Возможность такого вывода из полученных нами известий по крестьянскому делу значительно ослабила неприятное впечатление, произведенное на первый раз заявленными неудовольствиями. Несмотря на то, что сделанный вывод нимало не устраняет существующего факта, — мы очень радуемся, что из него невозможен вывод иного свойства. Сожалея о недостатке строгого беспристрастия в мировых посредниках, обязанных служить правде, а не личным симпатиям, мы находим для них некоторое оправдание в том, что симпатии их ложатся на сторону слабую. В нашей стране это явление совершенно новое и весьма отрадное. В нашей стране написана басня (см. Крылова “Волк и ягненок”), по которой

У сильного всегда бессильный виноват.

У нас до сих пор еще никто не решился поднять голос против этого грустного замечания покойного баснописца, и мировые посредники первые позволяют нам, в их служебной деятельности, провидеть тонкую полоску молодой зари, готовой осветить день, когда не всегда у сильного бессильный будет виноват. Это доброе движение в пользу слабейшего всеми средствами челобитчика обязывает простить посредникам их некоторое неуменье держаться на высоте строгой справедливости. Как люди слабые и с замиранием сердца глядящие на первые попытки народа заявить свое человеческое право перед теми самыми людьми, перед которыми это самое право, сжатое тяжелым гнетом произвола, так долго, долго молчало, — мы сами чувствуем во многих случаях невозможность роли холодного бесстрастного судьи и, может быть, сами впали бы в ошибки упрекаемых посредников. Но, призванные выразить на заявленные факты наше мнение и содействовать, по мере сил, уменьшению возникающих то здесь, то там неудовольствий, — мы обязаны заставить молчать свои симпатии и взглянуть на дело по совести и по разуму.

Мы сказали, что, с нашей точки зрения, увлечения посредников в пользу слабейшей стороны можно простить. Мы нарочно употребили слово простить и не написали вместо него извинить. У нас часто смешивают понятия, выражаемые этими двумя совершенно разнозначащими словами. Что можно простить из уважения к душевному настроению человека и обстоятельствам, при которых это настроение выражается в характере его действий, того часто нельзя извинить, рассматривая эти действия с критической точки зрения по отношению к последствиям, которые они способны вызвать. Прощать можно сердцем, извинять только разумом, в силу обстоятельств, затруднявших или делавших вовсе невозможным неуклонное стремление к исполнению известных обязанностей. Посредников, жертвующих народу некоторою долею справедливости и беспристрастия, не простить за это так же трудно, как трудно извинить им уклонение от строгого исполнения обязанностей нелицеприятных разбирателей.

Если вникнуть глубже и внимательно обсудить последствия замеченного сторонничества, то в нем можно открыть временную пользу для народа и довольно капитальный вред для всего общества (из которого мы, как известно нашим читателям, не исключаем ни одного класса).

Временные послабления в ущерб справедливости приучают народ к изысканию средств обходить закон и поддерживают сложившуюся на Руси поговорку: “Закон, что конь, куда повернешь, туда и поедешь”. Мы не можем вполне разделять некоторых мнений “Русского вестника” о законности, которые он иногда высказывал не в связи с отстаиваемою им и нами теориею законодательства. По нашему мнению, в нашем положении о законности только и можно говорить в связи с этой теорией. Но мы не согласны оправдывать произвола, хотя бы и самого милосердого. Мировые посредники, по самому характеру своих обязанностей, поставлены в весьма выгодное положение. Они всегда могут поступать по справедливости, которая всегда доступна народному смыслу. Следуя этой справедливости, они никого не обидят, и если на них будут затем слышаться какие-нибудь жалобы, то жалобы эти принесут более чести их смыслу, чем бесчестья их репутации. Сверх того, неуклонным следованием по указанию строгой справедливости они укрепят в обществе прочное доверие к мировому учреждению и положат предел проискам и каверзам, к которым наше общество приучено бюрократиею. Понятное и простительное пристрастие посредников в пользу слабейшей стороны неминуемо должно отразиться на нравах представителей этого сословия весьма невыгодным образом для успехов преуспения страны. Посредники могут со временем испытать то неприятное угрызение совести, какое испытывают родители, не держащиеся равных отношений ко всем своим детям. Семейные любимцы приобретают несчастную слабость всегда ожидать для себя исключительного снисхождения. Избалованные исключительною родительскою благосклонностию, они требуют такой же благосклонности и от сторонних людей, с которыми сталкиваются, выходя за порог отеческого дома, где нет родительских ласк, а где их ждут строгие обязанности гражданина. Жизнь для них делается тяжелее, чем для всякого другого, усвоившего себе понятия о справедливости и законе возмездия. Только тяжким путем внутренней ломки, производимой вследствие получаемых со всех сторон щелчков, они узнают ошибки своих воспитателей, когда большая часть жизни уже истрачена, а другая готова сложиться в ряд суетливых сборов к повороту, не доходя до которого умирают целые тысячи повихнутых в детстве людей.

