Сбоку хлопнула автомобильная дверь, раздался резкий, раздраженный голос. Я только хотел спрыгнуть с кузова и посмотреть, что происходит, как вдруг понял, что неизвестный говорит… по-английски!

С этого момента я действовал совершенно инстинктивно. Первым делом я залег на ящиках так, чтобы меня не было видно. Пулемет я аккуратно, стараясь не нашуметь, отложил в сторону (хотя в шуме улицы меня вряд ли бы услышали). Нащупал автомат, перевел предохранитель на автоматический огонь, искренне надеясь, что щелчка не услышат с улицы. И, подкравшись к борту, осторожно и медленно отодвинул край одного из бронежилетов, чтобы увидеть, кто это еще кроме нас такой отморозок, что ездит в Садр-Сити. Глянул — и тут же отшатнулся, как будто увидел на оживленной иракской улице привидение. Прислонился спиной к борту Ошкоша, пытаясь прийти в себя и осознать происходящее. В голове вертелось только одно: не может этого быть!

Чуть сбоку от нас стоял армейский «Хаммер», бронестекла из дверей были сняты, и можно было видеть всех, кто сидит в салоне. Водитель вышел из машины и осматривал переднее крыло, несильно поцарапанное столкновением, еще кто-то на повышенных тонах разбирался впереди с сержантом Андерсоном. А на заднем сидении Хаммера сидел… мертвец. И для мертвеца он выглядел весьма и весьма неплохо.

Полковник Ковальски. Мартин Ковальски. Человек, которого я убил в девяносто девятом…

Мерзкий, пронизывающий до костей ветер гулял сегодня на Косовом поле, мрачные темно-серые тучи обнимали покрытие лесом склоны гор, снег с дождем то прекращался, то начинал падать вновь. Поганая погода, хороший хозяин в такую погоду собаку не выпустит…

Если ехать от Косовской Митровицы на север, то узкая дорога пойдет через лесной массив, который, наверное, помнит еще и турецкое владычество. Лес стоял здесь издревле, служа жившим в этих края сербским крестьянам укрытием во время войны, в мирное время из деревьев строили крепкие надежные дома, топили печи, в лесу водилось немало зверья, на которое можно было поохотиться.

Но о мирной жизни этот лесной край давно уже забыл. После второй мировой войны в край пришли албанцы, тогда их было совсем немного, и маршал Иосип Броз Тито разрешил им поселиться на святой для любого серба благодатной земле Косова поля. В основном это были зажиточные крестьяне, которые не захотели объединяться в колхозы и были вынуждены бежать с родной земли, были там и сторонники политического оппонента Ходжи — министра обороны Албании Кочи Дзодзе, которого Ходжа приказал расстрелять за шпионаж в пользу Югославии. В Албании, под властью кровавого тирана Энвера Ходжи всех этих людей ждала лютая смерть, и сербы приютили изгнанников на своей родной, исконно сербской земле.

В девяностые албанцы, уже размножившиеся настолько, что стали доминирующей этнической группой в Косово, сполна расплатились с сербами за гостеприимство. Они сказали, что Косово поле всегда было албанской землей, и стали жестоко и исподтишка убивать сербов одного за другим. В лесу появились отряды партизан, пришедшие из Албании грабить и убивать — сама Албания была настолько нищей, что грабить там было просто нечего и некого. И закрутилась кровавая карусель партизанской войны, разрушая то, что строилось десятилетиями и веками.

В конце девяностых сербы, казалось, возвратили себе родную землю — отряды специальной полиции, сербского армейского спецназа, сербские и русские добровольцы выбили боевиков почти со всей территории Косово и восстановили порядок в крае. На какое-то мгновение лес снова стал мирным, таким в который можно ходить без опаски.

Но люди, сидевшие далеко от этого маленького, благодатного края, в огромном пятиугольном здании на другом континенте решили, что то что происходит — неправильно. Европа объединялась, вводила новую единую валюту — и у "мирового острова" в будущем мог появиться смертельно опасный конкурент. А если Европа объединится с огромной, богатой природными ресурсами Россией — то и вовсе создавалась непоколебимая тысячелетняя империя, невиданная по своей мощи и не нуждающаяся больше в поводырях из-за океана. Тогда владычеству «общечеловеков» приходил конец. И решили «общечеловеки», что в Европе надо создать конфликт, нанести ей рану, которая будет болеть и гноиться десятилетиями, создать неподконтрольное никому криминально-террористическое государство, жители которого будут жить за счет наркоторговли и разбойных набегов на богатых соседей.

