И какова была простая, бедная, незнатная среда, приютившая братства, такова стала и деятельность братства в XVIII веке, сравнительно с деятельностью их в предшествовавшее время. История во второй четверти прошлого столетия не сохранила нам ни одного известия о сколько-нибудь приметном деянии братств, ни их названий, так что, изучая ее по печатным книгам, легко можно было бы с этой поры распрощаться с братствами. Тем не менее, как мы уже заметили, братства существовали и в это и после этого времени, существовали по городам, местечкам и селам в Белоруссии, на Волыни, в Литве и Украине. На существование их в двух последних областях находится множество указаний в архивах бывшей переяславской и киевской консисторий и в некоторых архивах монастырских. Но все это одни голые указания, что в такое-то время, в таком-то месте было братство, и нигде нет сколько-нибудь цельного и полного известия об устройстве братств, об их деятельности, средствах и проч. Редакция “Киевских епархиальных ведомостей” могла воспользоваться только одним полным источником, который ей удалось иметь под руками, чтобы по этому источнику объяснить характер и устройство сельских братств в ХVIII веке до последнего его десятилетия, с которого есть более определенные сведения о братствах в городах, местечках и селах юго-западной России.

Нынешней Киевской губернии, Каневского уезда, в селе Дыбинцах и теперь существует братство, с таким устройством, как будто мы видим его в XVI и даже XV веке. Когда и кем основано это братство, неизвестно. Его записи приходо-расходные идут с 1745 г. По ним легко составить понятие об устройстве этого братства, его средствах и отчасти об его деятельности.

В Дыбинцах с незапамятных времен идет выделка глиняной посуды. Из гончарных мастеров составился цех, в нем устроилось братство. Три главные распорядителя в этом братстве, ежегодно выбираемые общим голосом братии: цехмистер, ключник и старший брат. У цехмистра братская скринька, у ключника ключ, старший брат вместе с ними участвует во всех распоряжениях. Получение и выемка денег производится в присутствии нескольких или всех братий. Братство имеет сходки или собрания. Главное годичное собрание на масленой: тут производится общий отчет, выбор новых лиц в должности по братству, передача им братской суммы, общий братский суд над провинившимися в течение года и не понесшими наказания в свое время. Суд братский простирается на всех живущих в селе от старого до малого, и никто не вправе воспротивиться решению братского суда. С другой стороны, если виновный раскаялся пред братством и понес определенный им штраф, никто не смел каким-либо словом укорить потом провинившегося, в чем братство выдавало ему иногда письменное свидетельство. Цели и стремления братства разнообразны: поддержание своего приходского храма, устройство обедов в храмовый день, пособие обедневшим братьям и вообще бедным, погребение бедных, обучение желающих грамоте и горшечному мастерству и, главное, поддержание нравственной чистоты в обществе жителей с. Дыбинец. Братская казна пополнялась из разных источников: от продажи меду, который сытили к храмовому празднику, от платы за вступление в цех, что называлось “исполнить цех”, от платы за пополнение цеху, хотя неизвестно, когда и как происходило это пополнение, от складчины или так называемые сходковые деньги, собираемые на братских сходках, от платы за провинку — деньги штрафные, от платы за визвелок, то есть выпускных денег, вносимых обучавшимися мастерству или грамоте по окончании курса учения, от платы за цех или за употребление братских хоругвей при погребении кого-либо, не принадлежавшего к цеху, и от добровольных пожертвований. В позднейшее время являются сборы за браки, вероятно, от членов цехового общества. С 1779 г. учреждено было в Дыбинцах и сестричное братство, с единственною, как видно, целью заботиться об украшении храма Божия. Сестрицы, или сестрички, имеют свою особую кассу и особого ктитора: они делают складку, сытят мед и продают при посредстве канунников из мужчин, собирают всякое подаяние: воск, мед, воскобойны, хлеб в зерне и, переводя все это на деньги, употребляют их на нужды церковные. На первый раз в это братство вписалось 44 души, в том числе Мария попадья и два мужчины, не считая ктитора. Мужское братство известно было и местному владельческому управлению, находившемуся в Богуславе, и последнее относилось в братство по делам гончарным на имя цехмистра. Цехмистер, и в братстве и во всем селе, лицо самое почтенное: в записях братских он величается иногда паном, инде пишется: “за державы” такого-то цехмистра… Под 1778 годом читаем такое определение, состоявшееся в братстве: “Месяца декабря числа 25-го. При мне Артему цехмистру и при брату старшему Яцку Петру ключнику старцовому, понеже могл бы из братии своей которий в цеху либо где кольвек зачепитися в якую сварку альбо в забойство якое, то до замку (в Богуславе) отдать паньскои вини рублей десять, а до цеху рублей три, и ми на тое вси подписуемся”. Это, неизвестно по какому случаю, положенное определение показывает строгость братского суда и его нравственных воззрений. Суд этот употреблял различные наказания, преимущественно денежные пени; но главная цель наказаний состояла в том, чтобы виновный принес раскаяние пред братством. Замечательно, что в то время, как все прочие власти и в то, и в последующее время драли, что называется, кожу с бедного украинского поселянина, в братстве никогда не употреблялись телесные наказания. Самое закладывание ног в тын на короткое время имело более моральное значение, действовало на честь или самолюбие провинившегося, который и после того должен был все-таки поеднать цех или братство, то есть испросить у него прощение. Уважение к голосу братства, покорность его рапоряжениям были, как и теперь, полные и совершенные. Когда умирал бедняк, которого нужно было погребети за счет братства, от этого последнего выдавалось распоряжение, кому копать яму, кому гроб готовить и т. п. Во свидетельство распоряжений братских к наряженным на работу посылалась круглая дощечка с изображением местного храма, и, где бы ни заставала эта дощечка того, к кому относилось распоряжение братства, — в гостях ли, в поле ли за работой, в хозяйственных хлопотах, он тотчас бросал все и шел, куда указывало братство.

