«Правильный ли ты выбрал путь? Не делаешь ли ошибок? Не боишься ли этих самонадеянных и крикливых людей, которые за своими истошными криками о победах просто не видят своей тупости и того, что они находятся на самом краю гибели?.. Нет, правильная дорога, господин инженер, правильная дорога, товарищ Заслонов!»

Под самый вечер Заслонову удалось, наконец, попасть на попутный поезд.

И в этот день и на следующий заглядывала Лена в соседний двор, надеясь там увидеть мешковатую фигуру Игната. Но его и след простыл. Даже старый Маслодуда, заметив ее частые приходы, посочувствовал ей:

— Скучаешь, Ленка? Ну не горюй, не такой он хлопец, чтобы пропасть ни за что, ни про что! Он свою дорогу знает!

— О ком вы это, дядька?

— Да о нем же!

— Еще бы что придумали… — не на шутку рассердилась девушка и, презрительно пожав плечами, круто повернула обратно.

Лену обижало пренебрежительное, как ей казалось, отношение старших. Отец обычно молчит, никогда не расскажет, что творится у них на заводе. Правда, за столом он порой жалуется на разные неполадки на работе, на беспорядок, на бессмысленные приказы немцев, которые только возмущают рабочих. Но о всем происходившем на заводе Лена узнает от редких своих и подруг, оставшихся в городе. От брата-железнодорожника совсем ничего не добьешься, что там делается в их диспетчерском управлении. Игнат, который до войны всегда рассказывал ей о всех событиях на заводе, в последние месяцы точно воды в рот набрал, то отмалчивается, то вечно спешит куда-то с разными своими делами. Конечно, Лена догадывается об этих делах. Лена сама выполнила несколько поручений Игната. Она ходила к одной девушке, знакомой еще по школе, а сейчас служившей уборщицей в районной комендатуре. На неогороженном дворе комендатуры был склад, приспособленный немцами под помещение для арестованных. Ключи от этого склада всегда находились на столе, в кабинете коменданта. Уборщица, улучив удобную минуту, сделала слепки с этих ключей на кусочке мыла и передала его Лене. Потом Лена видела, как Игнат целый вечер делал ключи по этим слепкам. А спустя несколько дней она прочла в местной газете о «наглой вылазке бандитов», которые почти в самом центре города освободили из тюрьмы полсотни арестованных и скрылись вместе с ними. Лена показала эту газету Игнату и с видом заговорщика спросила:

— Не твои ли там ключи поработали?

Игнат загадочно посмотрел на нее. И нельзя было понять, то ли сердито, то ли шутя ответил:

— За кого ты меня принимаешь, Лена?

Большего от него не добьешься. Лена даже собиралась обидеться:

— Никаких твоих поручений больше выполнять не буду.

И, не прощаясь, вышла из комнаты. Но он догнал ее на полдороге, ласково взял за руку, посмотрел в глаза:

— Будешь выполнять, Лена! Не для меня же ты стараешься. Может, те ключи вернули жизнь пятидесяти человекам, а ты вот дуешься, как маленькая девочка-капризуля. А как эти люди выбирались оттуда, это не так уж важно, лишь бы благополучно выбрались.

В тот вечер они долго говорили. Беседовали, как взрослые, серьезные люди, о жизни, о будущем. О нынешнем не вспоминали. Оно было таким жутким и неприглядным, что о нем и говорить не хотелось. Они даже поклялись друг другу ничего не пожалеть, даже самой жизни, чтобы любыми силами, любыми средствами избавиться от этой страшной доли. В тот вечер он впервые произнес то заветное слово, которое было предназначено только для нее одной, — люблю. Она боялась этого слова и вместе с тем страстно ждала его. Она знала, что оно не минует ее. Оно было такое желанное и в то же время неожиданное, что ей хотелось еще и еще раз услышать его.

— Ну скажи, Игнат…

— Что тебе сказать? — тихо спросил он.

— Ты сам знаешь…

И вместо слов, робко обняв, он впервые поцеловал ее.

