4-е января 1862 года останется навсегда знаменательным днем для России. В этот день состоялся высочайший указ о публиковании во всеобщее сведение росписи государственных доходов и расходов на 1862 год. Лучшего подарка в годину своего тысячелетия Россия не могла получить. Такие подарки делают только совершеннолетним и тем, на кого вполне полагаются. Эта мера заслуживает величайшей признательности и может только усилить доверие народа к правительству.

Всем известны благие последствия гласности касательно государственного бюджета для тех стран, где она уже существует. Пример их доказывает, что от подобной гласности не только не пострадали государственные доходы или встретились какие-либо препятствия необходимым государственным расходам, но что, напротив того, те и другие увеличивались в прогрессии, какой никогда не достигали они в странах, где не существовало гласности в финансовом управлении, и что этого увеличения доходов достигали без истощения средств страны и с наименьшим отягощением для народа.

Причины этого очевидны. Хорошо устроенные финансы выражают общественные средства всего государства; от них зависит степень его внутреннего благосостояния и внешнего влияния. А кому же лучше знать общественные средства и нужды, как не самому обществу? Как в частной, так и в общественной жизни средства и обстоятельства постоянно изменяются, с ними должны сообразоваться и финансы; а кто может прежде всего заявить об этих изменениях, как не те, кто их испытывает?

Ничто не может так содействовать увеличению кредита государства, как опубликования во всеобщее сведение его доходов и расходов; а кредит, как известно, есть душа современного финансового мира.

Опасение, что будто бы от гласности иногда могут пострадать государственные финансы, или иначе, что от огласки их худого положения они могут прийти еще в худшее, совершенно ложно. Если положение дел действительно худо, то этого долго утаивать нельзя, а только худое будет перетолковано в гораздо худшее, чем оно есть в действительности. Сколько бывало примеров, что откровенное публичное сознание в худом положении дел было первым шагом к немедленному их улучшению. Только непризнанные финансовые гении боятся оглашения своих ошибок и способны утверждать, что гласное осуждение их мер может ослабить кредит государства. Эти господа, полагающие, что, не допуская гласного обсуждения своих мер, они могут отнять у людей сознание пользы или вреда их, очень похожи на того безграмотного, который, заставляя читать вслух получаемые им письма, затыкал уши читающему, думая этим помешать ему узнать их содержание.

Гласность необходима для образования искусных финансистов, равно как и для проявления финансовых дарований.

Как бы отлично ни было устроено финансовое управление, сколько бы дарований оно ни соединяло в себе, но, занятое множеством текущих дел и формальностей, оно никогда не будет в состоянии не только знать всех подробностей положения страны, но даже уследить за действием своих собственных мер, тем менее беспристрастно оценить их последствия. Так как не все служат по призванию, то можно смело предположить, что между неслужащими найдется не менее способных людей, чтоб обсудить любую финансовую меру; мнение же их должно иметь вес, как мнение беспристрастных, посторонних ценителей. От подобных ценителей можно услышать откровенный, добрый совет.

Теперь наше министерство финансов будет иметь еще более случаев публично доказать свое убеждение — которое, к несчастию, у нас еще так мало развито даже между нашими soi-disant[31] передовыми людьми, — что критический разбор наших мер и указание их слабых сторон и худых последствий не есть посягательство на наше знание и звание; что честное, гласное заявление, во имя правды, противного нам мнения не есть личность и что уважение к откровенно высказанному мнению другого есть лучший признак истинной образованности.

Если гласное обсуждение такого щекотливого вопроса, каков был крестьянский, столь сильно содействовало и содействует и его благоприятному разрешению, то чего же, кроме пользы, можно ожидать от гласного обсуждения чисто финансовых мер?

В одно время с этим нумером нашей газеты выйдет в свет из нашей же типографии небольшая брошюра, содержащая в себе три рассказа М. Стебницкого под заглавиями: “Краткая история одного умопомешательства”, “Разбойник” и “В тарантасе”. Рассказы эти появлялись от времени до времени в “Северной пчеле” в виде фельетонов, и потому наши читатели не могут ждать от нас какой-нибудь критики или разбора нами же печатаемых беллетристических произведений. И действительно, наше намерение вовсе не таково. Вся цель настоящей статьи состоит в том, чтобы обратить внимание на одну строку, напечатанную в скобках на обертке издаваемой нами сегодня брошюры. Строка эта состоит из следующих слов: В пользу наборщиц при типографии “Северной пчелы”, а смысл этих слов вот какой.

Пусть наши читатели не пугаются: мы нисколько не намерены угощать их уже совершенно опошлившимися и перемолотыми до тошноты фразистыми тирадами о достоинстве женщин, о их нравственной равноправности с мужчинами, о несправедливости общества, лишающего незамужнюю женщину почти всякой возможности действительно самостоятельного и экономически выгодного труда и отворачивающегося от нее потом, когда она, в отчаянии, прибегает к средству, иногда единственному, которое ей оставлено обществом. Все это давным-давно известно; все это было высказано и написано уже сто раз и во сто крат убедительнее и красноречивее, нежели могли бы это сделать мы; наконец, во всем этом не думает уже сомневаться никто, кроме разве суровых гонителей женских артельных мастерских вроде образцовой швейни г-жи Лопуховой.

Теперь дело действительно уже не в том, чтобы по-прежнему все еще говорить об “устройстве женского труда”, а в том, чтобы его “устроить”, и устроить его поскорее. Будучи убеждены в этом, мы не принимали особенного участия в одной из тех бесчисленных, несколько донкихотских, а главное, ни к чему не ведущих общих литературных экспедиций, так часто случающихся в нашей журналистике и которую можно было бы назвать “летнею женскою кампаниею”. Вместо этого мы решились воспользоваться одним из того небольшого числа ремесел, с которым издание ежедневной газеты ставит нас в непосредственное отношение, а именно — типографское, для того, чтобы приложить к нему труд женщин. Мы выбрали для нашего опыта типографское дело потому, что это для журналистов и издателей едва ли не самый удобный путь к практическому приложению женского труда, а во-вторых, еще и потому, что мы и прежде думали, а теперь убедились самым удовлетворительным образом, до какой степени женщины способны сделаться, в очень непродолжительный срок, действительно вполне хорошими наборщицами. Подробное и точное изложение хода дел в женском отделении нашей типографии, со дня его основания по нынешний день, убедит в этом и читателей. Итак, пусть всякий, кто желает воспользоваться нашим опытом, прочтет следующий краткий отчет, и он увидит из него, до какой степени незамысловато, а, напротив того, чрезвычайно легко приложение на практике теории, самой по себе верной.

При устройстве женской типографии руководили нами две основные идеи. Мы желали не только доставить возможность работать известному и, по необходимости, крайне ограниченному числу женщин, но в то же время имели в виду открыть посредством нашей типографии целое новое в России поле — типографское искусство — для женского пола вообще, и поэтому мы очень хорошо понимали, что наше предприятие должно быть освобождено от малейшей примеси филантропического характера, а, напротив того, должно быть основано на началах чисто экономических. Но, кроме этой первой и, скажем прямо, главной цели нашего предприятия, мы имели еще другую, саму по себе не менее важную. Мы желали опытом убедить как других, так и самих себя, насколько верно, что без малейшего ущерба для всех законных прав капитала можно освободить труд от того крайне невыгодного положения, в которое ставит его капитал, заставляя его, под видом учения, работать совершенно или почти даром в продолжение более или менее значительного числа лет. Вот две руководящие нами, при нашем предприятии, мысли, а следующие за сим факты и цифры докажут, насколько мы успели приложить их на деле.