— Сэр, докладывает четыре-два. Корабль под контролем! В машинном отделении повышенная радиоактивность!

Де Вет бросился вниз, перепрыгивая через ступеньки. Голова кружилась от взрыва, перед глазами плыло. В коридорах то тут то там попадались тела, поскольку униформа была почти одинакова, определить, кто это был — штурмовики или танго сразу было невозможно. Сориентировавшись в узких коридорах, Де Вет через несколько минут вышел к люку, ведущему в машинное отделение — и тут напоролся на дока Картрайта и нескольких его коллег в странных белых комбинезонах. В голову полковника пришла несвоевременная мысль, что какой комбинезон не надень — от ядерного взрыва не спасет…

— Идите на… отсюда! — доку Картрайту было не до политкорректности — не толпитесь тут. Лучше ищите еще один заряд — здесь только один.

Твою мать…

— Ну что вылупились — заорал Де Вет на столпившихся позади него бойцов — приступить к зачистке! Что встали как стадо баранов! Разбились на пары и вперед! Мать вашу!

Первый заряд обезвредили через двадцать минут. Второй так и не нашли.

— … Повторяю! Первый подарок получили! Второй подарок пропал, найти не можем! Второй пропал, найти не можем.

— Вас понял! Конец связи. — я отключил связь, поднял глаза на сидящих вокруг стола контр-адмирала Корелли и моего отца — первый заряд обнаружен, обезврежен. Второго нет.

— Твою мать! — не сдержался Корелли, хватил кулаком по столу — твою мать…

— Пойдем ка — отец поднялся, направился на выход из капитанской каюты. Делать было нечего — я пошел за ним. Мы шли по узким коридорам авианосца, шли довольно долго — и наконец, вышли на палубу. Без единого огонька, с замершей на палубе жизнью, авианосец производил жутковатое впечатление, этакого "Летучего голландца". Невдалеке виднелись серые силуэты других кораблей авианосной группы.

Отец пару минут смотрел на водную гладь за бортом, я ему не мешал — когда отцу надо было подумать, он обычно смотрел или на воду или на огонь. Наконец, что-то решил для себя он повернулся ко мне:

— Ты понимаешь, что у меня не было другого выхода?

Да был, конечно…

— Какая теперь разница — сказал я — теперь об этом говорить поздно, да и глупо. Давай сначала решим неотложные дела, потом и будем рассуждать кто прав, а кто — нет.

— Ты прав — удовлетворенно кивнул отец — есть дела и поважнее. Например с пропавшей второй боеголовкой. Особенно если учитывать, что через два дня — визит президента.

— Надо еще раз допросить Ковальски — сказал я — он явно темнит. И он явно должен знать где находится второй заряд, при первом допросе он это скрыл, а мы не подумали задать прямой вопрос.

— Надо бы конечно — вздохнул отец — но для этого надо уметь вызывать духов. Ковальски умер после допроса.

— Что?!

— Вот так вот — сказал отец — тех, кто допрашивал, уже арестовали. Скорее всего, среди них есть кто-то, кому не понравились песни Ковальски. Впрочем, если мы и поймем кто — все равно это будет мелкая сошка. С Ковальски сейчас спроса нет. Поэтому остается один выход — поговорить с Николь. И это должен сделать ты.

— Не буду — упрямо сказал я.

— Идиот ты — резко сказал отец — так и не повзрослел ни на грамм. Как был пацаном несмышленым, так им и остался. Если не хочешь взяться за ум — так хоть сделай это как профессионал для того, чтобы получить нужную информацию. Николь долгое время находилась рядом с Ковальски, может даже спала с ним (странно, но при этих словах я вдруг почувствовал раздражение, хотя дал себе зарок выбросить ее из головы и не думать о ней никогда). От человека, который находится рядом трудно что-то скрыть. А в нашем деле даже обрывок информации может оказаться ценным. Ну что?

— Если ради родины — протянул я с ухмылкой.