Нынешние мировые посредники поставлены в такие отношения к народу, в которых можно найти много общего с картиною семейной неправомерности. Сословные перегородки падают; образование становится все более и более доступным для всех и каждого. С образованием для всех открыты все пути общественной деятельности. Новые мировые и муниципальные учреждения дают место участию всех сословий. Народ из своей крестьянской семьи вступает в права русских граждан и должен вынести за свою деревенскую рогатку не причуды избалованного ребенка, а любовь к справедливости, способность судить по ней и уменье ей повиноваться, как божескому закону. Справедливость и беспристрастие во всяком случае выше потворства, чем бы оно ни вызывалось. Гг. посредники и вообще члены мировых учреждений должны помнить, что нравственно возрастающее сословие само может со временем упрекнуть их в ошибках своего нынешнего воспитания и заставить их прочувствовать недостаток серьезности в отношениях к двум сторонам, которые они обязаны примирить, блюдя беспристрастно и справедливо обоюдные их интересы.

Гг. посредники, а еще более некоторые помещики, жестоко заблуждаются. Они, спустя рукава, полагают, что, после великой реформы 19-го февраля, благородная рука спокойно отдыхает от трудов по окончанию плана, который призовет людей, освобожденных ею от крепостного ярма, к участию в полной гражданской жизни. Пусть они верят, что эпоха летаргического сна для России минула! Пусть чресла наши будут препоясаны, дабы новые великие указания не застали нас, “яко тать в нощи”![216]

Мы знаем, что первый убийца на белом свете был Каин и что страшное дело совершил он простою дубиной; знаем, что внук его отбил и насадил железный наконечник на эту дубину и, стало быть, из дубины вышло копье; знаем, что правнук его выгнул лук, натянул на него тетиву и придумал стрелы — те же, только усовершенствованные, копья; потом явился меч; за ним панцирь и шлем; мы знаем, наконец, что на этом изобретении гений человека на несколько тысяч лет приостановился.

Но вот явился чернец, искавший философского камня и нашедший — порох; за порохом явилась пушка; за пушкой — пищаль; за пищалью — ружье, сперва с кремнем, потом с пистоном и нарезным стволом, и наконец явились нарезная пушка и броненосный фрегат.

На все эти вовсе не волшебные изобретения понадобилось человеку шесть или семь тысяч лет. Есть дело гораздо проще и несравненно вероломнее всех пушек и броненосных фрегатов. Стоит нагрузить несколько гондол бомбами, посадить в эти гондолы человека по три команды, подвязать их к воздушным шарам, подняться на воздух и бросить сотню, другую бомб на корабли неприятеля, стоящие в доках, на здания и стогны городские, на государственные и частные банки — не станет банков, не станет и кредита, или, пожалуй, наоборот: купцы окончательно сядут на мель; заводы и фабрики прекратят работы, работники помрут с голоду, а те, которые не помрут, возьмутся за дальнострельные ружья и постоят за себя; загорится междоусобица, пойдет резня такая, какие не раз бывали в старые годы, когда разгневанный господин и непокорный раб не давали друг другу никакой пощады. Польется кровь рекой, и целые царства сотрутся с лица земли.