Он снова вошел в хижину и сказал:

— Привет, Казз, как живешь?

— Отлично, Монат. А твои как дела?

— Прекрасно. Ладно, Казз. Я начну с того места, на котором твой друг Бёртон остановился. Мы вернемся к тому первому разу, когда я говорил с тобой сразу после того, как ты заметил, что ни у меня, ни у Фрайгейта нет знаков на лбу. Ты ведь сейчас помнишь этот случай, так как я — Монат — велел тебе припомнить его.

Вернись к тому моменту, как ты сказал об этом Монату. Помнишь?

— Да, я помню.

— Где были ты, Монат и Фрайгейт?

— Мы были у питающего камня.

— В какой день или какую ночь это было?

— Я не понимаю.

— Я хочу сказать, сколько дней спустя после Дня воскрешения это случилось?

— Через три дня.

— Расскажи, что случилось после того, как ты им сказал об отсутствии у них знаков.

Казз, говоря монотонным голосом, описал события, которые последовали сразу за этим. Монат сказал, что он и Фрайгейт хотели бы поговорить с ним наедине. Они пересекли равнину и вышли к холмам. Там под гигантским железным деревом Монат пристально поглядел в глаза Каззу. Он не прибегал ни к каким механическим приспособлениям и даже не сказал Каззу, что он хочет делать. Монат просто загипнотизировал его.

— Мне показалось, будто что-то темное надвигалось от него. Что-то темное и очень могучее.

Бёртон кивнул. Он видел, как Монат демонстрирует свою силу. Этот «животный магнетизм», как он назывался во времена Бёртона. Монат куда более сильный гипнотизер, чем Бёртон, и именно по этой причине последний никогда не позволял арктурианцу гипнотизировать его. Больше того, Бёртон предпринимал предосторожности, которые помешали бы Монату захватить его врасплох. Прибегнув к очень тонкому самогипнозу, Бёртон внушил себе самому, что он никогда не должен разрешать себе подчиняться гипнозу Моната. Однако Монат мог оказаться обладателем такой силы, которая сняла бы эту команду, а потому Бёртон соблюдал железное правило — никогда не оставаться с Монатом наедине.

Эти предосторожности основывались на страхе, что Монат может случайно наткнуться на тот эпизод, когда Бёртона посетил этик. А это была сокровенная тайна Бёртона, которую он не хотел выдавать никому. Принимая эти предосторожности, Бёртон, конечно, и не подозревал, что Монат может оказаться сам одним из этиков.

Интересно было бы узнать, не является ли и Фрайгейт экспертом-гипнотизером? Этот парень никогда даже не намекнул, что он обладает этим даром. Но в свое время он категорически отказался от предложения Бёртона загипнотизировать его. В качестве причины он сослался на то, что не может вынести даже мысли о том, что потеряет контроль над собой.

Казз вспомнил, как во время этой встречи Монат бросил Фрайгейту несколько слов насчет способности неандертальца видеть символы на лбах других людей.

«Мы об этом ничего не знали. Надо сообщить в ШК сразу же, как появится такая возможность».

Итак, подумал Бёртон, Монат и Фрайгейт время от времени могут связываться с этиками. Как они это устраивают? Может быть, в качестве одного из способов связи у них есть договоренность о приземлении в заранее условленных местах летающих машин, одну из которых Бёртон видел мельком. Тех машин, что вдруг возникают и тут же исчезают из поля зрения во время полета?

Надо думать, эти двое не спускали с него глаз. Это и было одной из причин того, что таинственный незнакомец посетил его ночью и именно во время бури. Этот этик мог знать, что Фрайгейт и Монат входят в состав группы Бёртона. Однако он ни разу не упомянул о них и даже не предупредил Бёртона о такой опасности.

Больше того, Монат сказал тогда Каззу, что начиная с этой минуты тот будет видеть знаки на его лбу и лбах его двух товарищей.

Но почему он не дал Каззу установку видеть такие знаки на всех, кто на самом деле их не имел?

Может, он подумал, что в этом нет необходимости? Ведь шанс наткнуться на другого неандертальца, которые вообще очень немногочисленны, был очень мал. И все же такая установка полностью снимала бы опасность разоблачения других агентов.