Они склонились друг к другу и шли счастливые, радостные, сосредоточенные. Глухая улочка, по которой они шли, казалась им самой красивой на свете. И каждая мелочь, каждый камешек на дороге, замшелые ограды палисадников, ржавые жестянки номеров на домах — все это казалось близким, дорогим, своим. Тут же они ходили еще до войны — он на завод, она в школу.

…Несколько дней не было об Игнате никаких слухов. И, только встретившись случайно на улице с одним парнем, Лена, наконец, узнала, что Игната в городе нет, он вынужден был бежать из города к ушел, видно, к партизанам.

Тогда в сердце Лены вернулся покой, и она уже больше не ходила на Маслодудов двор. Даже сам старый Маслодуда, увидав ее на соседнем дворе, тихо спросил:

— А не знаешь ли ты, Ленка, куда девался мой квартирант?

— Откуда же мне знать про ваших квартирантов, вам виднее, где они ходят… — ответила она, но уже без всякой обиды и без всякого задора.

Маслодуда ничего не сказал в ответ, только задумчиво покачал головой да подумал вслух:

— А жизнь идет, ничем ты ее не остановишь!

В памятную ночь взрыва электростанции Игнат был на работе в своей смене. Взрывали станцию двое из Игнатовой пятерки. Тол для взрыва двух объектов — электростанции и гаража с отремонтированными танками — приносили на завод небольшими брусками в течение почти целого месяца. Электростанцию взрывал молодой инженер-электрик. Он выбрал удобное время, когда немецкий часовой на минуту отлучился, быстро зажег бикфордов шнур. Он уже вышел было со своим помощником из электростанции, когда раздался взрыв в гараже. Этот взрыв должен был отвлечь внимание немцев от электростанции. Как это бывает подчас с неопытными подрывниками, инженера взяло сомнение: а загорелся ли шнур? Инженер побежал обратно. Помощник бросился вслед за ним.

— Погоди, погоди, давай подождем немного, потом проверим! — приглушенно кричал он, пытаясь задержать товарища. Но не успел тот добежать к турбине, как вспыхнул ослепительный свет, что-то с пронзительным свистом пронеслось по залу, и с высокой прозрачной крыши посыпались стеклянные осколки. Шипел пар, вырывавшийся из лопнувших труб турбины. Помощник, брошенный взрывной волной на пол, увидел инженера. Тот лежал, раскинув руки, неподалеку от развороченной турбины. Когда помощник, с трудом держась на ногах, подошел к нему, инженер прошептал:

— Не надо… беги, спасайся…

Парень бросился поднимать товарища, он хотел поставить его на ноги. Но бессильное тело инженера оседало на пол, и тут только помощник заметил большую лужу крови на том месте, где лежал товарищ.

— Что ты делаешь? — еле слышно шепнул инженер. — Торопись, мне уж ничем не поможешь.

Он хрипел и захлебывался. Струйка крови стекала из угла рта. Помощник растерянно опустил инженера на пол и бросился за водой для товарища. А навстречу уже бежали немецкие солдаты из охраны завода, дико кричали:

— Стой, стой!

Инженер лежал неподвижно. Его помощник бросился обратно, прислонился к вывороченной взрывом станине, выхватил пистолет из кармана и начал лихорадочно отстреливаться. Через несколько минут инженера в бессознательном состоянии и тяжело раненного в перестрелке помощника взяли охранники. Одного понесли на носилках, другого вели под конвоем, беспощадно избивая, вымещая на нем свою злобу.

Игнат, взрывавший гараж, уже успел очутиться на другой стороне улицы за высоким забором и видел сквозь щель, как провезли на машине двух его товарищей, попавших в плен. Не ожидая, пока оцепят все ближайшие кварталы, огородами, дворами, руинами он добрался до квартиры руководителя пятерки, помощника машиниста из депо. Никто из пятерки, кроме Игната, этой квартиры не знал. И ему было разрешено явиться туда только в экстренном случае, — обычно связь с руководителем пятерки поддерживалась посредством явочных пунктов.

По возбужденному лицу Игната тот сразу понял, что важное задание выполнено.

— Взорвали?

— Взорвали…

— Товарищи?

— Попали в руки фашистов.

— Живые?