Все, что осталось от мечты Шварца и беззаветной преданности его жены, — это безобразная куча скрученного серебристого металла. Вот так бывает с мечтой, если у руля становятся огромный фаллос, лилипутский мозг и мышиная отвага. Ну а если бы на месте этого болвана оказалась женщина, уж ее-то имя наверняка попало бы в Историю. Вот смотрите, что получается, если баба вылезает из своей кухни!.. Если бы Бог намеревался…
Джилл вздрогнула, горячая боль пронзила сердце. Возьми себя в руки, сказала она себе. Хорошо, еще сейчас воздух прохладен, а то так и взорваться недолго.
Она очнулась от своих грез. Пока она тут воображала чувства, обуревавшие фрау Шварц, ее собственное каноэ течением уже отнесло назад. Огонь стал меньше, голоса доносились глуше, а она ничего не заметила. Надо, черт возьми, быть повнимательней, выругалась она. Следует всегда быть настороже, иначе ты никогда не докажешь будущему начальству, что обладаешь достаточной квалификацией, чтобы стать членом команды корабля. А может, и капитаном?
— Времени нам хватит! — гремел между тем Фаербрасс. — Это вам не какой-нибудь долбаный правительственный контракт — вечно недофинансируемый и подгоняемый в хвост и в гриву проект! Пройдет тридцать семь или даже больше лет, пока Сэм доберется до конца Реки! А нам потребуется только два, ну, может, три года, чтобы закончить свою зверюгу. А пока для тренировок будем пользоваться аппаратами с мягкой оболочкой! А затем мы — ого-го! — стартуем к диковинным голубым небесам, к Туманному морю Северного полюса, где живет не какой-нибудь вшивый Санта-Клаус, а Некто, принесший нам такие подарочки, которые делают святого Николая чуть ли не самым распоследним скупердяем в мире! Вперед же — к Туманной Башне, вперед к всамделишному Святому Граалю!
Тут в разговор вступил четвертый. Говорил он приятным баритоном, причем сразу было заметно, что английский ему не родной язык. Что же в нем такое? Звучит вроде как французский акцент, но… Да, конечно! Это же, должно быть, Савиньен Сирано де Бержерак, если верить слухам, дошедшим до нее через сотни уст! Ей показалось просто невероятным, что скоро она будет вот так запросто разговаривать с ним! А может, и не придется — на Реке ошивается множество всякого рода самозванцев.
На мгновение наступила тишина. Тишина, возможная только на Реке, когда мужики наконец затыкают свои глотки. Тут ведь нет ни птиц, ни животных (в частности, вечно лающих собак), никаких механических чудовищ, ревущих, воющих, жужжащих, лязгающих, нет вопящих гудков, нет рыдающих и стонущих сирен, нет визга тормозов, нет радио и галдящих громкоговорителей. Только плеск воды, набегающей на берег, да редкие шлепки рыб, выскакивающих в воздух и шлепающихся обратно в привычную им стихию. И еще потрескивание сучьев в костре.
— Ах! — воскликнул Фаербрасс. — Какой покой! Это лучше всего, что было у меня на Земле. Свобода! Свобода! Но когда же они появятся здесь, эти воздухоплаватели?! Мне нужны люди с опытом, нужны настоящие специалисты по этим пузырям, наполненным газом!
Шварц смачно пошлепал губами — Джилл видела поднятую к губам бутылку — и ответил:
— Вот оно как! Значит, у тебя все же кое-что свербит? Каноэ коснулось берега, и Джилл выскользнула из него, даже не зачерпнув в лодку воды. Вода в этом месте достигала ей до пояса, но одежда с магнитными скрепками не промокла, и тело осталось сухим. Она прошла к берегу, подняла нос длинного и тяжелого каноэ, а затем медленно повела его за собой, пока не ступила на сушу. Нос каноэ опустился, и Джилл потащила лодку по песку, пока она не вышла из воды целиком. Сам пляж выступал всего лишь сантиметров на тридцать над поверхностью Реки. Джилл постояла, обдумывая, что ей делать дальше, и все-таки решила идти без оружия.
— О, я их рано или поздно все равно получу, — заговорил между тем Фаербрасс.
Джилл подошла совсем близко, бесшумно ступая по короткой траве.
— А вот и то, что вы ищете, — сказала она громко.