Сообщая эти интересные сведения о сельских братствах, существовавших в конце XVIII столетия, и об одном из них, существующем до настоящего времени, “Киевские епархиальные ведомости” видят настоятельную необходимость в возобновлении таких братств в России, и особенно в юго-западном ее крае. Без таких братств духовные лица, редактирующие упомянутое издание, не видят “способов к народному образованию”. Недостаток материальных средств к образованию на самом деле — одна из самых ужасных вещей. Встречаясь с этим недостатком, самая твердая воля изнемогает и отступает от своей благородной цели. Нужны деньги, нужны книги, нужно платье для учеников и такое состояние семьи, в котором она могла бы отпустить ребенка на два-три часа в сутки в школу, а ничего этого нет, и потому большинство школ, утешающих нас своим открытием, появляются на самое короткое время и потом быстро падают, подрывая в народе последний кредит к заботам “господ” “о мужицкой науке”. Можно смело сказать, что половина существующих школ для народа — только слава, что школы, а на самом деле Бог знает что такое! — вариации на пословицу “не спросясь броду, не суйся в воду”, и больше ничего. Школам недостает материальных средств и регулирующего начала, вместо которого над ними учрежден весьма сильный контроль. “Киевские епархиальные ведомости” рассуждают об этом деле так, что поручать его мировым учреждениям или дирекциям училищ ведомства народного просвещения не годится, “так как великая еще лежит пропасть между народом и мировыми учреждениями, особливо же между ими и дирекциями”. Да и что общего может быть между школами и такими директорами, которым журнал “Учитель” печатает следующие ответы: “Г-ну дирек. уч. П-ской г. Статья Ваша не может быть напечатана, потому что мы решительно не согласны с высказанным Вами мнением. Если Вам угодно, то мы передадим ее тем, кому об этом ведать надлежит” (?!)… Далее, допуская, что общества сами дадут средства на содержание школ, “Киевские епархиальные ведомости” предлагают довольно серьезный вопрос, которого обойти нельзя, именно: каким путем собирать эти средства? кто станет заведывать и распоряжаться их употреблением? кто вообще может с несомненною пользою иметь ближайший надзор за сельскими школами? А рядом с этим стоят другие вопросы, поднятые самим правительством, — об учреждении и содержании в селах богаделен, госпиталей и церквей, о которых в западном крае помещики (католики по исповеданию) уже нисколько не заботятся после освобождения от крепостной зависимости их крестьян, исповедующих православную веру? Для каждой части сельского благоустройства, о котором нельзя переставать ни на минуту заботиться, нужны расходы, нужны деньги, а денег ни у кого нет, и кого ни приставят собирать мирские крохи, у каждого почти окажутся ладони с клеем. Кто же, однако, будет заведывать и распоряжаться собиранием средств на все указанные надобности и их надлежащим употреблением? Волостные и сельские управления? Но они завалены другими делами, лежащими на их не только обязанности, но и ответственности, и участие этих учреждений в сборе средств на содержание школ, богаделен, госпиталей и церквей дало бы всему этому официальный вид, вид некоторого обязательства и принуждения, чего не должно допускать в выгодах самого образования и благотворительности. Тут неизбежно пойдут наказы, раскладки, срочные сборы, напоминания, понуждения и тому подобные приемы, нисколько не сообразные с духом и характером указанных дел. В старину все эти дела, не говоря о других важнейших, каковы: участие общества в высших интересах, защищение от внешних гонений и скрытных происков, содержание типографий, издание и даже безвозмездная раздача книг и т. п., лежали на добровольной обязанности братств, которые выполняли их с любовию и самоотвержением, и это было везде почти на обширном пространстве юго-западной России, и было во многих местах так недавно, не дальше, как в конце прошлого столетия, пока не зашли здесь иные порядки того времени, от которых во многом отрекаются теперь правительство и общество. Лучше этого способа мы доселе не придумали, да и едва ли в состоянии будем придумать. Отчего же теперь не взяться за старый, давно изведанный и вполне благотворный способ? Отчего не восстановить его в одних, не поддержать и дать ему прежнее значение в других местах? Отчего же и не так, скажем и мы с “Киевскими епархиальными ведомостями”, но, конечно, это ни от нас, ни от них нимало не зависит, и потому нужно: во-первых, основательно узнать: живо ли в народе сочувствие к таким братствам, о каких хлопочут лица, редактирующие “Дух христианина” и “Киевские епархиальные ведомости”, и есть ли готовность к основанию свободных братств без всякого стороннего побуждения, которое только портит дело, а затем, если в народе живет все нужное для союзов, задуманных нашими духовными редакциями, и, если ничто не будет препятствовать учреждению исчезнувших христианских братств (что было бы очень несправедливо и очень печально), то мы желаем им всякого успеха и уменья благоразумно расширять круг своей деятельности. Но