Сказано — сделано. И завыли над древней сербской землей сирены, извещавшие о том, что пришла новая, невиданная доселе беда. Гуманитарная смерть, посылаемая с ракетных крейсеров, подводных лодок и парящих высоко в небе стратегических бомбардировщиков ежедневно собирала кровавую гуманитарную жатву под злобный визг проповедующих "общечеловеческие ценности" газетных шакалов.

Смерть была неразборчивой. Военные и полицейские просто так ей не давались — зарывались в землю, маскировались, устанавливали ложные цели. Управляемые бомбы и ракеты падали на бочки с горючим, на жестяные макеты танков с костром внутри, на открытые микроволновые печи. Сербы злобно огрызались — один за другим падали с черного, дышащего смертью, враждебного неба истребители и бомбардировщики с сатанинской четырехконечной звездой на фюзеляже, у них отказывали двигатели, они теряли ориентацию и врезались в землю, у них в самый неподходящий момент заканчивалось топливо. И тогда смерть собирала свою кровавую жатву среди тех, кто не мог ей сопротивляться, кто не прятался в лесных укрытиях, ежедневно меняя позиции и готовясь к жестокой партизанской войне с наземными силами вторжения. Она собирала свою смерть среди женщин, стариков, детей, не брезговала ни сербами, ни албанцами, никем.

Только позавчера лес пережил очередной налет. В нем остановилась на ночь сербская мотострелковая рота. Выставили охранение, оборудовали как всегда ложные позиции с ложными мишенями. И не ошиблись — в восемь часов утра самолеты НАТО нанесли массированный удар управляемыми авиабомбами по лесу, основываясь на данных спутниковой разведки. Несколько десятков бомб, каждая весом в полтонны с корнем выворотили из земли столетние деревья и вдребезги разнесли позиции сербов. Пустые позиции. Сербы ушли из леса в семь часов утра…

А сегодня в лесу снова появились гости. Наверное, это были самые опасные люди из всех, которых видел древний сербский лес…

— Товарищ майор!

— Что у тебя, Алексей?

— Похоже, мы снова нанесли удар по пустому месту! Ни одной единицы уничтоженной сербской бронетехники, зато есть свежие следы, ведущие в сторону Косовской Митровицы. Видимо сербы ушли как раз перед ударом.

— Сука…

Три человека стояли в разорванном бомбами сербском лесу, внимательно осматривая местность. Вообще то людей было семеро — но в открытую стояли только эти трое, две боевые пары замаскировались неподалеку, держа под прицелом опасные направления.

Шесть человек из семи, которые находились в этом лесу, были одеты в русский пятнистый камуфляж "Серые волки" и утепленные туристические русские куртки. Вся одежда, вплоть до нижнего белья, одетая на них была изготовлена в СССР или в новой России, «разгрузки» и десантные рюкзаки были такими, какие использует Российская армия. Все они прекрасно, без малейшего акцента говорили на русском языке и на разведвыходе не использовали никакого другого языка кроме русского. Оружие у них также было в основном русским — четыре автомата АКМ с подствольниками ГП-25 и магазинами, связанными попарно синей изоляционной лентой, один пулемет ПКМ и одна югославская снайперская винтовка М78. Даже сигареты в карманах — и те были только российского производства.

У каждого из этих шести на камуфляже была нашивка, изображающая двух белых волков на мрачном фоне кладбища — один, на заднем плане выл, задрав голову к небу, второй мрачно смотрел на тебя на переднем плане. Такую нашивку носили бойцы отряда "Белы вукови" — Белые волки, действовавшие в Косово. Все шестеро знали, где располагаются эти добровольцы, кто ими командует, как выглядят командиры и бойцы — все это они узнали из данных радиоперехватов и опроса пленных.