В кружке Шнейдера в эти дни шла лихорадочная деятельность. Главное внимание было обращено на установление и расширение связи с воинскими частями. Но в январские и февральские дни было несколько совершенно непонятных провалов, и потому приходилось быть особенно осторожными.

15 февраля Шнейдер был на заседании районного комитета, членом которого он был от студенчества, так же как и Макс.

В накуренной тесной и душной комнате, засоренной окурками, с мокрыми пятнами на полу от сапог, сидели несколько человек. Те, кому было место, сидели за столом, а остальные поместились на продавленном диванчике у стены.

Разговор шёл о том, какой тактики должна держаться партия большевиков в назревающих событиях.

В начале стола занимал место один из членов Петербургского комитета — широкоплечий, с большой русой бородой, в военной гимнастёрке.

— Товарищи, — сказал он, — опять всё тот же вопрос — об оружии. События катятся с молниеносной быстротой. А наши силы слабы, нечего закрывать на это глаза: демонстрация четырнадцатого числа прошла неважно. Но в то же время движение растёт. Откуда брать оружие?

Начав говорить, он взял со стола коробку спичек и то отодвигал, то задвигал ящичек.

Кончив говорить и задав последний вопрос, он отложил спички и, сложив на столе руки, вопросительно оглядывал сидевших.

Рабочий, сидевший в дальнем углу, двинул своими густыми бровями и сказал:

— Оружие от солдат, я думаю.

— Ты что же, предполагаешь организацию дружин? — спросил председатель, подняв руку и поморщившись в ту сторону, где разговаривали.

— А что же больше?

— А на мой взгляд, вряд ли можно революцию обеспечить рабочими дружинами. Ну, наберёшь ты револьверов, ружей, допустим, достанешь, — сказал русобородый председатель, взяв опять со стола коробку спичек, — а войска располагают артиллерией. Что ж ты и пойдёшь против них с этими хлопушками?

И он пренебрежительным жестом опять бросил коробку на стол.

— Конечно, ерунда, — проговорили несколько голосов.

— Почему ерунда?

— Потому что ерунда! Надо налаживать связь с казармами. Когда движение разрастётся, правительству не хватит одних полицейских, и ему придётся прибегнуть к помощи войск, а мы хорошо знаем отношение солдат к войне. Конечно, они будут с нами, а не с полицейскими, которых они ненавидят за то, что они укрылись от войны.

— А я бы вот что предложил, товарищи! — сказал человек в стёганой солдатской куртке с тесёмочками.

Все повернули головы к нему, но в этот момент дверь распахнулась и быстро, запыхавшись, вошёл человек в короткой военной меховой куртке.

Он остановился посредине комнаты, беспокойно играя английским ключом на тесёмке, и странно внимательно осмотрел сидевших за столом.

Все с удивлением смотрели на него

— Алексей, что с тобой? — спросил председатель.

— Макса тут нет? — спросил пришедший вместо ответа и опять оглянулся по всем углам.

— Нет, а что? Он должен скоро быть.

— Ну, так вот… он провокатор!..

Пришедший, сказав это, дрожащей рукой вынул из портсигара папиросу и, сев боком к столу, выдохнул первую глубокую затяжку.

— Скоро самому себе перестанешь верить! — сказал человек в косоворотке с кавказским ремешком, сделав рукой жест, как будто что-то с омерзением бросая на пол.

— Что же теперь делать?

— В этих случаях известно, что надо делать.

— Я с пятнадцатого года за ним слежу, когда он после ареста вернулся, — сказал Шнейдер.

— А доказательства.

Пришедший вынул из внутреннего кармана какие-то бумажки и молча бросил их на стол.

Все встали со своих мест и нагнулись головами над зловещими клочками.

Русобородый председатель сел на место и сказал:

— Ввиду особенной серьёзности положения, нужно с возможной быстротой реагировать на это дело.

— То есть? — спросил человек в куртке и пенсне, сидевший позади него.

— То есть объявить выговор, — иронически сказал председатель, пожав плечами на наивность такого вопроса. Потом, сделавшись серьёзным, прибавил: — Вопрос только в том: кто, где и как?