Все четверо стремительно обернулись, один чуть не упал и ухватился за другого. Они таращились, их рты и глаза на светлом фоне лица смотрелись как черные провалы. Подобно ей, они были закутаны в ткани, только последние отличались очень яркой раскраской. Будь она врагом, то успела бы проткнуть стрелой каждого, прежде чем они схватились бы за оружие, если допустить, что оно у них было. Потом-то она разглядела, что у них имелись пистолеты, положенные на шляпку «гриба».
Пистолеты! Металлические! Значит, все-таки это правда!
И вдруг в руке самого высокого из четверых она увидела рапиру — длинный стальной клинок с остро заточенным концом. Другой рукой он откинул капюшон, показав продолговатое смуглое лицо с огромным носом. Точно! Это должен был быть легендарный Сирано де Бержерак!
Сирано от неожиданности перешел на французский семнадцатого века, из которого она с трудом поняла всего лишь несколько слов.
Фаербрасс тоже откинул капюшон.
— Я чуть не наложил в штаны! Почему ты не предупредил нас о прибытии?
Она опустила капюшон еще ниже.
Фаербрасс подошел к ней и оглядел внимательно.
— Это баба!
— Тем не менее я ваша! — ответила Джилл.
— Чего-чего?
— Вы что, английского не понимаете, что ли? — бросила она с сердцем.
Ее гнев относился в первую очередь к ней самой. Она была так взволнована, хотя и хотела казаться спокойной, что даже заговорила на диалекте тувумба. С тем же успехом она могла бы воспользоваться и чистым английским Шекспира — они все равно не поняли бы ни черта. Она повторила сказанное на стандартном среднезападном американском, который она выучила с большим трудом.
— Тем не менее я ваша. Между прочим, меня зовут Джилл Галбирра.
Фаербрасс представил ей себя и своих друзей, а потом произнес:
— Мне надо выпить!
— Я и сама охотно выпью, — сказала Джилл. — Это глупость, будто алкоголь согревает, но зато он заставляет вас думать, что вы согрелись.
Фаербрасс наклонился и взял бутылку — первое стекло, которое Джилл видела за многие годы. Он протянул бутылку Джилл, и она глотнула скотч из горла, даже не обтерев его. В конце-то концов, на Реке нет болезнетворных микробов! И у нее отсутствовали предрассудки насчет питья из бутылки, из которой только что пил метис. Разве ее бабушка не была аборигенкой? Конечно, або — это вам не негры. Это белые с очень темной кожей.
И с чего это ей в голову лезет такое?
Сирано, выставив голову вперед и согнув спину, медленно подошел к ней. Он оглядел ее с головы до ног, покачал головой и сказал:
— Mordioux[81], у нее волосы короче моих! И никакой косметики! Вы уверены, что это действительно женщина?
Джилл прополоскала рот виски и проглотила жгучую жидкость. Виски было прекрасно, и оно быстро согрело ее.
— Посмотрим, — сказал француз. Он положил ладонь на ее левую грудь и тихонько сжал.
Джилл с силой двинула его кулаком в твердый живот. Сирано согнулся вдвое, и Джилл нанесла ему удар коленом в подбородок. Сирано рухнул как бревно.
Фаербрасс сказал:
— Это что еще за шутки? — И уставился на нее в полном недоумении.
— А как бы ты повел себя, если б он ухватил тебя за член, чтобы проверить, мужчина ли ты?
— Просто обалдел бы, милочка! — сказал Фаербрасс. Он оглушительно захохотал и принялся отплясывать, тогда как двое друзей глядели на него с таким видом, будто считали, что он спятил.
Сирано с помощью рук встал на колени, а потом с трудом поднялся на ноги. Лицо его раскраснелось, рот свирепо ощерился. Джилл хотела отступить назад, особенно после того, как он поднял рапиру. Но она даже не шевельнулась и голос ее не дрожал, когда она сказала:
— Вы всегда так грубо фамильярны с незнакомыми женщинами?
По телу Сирано прошла дрожь. Краска сошла с лица, зубной оскал превратился в смущенную улыбку. Он поклонился:
— Нет, мадам, и примите мои извинения за столь возмутительные манеры. Обычно я не пью, поскольку не люблю туманить себе мозги и пробуждать в себе зверя. Но сегодня мы отмечали годовщину отплытия корабля.