАННЫЙ ОРГАНЧИК 1. «Вот только это и было…» Вот только это и было – Полоска света под дверью. Гляжу и глазам не верю Сама же я дверь закрыла. За дверью – тайное имя, Мое бессонное горе. Ему я молюсь в затворе, Ему я служу во схиме. К холодному изголовью Прижмусь – одно остается. Должно быть, это зовется В романах – вечной любовью. Прости моему неверью. Я чуда ждала — свершилось. Ведь было же это, было – Светившееся за дверью. 8.IX.1917 |
