Собравшимся окружникам было поставлено на вид, что попечитель Бочин после выхода из попечителей Досужева управляет общественными делами один, бесконтрольно, и что управления этого в некоторых отношениях одобрить нельзя; что г. Бочин производит некоторые несоразмерные затраты, в которых он не отдает никому никакого отчета. Тут были приведены на память расходы, произведенные Бочиным по случаю приезда в Москве митрополита Кирилла, и возбуждено одно очень старое дело об акциях одной из железных дорог, которые Бочин будто бы принял от одного из влиятельных лиц старой московской администрации под залог. Кроме того и кроме многих подобных указаний, поставлено на вид также, что Бочин не дает отчета в постройке так называемой антоновской богадельни на Рогожском кладбище, а между тем нынче намеревается приступить к перестройке конторы, и все это дело опять, вероятно, будет вести без отчета. Поэтому обществу представлено, что так как Бочин не хочет снести никакого над собою контроля, считает это новшеством и внушает враждебные чувства к этой мере темным людям, которые его слушаются, то единственное средство — устранить его, Бочина, от попечительства, а избрать вместо его двух других попечителей, как это было всегда прежде.

И вот 8 мая 1869 г. в д<оме> Банкетова собралось 150 человек окружников, между которыми из числа почетнейших москвичей были следующие: Григорий Григорьев Банкетов, Иван Петрович Бутиков, Конон Анисимов Царский, Андрей Иванов Осипов, Петр Кириллов Мельников, Федор Яковлев Свешников, Андрей Захаров Морозов, Николай Иванов Рахманов, Карп Иванов Рахманов, Семен Семенов Успенский, Василий Захаров Морозов, Кузьма Александров Старокопытов, Федор Матвеев Сущов, Никита Комаров и др.; из иногородних были: богородский 1-й гильдии купец Сидор Шебаев, бронницкий купец Иван Духин и покровский Тимофей Саввинов Морозов. Мещан и вообще низшего класса людей было очень немного. Все эти 149 или 150 человек, обсудив доведенные до их сведения обстоятельства дела об управлении Бочина, постановили следующий приговор, который приводим дословно: “Московское старообрядческое общество прихожан молитвенного храма Рогожского кладбища, принося должную благодарность московскому купцу Евсею Егорову Бочину за его труды и занятия в должности попечителя рогожского богаделенного дома, вместе с тем нашло необходимо нужным и полезным для общественного спокойствия избрать из среды себя двух попечителей, достопочтенных граждан г. Москвы, московского I гильдии купца Власа Лазаревича Лазарева и Тимофея Ивановича Назарова, которых покорнейше просит принять на себя должность попечителей московского рогожского богаделенного дома со всеми правами, предоставленными общественникам в прежнее и настоящее время”. За сим следуют вышеупомянутые 149 подписей.