Наступило тяжёлое молчание.

— Итак, первый вопрос, товарищи: к т о?

— Я, — сказал Шнейдер.

— Хорошо… Ещё кто? Одного мало.

Все сидели, оглядываясь друг на друга.

— Товарищи, скорее, он может прийти каждую минуту.

— Давайте уж я, — сказал человек в солдатской стёганой куртке.

— Оружие есть?

— Само собой, — проговорил тот, пожав плечами.

— Теперь: где и как?

— Как — это известно, а вот где — это вопрос.

— Я спрашиваю, к а к — не в том смысле, а каким образом н а п р а в и т ь его туда, куда нужно.

— Командировать, положим, хоть в Озерки для переноса нашей типографии. Для этого как раз нужно ночное время, то есть сегодня же.

— Принято?

— Ладно.

— Теперь ещё одно слово. Будет хуже, если он нас предупредит… явится сюда с «компанией»…

И как бы в ответ на это раздался условный звонок три раза.

Все невольно оглянулись в сторону двери.

— Товарищи, не делайте страшных лиц, — сказал председатель торопливо и, вынув из кармана колоду карт, сказал: — Кладите деньги на стол.

Но в это время дверь открыли и в комнату вошёл весёлый и добродушный Макс.

— Что, испугались, а я ключ забыл, — сказал он, бросая шапку издали на окно.

— Да, мы уж тут на всякий случай маскировку сделали.

— Свежие новости, товарищи! — Макс привычным жестом своего человека взял свободный стул и подставил его к столу рядом с председателем.

— Ты всегда молодец на это.

— Ещё бы не молодец! — И пришедший хлопнул по плечу русобородого председателя, который добродушно улыбнулся на эту фамильярность доброго товарища.

— В чём же дело?

— Дело в том, что предполагается стянуть в город казачьи части, даже самоё Дикую дивизию… Начальником охраны города уже не генерал Чебыкин, а полковник Павленко… Отсюда явствует, что дело подавления революции переходит в руки военных властей. Нас, так сказать, повысили в чине.

Председатель, одной рукой держась за свою сильно растущую бороду, как бы с живым интересом слушал, повернувшись лицом к сидевшему рядом с ним Максу.

— А ты молодец раздобывать сведения, — сказал он наконец.

— А ты как же думал? — сказал Макс.

Оживлению докладчика странно противоречило неприятно тяжёлое молчание всех находившихся в комнате. Одни сидели, повернувшись боком к столу, и не смотрели на говорившего, другие курили, изредка поднимая на него глаза и сейчас же отводя их. И он никак не мог поймать ни одних глаз, которые бы не ускользали от него. Только сухое лицо Шнейдера с его жёсткими, мелко кудрявыми волосами было спокойно-неподвижно, и его серые глаза, не отвечая на оживление докладчика, прямо смотрели на него. Было заметно, что это лицо действовало неприятно на Макса, но он делал вид, что не замечает тяжёлого взгляда этих серых глаз.

— Что же ты предлагаешь? — спросил председатель, как бы дружески положив свою большую руку на плечо говорившего.

— Я предлагаю усилить связь с войсками. Соберёмтесь здесь или ещё где-нибудь в следующую пятницу, и я приведу товарищей из Семёновского полка.

— А почему непременно в пятницу?

Макс насторожился.

— Просто так… можно и в другой день. Они наладят нам связь с целым полком.

Чем дальше говорил Макс, тем чаще у него мелькала в глазах едва заметная тревога, главным образом потому, что глаза всех убегали от него, и он стал иногда испытывающие оглядывать всех. Один раз даже сказал:

— Что вы это все какие-то странные… невесёлые?

— Отчего же быть особенно весёлым?… Провалов, как т е б е и з в е с т н о, очень много в последнее время. Ведь это ты такой жизнерадостный, что на тебя ничего не действует.

— Что ж, революция такое дело, без жертв не обойдёшься. Нос на квинту вешать нечего.

— Да, без жертв не обойдёшься…

Макс опять бросил на председателя тревожный взгляд, уловив странность его интонации.