— Какой же ты дурак… — еще раз сокрушенно пробормотал отец — какой же ты все таки дурак…

Николь сидела в одной из кают, в которой не было иллюминаторов, в которой было удобно, которая располагалась там, где не ходило много народа и которую охраняли, сменяясь, по два морских пехотинца США. Опасались не столько побега Николь — куда она побежит с авианосца, в конце концов, сколько попытки убрать важного свидетеля. Однако меня морпехи пропустили без проблем — что я взял себе на заметку. Надо сообщить их командиру — даже знакомого человека так пропускать не должны. Удара можно ждать с любой стороны.

Я закрыл дверь и… замер на пороге. Блин, когда я сюда шел — я репетировал, что я должен сказать. Переступив порог понял, что все эти репетиции — чушь собачья. А еще я понял, что отец прав — я и в самом деле дурак. Набитый.

— Привет — сказал я, чувствуя себя полным идиотом.

— Привет…

Вот и все. Больше сказать нечего. Сою, топчусь как дурак, глаза в пол опустил.

— Спрашивай — устало сказал Николь — ты же за этим сюда пришел. Спрашивай.

— Да пошла ты! — выругался я, развернулся, пинком открыл дверь. Пошел по коридору.

— Стой! — я замер услышав этот крик. Медленно повернулся. В двери каюты стояла Николь. Морские пехотинцы глядели на нас во все глаза.

Не-е-ет, все таки я не дурак… Не дождетесь…

— В каюту никого не пускать! — сказал я, проходя мимо стоящего на часах морпеха.

— Есть сэр!

… освободились мы короче только через два часа. Конечно… век бы это все не спрашивать, не выискивать правду, на каждом шагу сталкиваясь с предательством. Да видимо судьба у меня такая. У меня и у всей семьи. По линии отца дед служил в армии, отец в разведке, я вот тоже непонятно где — то ли в армии, то ли в разведке, то ли и там и там одновременно… По линии матери… Об этом никто не говорил в семье, но мой дед по линии матери, этнический немец появился в Аргентине в конце сорок пятого. Вот и делайте выводы…

— Николь, я все-таки должен у тебя спросить — начал я, ненавидя себя за это.

— Спрашивай — завернувшись в простыню, Николь курила в кресле, выпуская колечки дыма и следя за тем, как они растворяются в воздухе — я же понимаю, что тебе нельзя без твоих ковбойских игр. Как впрочем и любому нормальному мужику… Спрашивай…

— Ты близко знала Ков… Каллагена?

— Хочешь спросить, не спала ли я с ним? Нет, не спала, если тебя это так волнует. Хотя надо было.

— Да не об этом речь — на меня опять, почему то накатило раздражение — речь совсем о другом. Этот человек кое-что спрятал. И мы не можем это найти.

— Так спросите у него. При чем здесь я?

— К сожалению, он не сможет ответить.

Мы с Николь долго смотрели друг на друга.

— Понятно… наконец протянула она — ковбойские игры. И что же вы потеряли?

— Одну вещь — говорить, что именно я не мог — секретную. Очень секретную. И скорее всего он спрятал ее либо в зеленой зоне, либо по дороге к аэропорту. Ее надо найти — и быстро. Меня интересует — не отлучался ли он куда-то без видимой причины. Вообще все его странные поступки, связанные с каким-то местом. Даже если это кажется глупым — все равно говори.

Николь немного подумала. Докурила сигарету до конца, раздавила окурок в пепельнице. И, наконец нехотя сказала:

— А знаешь, был один странный случай…

— Да?

— Ты ведь знаешь, что я здесь под прикрытием. Мое прикрытие — финансовая ревизия. И какое-то время я все равно должна была проводить эту ревизию, чтобы прикрытие было достоверным.

— Ну и?

— Как-то раз я наткнулась на одну очень интересную трату денег. В квартале, недалеко от аэропорта и от ведущей к нему дороге был куплен дом, непонятно зачем. Выглядело как обычное нецелевое расходование средств, и я подала документы в Минюст. Через два дня Каллаген вызвал меня, он был в ярости. Бросил на стол мою же бумагу и сказал, чтобы я не лезла в то, что меня не касается. Это важная операция и для чего нужен этот дом — не моего ума дело. Тебе это интересно?