Окружные хлопотуны, устроившие это затейное дело в доме Банкетова, были довольны. В легкомысленных головах их вовсе и не шевелилось еще сознание, что они подвели наилучшую часть рогожской общины, всех окружников в ребячливую затею, которая не может иметь никаких серьезных последствий, но отнимет у окружников изрядную часть той солидной и доброй репутации, какую они себе стяжали, положив здравую оценку разумному и честному сочинению Лариона Егорова. Приговор был подписан, и этого на первый случай затейникам было довольно. Митрофану Артамоновичу Муравьеву были настроены козлы, а этого кое-кому пуще всего только и хотелось. Может ли быть признан действительным банкетовский общественный приговор, подписанный всего 150 человеками от лица всего общества, или же он не может быть признан действительным, — это составляет вопрос, решение которого зависит от подлежащей власти. Вероятнее всего, что приговор этот будет признан недостаточным, составленным без соблюдения установленных правил, и потому будет оставлен без значения; но мы, оставляя судьбу этого документа другим, обращаемся к нашей истории. Итак: приговор составлен, но что же с ним делать далее? Эта вторая часть вопроса представляла гораздо более затруднений. А между тем раздорники, весьма понятно, только и ждали, чтобы незаконный договор был подписан. Чуть только до сведения их дошло, что вышеприведенный нами приговор окружниками уже подписан, как с раздорнической стороны о сем, как о беспорядке, было доведено до сведения московского обер-полициймейстера, и по окружническому приговору, разумеется, никаких распоряжений к смещению Бочина и к утверждению в новых должностях Лазарева и Назарова до сих пор не сделано. Надо было пускать в ход новые пружины… И вот семнадцатого мая окружники, участвовавшие в составлении приговора о смещении Бочина, избрали от себя ходатаев об утверждении вновь избранных ими попечителей. В этот день окружниками было подписано следующее верющее письмо: Мм. гг. Иван Петрович Бутиков, Федор Яковлевич Свешников, Иван Иванович Шебаев! Покорнейше вас просим принять на себя ходатайство у господина московского генерал-губернатора и других начальствующих лиц, где укажет надобность, об утверждении избранных нами по общественному приговору попечителей Рогожского кладбища. На это ходатайство мы вас сим уполномочиваем, и что вы по сему законно сделаете, спорить и прекословить не будем. Москва. 17 мая 1869 г.”. Засим опять следуют подписи лиц, участвовавших в общественном приговоре. Таким образом в лице всего общества являются уже всего только три окружнические поверенные: Бутиков, Свешников и Шебаев.

Получив такую доверенность, один из упомянутых трех уполномоченных, купец Иван Иванов Шебаев, уже единолично подал 20 мая московскому генерал-губернатору докладную записку, достопримечательное содержание которой приводим здесь в подлиннике. Вот что пишет в этой записке г. Шебаев: “При храме московского Рогожского кладбища и богаделенного дома в настоящее время находится один попечитель, московский купец Евсей Егорович Бочин, поддерживаемый купцами Муравьевым, Медведевым, Давыдом Антиповым и другими немногими лицами вопреки общественному желанию. Общество неоднократно заявляло попечителю Бочину, чтобы избрано было несколько лиц из почтеннейших прихожан для контроля как сумм, а равно и всех действий попечителя, но г. Бочин с своими приближенными лицами не соглашается подвергать свои действия общественному контролю. По этим обстоятельствам московское старообрядческое общество нашло необходимо нужным и полезным для общественного спокойствия избрать из среды себя на место Бочина двух попечителей, московских 1-й гильдии купцов Тимофея Ивановича Назарова и Власа Лазаревича Лазарева. Избрание это для сохранения общественного спокойствия и для избежания неприятных столкновений было произведено без приглашения Бочина и приближенных ему лиц, почему-то не желавших подвергать общественному контролю как расходование сумм, а также и все действия попечителя”.

Изложив это его сиятельству, Шебаев просит генерал-губернатора утвердить общественный приговор, которым сменяется Бочин и на место его назначаются Лазарев и Назаров. Два другие общественные поверенные: Бутиков и Свешников этой докладной записки с г. Шебаевым не подписали и в подаче ее генерал-губернатору не участвовали.

Отчего и почему из трех поверенных окружников единолично один Шебаев вошел к генерал-губернатору с просьбою и с разъяснением мотивов, которыми руководились окружники, а гг. Бутиков и Свешников уклонились от своей обязанности действовать сообща? — это пока остается неизвестным.

Но в то же время, как дело о самовластной смене московскими окружниками попечителя Бочина и выборе вместо его Лазарева и Назарова, на что и в первом, и во втором случае нужно было согласие всех прихожан Рогожского кладбища, остановилось на докладной записке Шебаева, руководители этого необдуманного дела сами стали сознавать, что оно должно представляться делом довольно нестройным, и пожелали яснее раскрыть перед обществом причины, по которым приговор 8 мая необходимо было составить не в полном сборе всего общества. С этою целию руководителями этого дела, где им казалось нужным, распространена небезынтересная объяснительная записка следующего содержания, которую мы печатаем в извлечении: