VI. По В. Брюсову Враждебная пустынных улиц тьма Под тусклыми пустыми небесами, Стальная натяженная тесьма Гудит, грозя глухими голосами. Великий Спящий тесно кольца сжал, Тугими свет окутал полосами – И лег, не выдав, чем он угрожал – Чтоб завтра прянуть яростным извивом, Метнув бичи несытых злобой жал Навстречу беззащитным и красивым, Чьи так звеняще жалобны струи – Больного снега тающим оплывом. Равно на грани скрытой солеи Слепой фонарь с безвинно мертвым оком, Извозчик у своей же колеи — И, строгий, я – идя к чужим истокам, Кружась упорно у чужой межи — Все схвачены мироубийцей-Роком. Да сбудется! Полями спелой ржи Под градинами грянувшими ляжем, Но не унизим уст до льстивой лжи: Благословен Казнящий нас – не скажем. Мы в горький свой, в последний страшный час До капли выпьем кубок, данный Стражем, Мы неуклонно выполним указ. Но – «Сам – Себе» поднимем из девизов, И правде Страха, раздавившей нас, Мы правды Гнева бросим вечный вызов. 15.I.1918 VII. По Игорю Северянину (Искролиза) Этого быть не может, этого быть не может, Этого быть не может! Выдуманный кошмар, Что как вчера – сегодня, что позабудет сторож – Что как сегодня – завтра – старый зажечь лунарь. Всё на одной и той же, так надоевшей, ноте – Сколько вы ни твердите, что ежедневна грязь – Лунная эта прорезь, эта ночная протень, Эта хрусталин проталь – только что, в первый раз. И автолет плавучий – только для вас он дровни, И темнеем проталый — только для вас не икс. Звездами всё размечет, на небо всех уронит Шалый, смешной, недавний, радужный принц Эрфикс. 18.I.1918 VIII. По В. Меркурьевой Ночная тайна – дорога стертая, От мертвых к мертвым тропа мертвая. Луна на убыли, фонарь не зажжен – Глаза ли, губы ли пустых скважин. Ночная тайна – ничья невольница, Пуста – изваяна во льду – зольница. Вздыхает тайна: конца и срока! Знает втай она – еще далёко. И ропщет тайна: а солнце полдня? Тщетно чаянно, темно, холодно. И хочет тайна: пускай невстреченность, Одна, измаяна, кончить вечность. И тайна тайной темно угадана – Отчаянна, кромешный ад она. И бьется, спаяно, ночное сердце, Ночная тайна, земное сердце: Под ногой оно хрустит осколками, Язвит колкими льда иголками. А хрупки снега крупки, льдинки хлипки, Иголки – ломки, осколки – сыпки. Везде вода к воде льнет, слиянная, К подземной тьме – тьма осиянная. Теплом растаяна – тепло откуда? Не та, но тайна. А если – чудо? 21.I.1918 ЛЮБИТЕЛЬСКИЕ СНИМКИ I. Эренбург Неистовый Голову гнет – будто против ветра, Веки опущены – против света. Слабые пальцы – не удержат сердца, Слабое сердце – не выдержит человека. Рот – неистовый, жадный и жалостный. Ярость – в стихах, на деле – осторожность. Грешит – по мелочи, на расход, по малости, Кается – оптом и всенародно. Старый знакомый, повесившийся предатель, Там, в Кариоте – он помнит это. С тех пор ему белый цвет неприятен – Тот хитон был цвета первого снега. Веки поднимет – что это, Господи? В хитрой, дразнящей усмешке дьявола – Иссиня-светлой улыбки россыпи На небо взглянувшего тихого Авеля. II. Курганная Царевна (Е. Кузьмина-Караваева) Вперед, вперед, рабочий народ. Красным – так красным, черным – так черным Смой с себя пятна язвы позорной, Ложь и бесчестье, обманы, измены, Глады, и моры, и трусы, и плены. Вытерпи все нестерпимые кары, Копий, мечей и нагаек удары, Разгулы, разрухи, разгромы, пожары. Дальше – всё дальше, выше – всё выше, Тише – всё тише – вперед, вперед, Куда приведет Господь. Вот – я готова: красны мои щеки – Пролитой братьями крови потоки, Очи темны и бела моя грудь. В темные ночи, в белые ночи — Мне не уснуть, Мне не подняться из праха. Падают косы от боли и страха. Вот я – берите, казните, терзайте, Рвите в куски, полосуйте, кромсайте, Псам мое тело бросайте на брашно, Стройте на мне вавилонскую башню. Жертвую вам свою грешную плоть — Как повелит Господь. Я полонянка орды половецкой. Я ухватила ручонкою детской Повод лихого степного коня – Конь топчет меня. Лик мой – прекрасный, повадка – чеченская, Ручка-то – детская, сердце-то – женское, В сердце стрелы заостренный кончик… |