Объяснение, вероятно, очень простое. Монату пришлось бы описать знаки каждого агента, шныряющего по долине. А их могли быть сотни и даже тысячи, насколько мог судить Бёртон. Так что попытка выйти из затруднения таким образом была просто неосуществима.

Монат не очень ошибался, думая, что неандертальцы попадаются очень редко. За все время путешествия Бёртон насчитал их не больше сотни. И всех их, кроме Казза и Бесст, он видел мельком, на большом расстоянии и в течение лишь одного-единственного дня.

И все же они встретились с Бесст.

Бёртон постарался припомнить точные обстоятельства, при которых они встретились. Это было три года назад, когда они вышли вечером на берег. Тот район был населен преимущественно китайцами из XIV века нашей эры и древними славянами. Бесст жила с китайцем, но с самого начала она дала понять, что хочет уйти на судно вместе с Каззом. Было темно, и поэтому она могла и не заметить чего-то странного во Фрайгейте и Монате (не считая, конечно, того обстоятельства, что последний вообще не человек).

Казз и Бесст увлеклись друг другом и разговаривали до поздней ночи. Когда ее сожитель приказал ей следовать за ним, Бесст начисто отказалась. Наступил довольно сложный момент, когда всем показалось, что китаец собирается броситься на Казза. Однако разум все же победил. Тот понял, что хоть он и выше неандертальца, но куда слабее. Казз был ростом невысок, но его массивный костяк и мощные мышцы делали его куда более сильным, чем современные люди. А страшное свирепое лицо могло напугать кого угодно.

Парочка отправилась на судно, чтобы провести ночь вместе. Видимо, заснули они где-то перед самым восходом. Мог ли Монат в это время подобраться к Бесст? Возможно. Хотя Бёртон не понимал, как тот мог этого добиться. Однако Бесст никогда и словечка не проронила насчет знаков на лбах Фрайгейта и Моната.

Казз кончил свое повествование о той встрече. Он был краток и подтверждал все то, что априори предполагал Бёртон.

Он отправил Казза за Бесст, приказав ему быть очень осторожным. Через несколько минут тот вернулся с женой. Бёртон сказал, что ее любопытство он удовлетворит потом, а пока — не разрешит ли она загипнотизировать себя? Бесст была совсем сонная и легко согласилась. Она села в то же кресло, где раньше сидел Казз.

Назвавшись Монатом, Бёртон приказал ей вернуться к тому времени, когда Монат загипнотизировал ее. Как он и думал, это произошло после того, как она и Казз легли спать. Монат просто описал ей те знаки, видение которых на лбах трех агентов он внушил ее приятелю. Затем он приказал ей в дальнейшем видеть эти знаки и наяву. Вся операция была осуществлена быстро и без всякого шума.

Монату и его друзьям сильно повезло. До того как Казз повстречал Спрюса, он видел только двух людей без знаков. И первый такой случай имел место в День воскрешения. Он окликнул этого человека, спрашивая, почему у того нет знаков. Человек убежал, причем, возможно, не потому, что понял Казза, а потому, что неправильно интерпретировал его намерения.

Позднее, уже после встречи с Бёртоном, Казз пробовал рассказать ему то, чему был свидетелем, но в те времена ни тот ни другой не имели общего языка. А потом Казз просто позабыл об этом случае, ведь все силы уходят на то, чтобы выжить.

Вторым человеком, у которого не было знаков на лбу, была женщина-монголка. Это случилось в полдень. Женщина только что вышла из Реки, где она купалась. Казз попробовал заговорить с ней, но ее мужчина, у которого такой знак имелся, увел женщину с собой. Видимо, он ее приревновал, так что, как и в первый раз, намерения Казза были истолкованы неверно.

Пока Бёртон и другие вели переговоры в Доме Совета с главой поселения, Казз оставался снаружи сторожить корабль. Когда женщина ушла, к Каззу подошли несколько местных и предложили выпить вместе самогона из лишайников, чтобы познакомиться и поболтать. Эти люди никогда не видели неандертальцев, и спирт должен был послужить средством разговорить его. Казз легко соблазнился бесплатной выпивкой и к тому времени, когда его товарищи по плаванию вернулись, был здорово пьян. Бёртон обошелся с ним сурово, чтоб Казз закаялся пить, находясь на посту.