Со страхом – и без веры – приступаю.

Ведь я же знаю: свыше меры – в чужого сердца храме, как

в хламе, разбираться, топтаться ножками-сапожками, иг-

раться словами, как бубенчиками, звать ореолы – венчика-

­ми, а то и рожками. И строже, чем я себя – никто меня не

судит.

Но – пусть будет.

Скажите, как вы верите? –

смиренно и уставно – и православно –

покорно и усердно, и неизменно благодарно и благосерд-

­но, сокровенно и – уж бесспорно – пленарно и соборно?

вы верите в небесной иерархи и земные все повадки и ук-

­ладки: кафизмы, эктеньи, каноны, посты, поклоны, свечи

и лампадки – во все удавки ортодоксальной суши?

А не Судьба ль ведет игру азарта,

где жизнь – карты, ставки – души,

и Князем Мира в ней поставлен на кон иеропоэт –

va banque – эротодьякон?

«Мои престолы – где крест» —

Звезд ореолы.

«Моя молитва – благоволение и мир» — не мелко выткан

покров багряный, коим скрыт потир, где «крестная зияла

розой рана», где страстью залиты Христовы страсти, где

терн и гвозди — счастья снасти.

Ой, много, много берете – даже и для Мистагога.

И тут же, тут – в согласии, не в торге – восторги оргий,

египетские, эллинские клики, все времена – повторней –

и все языки – соборне –

и не понять: на вашем троне – каких гармоний свят панте-

он иль пандемоний?

Но пусть, но пусть служить дано вам словом не двум, но

одному, твердя Ему в любви и боли: «Твоя да будет Воля».

Но вот чего я не пойму и не постигну: как вы спасетесь,

если я погибну? как вам – в венке из роз сиять утешно,

мне – тлеть во тьме кромешной? как свят святой, покамест

грешен грешный? как Лазарь, в раю увидев – брат в аду

томится жаждой, не бросит радость вечную свою, чтоб

разделить с ним вечность муки каждой? где полнота Хри-

ста – пока пуста хотя б одна черта?

И если вы нам говорите всё ж, что, зная, любите, что вери-

те, узнав – всё поправ, я говорю вам: ложь.

Вы, захвативший все потиры иль «кратэры» любви, и муд-

рости, и веры, вы – всех святынь монополист, всех струн

Орфей, всех тайн мист – не мудрый вы, не любящий и даже

не верящий, не истинного слова дождь живой, но вождь

слепых – слепой в своем мираже. Иль – вчуже слитый с

верой древний Ужас, химера Змия крылата – но не ваия Арарата.

Крест не всегда – молитвенная грусть,

Он иногда – отточенная бритва.

Где вы помолитесь – я посмеюсь.

Но — встань, иерарх: мой смех — моя молитва.

Там, наверху – те двое бьются, чьи

Мы – братские и вражеские позы.

И, если там скрестилися мечи,

Нам вниз летят – колючки или розы.

Устала я, устала снимать за покрывалом покрывало, яз-

вить созвучась, жалить – мучась. Устала, а всё мало. Я

по миру ходила-тосковала, семь пар лаптей железных из-

носила-истоптала с тех пор, семь каменных просфор я из­-

глодала, я на ветру сухою жердью висла – всё пытала у

жизни смысла, страсти у пристрастий, искала правды – у

счастья, великодушья – у великолепья. Но собирала одни

отрепья всяческих бессмыслиц. Обрывки лямок, да облом-

ки рамок и виселиц со мной в одной котомке.

Но научилась я: не понимая – жалеть, чужим болеть и по­

кланяться – отрицая. На исступленья рубеже я отнимала,

в диком мятеже восставшего вассала, лик за ликом, герб за

гербом, корону за короной. Но одного не трону – струн,

ваших струн. Рун ощупью касаюсь – и поклоняюсь.

Вы, кладезь всех ответов, скажите мне, что это значит –

что скажет он: «Икона Тайны Нежной» – и сердце неиз-

бежно займется, и по-другому бьется, и плачет?

Вы сбиравший снопы всезвучных ямбов, венки сонетов,

гроздья дифирамбов, терцин нерасторжимые соплетья,

канцон соцветья глубинно-голубиные, и зерна отборные –

газеллы, всех метров стрелы, – Вы, чье имя – всё буквами

уставными, большими, заглавными хотелось бы писать –

свою-то стать вы знаете ли сами?

Не камня ми украшенный венец, и не порфира, не ориф-

ламма, даже и не лира ваш настоящий голос — а бедный

«дикий колос»,

такой простой среди великолепий –

как сердце,

такой златой на книжном склепе –

как солнце,

такой святой – как счастье.

Вас и меня не будет, придут другие люди и назовут вас:

Вячеслав Премудрый – а под золотою пудрой проглянет и

станет: Вячеслав Печальный. И дальний читатель неизве-

стный поклонится вам: Вячеслав Созвездный – а выйдет в

те дни: Вячеслав Последний. Династии поэтов-лебедей

утонченный, законченный потомок — вот почему ваш го-

лос ломок и непонятен для людей, и музыкален, и одинок,

и царственно-печален.

И потому так много алых светов

На белизне лирических одежд –

Закат горит, Последний из поэтов,

В тени вечерних ваших вежд.

Вечернему я поклоняюсь свету –

Последнему Поэту —

за то, что был весь день его прекрасен

и полногласен;

за то, что он, всю глубь свою изведав,

одним собой измерен – себя не предал,

себе был верен;

за то, что он – о, зная, слишком зная, чтоб верить и лю-

бить, но зная тоже, что без знамения – конец и край нам,

не уставал неволить и тревожить, о Имени послушествуя

тайном –

я поклоняюсь.

За то, что стон земли моей опальной он повторил, как хор

венчальный;

за то, что где прошел он – счастья вестью – там процвела

земля сухая песнью;

за то, что он – как мы, утрат во власти – избрал высокий

подвиг счастья –

я поклоняюсь.

За то, что он ни одного соблазна не миновал бесстрастно,

и принял знак безжалостного знанья, как веры крест,

за то, что, в мудрости-изгнаньи истлев, воскрес –

я поклоняюсь.

За то, что он – то, чем я быть могла бы, когда бы он был

тем, чем я была;

за песни дар не знающей пощады, им данный мне – слу-

чайно или вольно,

за то, что мне так ничего не надо – и так больно;

за то, что чем темней моя темница, моя земная плащани-

ца – его тем ярче багряница –

я поклоняюсь –

в прахе и на плахе, и в исступлении, и в страхе, я надрыва-

юсь, я искрами ударов рассыпаюсь, золой по ветру разве-

ваюсь, я задыхаюсь, исчезаю –

я поклоняюсь.

О, мой заклятый Друг

И мой заветный Враг –

Чем ваш воздушней круг,

Тем мой бездушней шаг –

В мистический испуг

Лирический зигзаг,

Орфический мой Друг,

Гностический мой Враг.

Так, вам – цветущий луг,

А мне – сухой овраг,

Мой нелюбимый Друг

И нежно-чтимый Враг.

Моих пучину вьюг

Какой измерит лаг? –

Не ваш ли, страшный Друг?

Не ваш ли, милый Враг?

Мой мертвый узел туг,

Мой стих и нищ, и наг –

Еще стяните, Друг,

Еще снимите, Враг.

Но греют, точно юг,

Щедроты ваших благ –

Неумолимый Друг

И милостивый Враг.

И черный мой недуг

Укачивает маг –

Как вал качает струг,

Как ветер веет флаг.

Не всякий близок,

Как этот дорог враг –

Мой ненавистный Друг

И мой любезный Враг.