— Кажется… кажется, я в порядке. Ночь я пережила, так что внутренние органы вряд ли повреждены. — Я беззлобно на него поглядела. — Знаете, смертным целителя нужно вызывать безотлагательно. Мы не такие, как вы, Потомки. Наши тела не всегда восстанавливаются только потому, что рана нас не убила.

Лютер странно на меня посмотрел:

— Вы на самом деле в это верите?

— Во что верю?

— Что вы не… — Лютер осекся, в его голосе зазвучала печаль, а в лице появилось что-то слишком похожее на жалость.

Неистовый гул наполнил голову — какофония шепота, воспоминаний, вопросов и обвинений. Я спрятала глаза от Лютера — заправляя тунику в брюки, я боролась с ненужными подозрениями, угрожавшими пробить старательно возведенные стены.

Закончив, я смущенно переступила с ноги на ногу:

— Мне пора домой. Отец уже, наверное, улицы прочесывает, разыскивая меня.

— Я отправил вашим родным сообщение.

Я замерла:

— Что-что вы сделали?

— Я подумал, что они будут волноваться, если вы не вернетесь, и поговорил с дворцовым курьером. Он сказал, что знает вашу семью. Я попросил его передать вашим родным, что вы в безопасности и переночуете во дворце.

Застонав, я потерла виски. Дворцовый курьер — отец Генри. Хуже того, что мой отец узнал о моей ночевке во дворце, было лишь то, что о моей ночевке во дворце узнал еще и Генри. Я даже не представляла, кто из них взбесится сильнее.

— Что-то не так? — спросил Лютер.

Я вздохнула и ссутулилась.

— Нет, это… это очень предусмотрительно с вашей стороны. Спасибо.

Я заметила свои сапоги, лежащие у кровати, но даже не шевельнулась, чтобы их взять. Внезапно мне расхотелось покидать дворец и встречаться с внешним миром.

Снова раздался пронзительный крик Соры. Лютер был прав: грусти в нем не слышалось, впрочем, как и тревоги. Ее протяжная трель звучала нетерпеливо, настойчиво.

— Пожалуйста, осмотрите короля, пока не ушли, — попросил Лютер. — С прошлой ночи он странно себя ведет.

Я замялась:

— Мне категорически нельзя…

— Даже провести быстрый осмотр?

— Я… У меня нет принадлежностей. И Мора, она не… Мне нельзя…

— Просто загляните к нему и скажите, стоит ли мне, по-вашему, послать за Морой. Хотя бы это сделаете?

Если скажу «нет», понадобится слишком многое объяснять. Объяснять, что мне запрещено навещать пациентов во дворце; что мне нельзя доверять пациентов-Потомков, особенно короля.

Я растянула губы в улыбке:

— Быстрый осмотр проведу.

Лютер дал мне минуту, чтобы я могла надеть сапоги и, к моему огромному удивлению, ножевой ремень, который он забрал у женщины-стража. Даже кинжал Брека оказался привязан к обычному месту у меня на голени. Я посмотрела на кинжал, гадая, не сам ли принц его туда прикрепил, и по ноге словно побежала горячая лава.

Я обдумывала массу колких комментариев о правилах ношения оружия во дворце, но Лютер смотрел на меня с такой спокойной искренностью и даже протягивал руку, чтобы поддержать, стоило мне пошатнуться, что не хотелось нарушить непринужденный мир, каким-то образом воцарившийся между нами. Я прошла за Лютером по коридору и через железную дверь королевских покоев, где двое стражей поклонились ему и зыркнули на меня, вне сомнений, вспоминая мой последний приснопамятный визит. Я растянула губы в приторной улыбке, хоть и без обычной едкости. Слишком эти стражи напоминали тех, кому я помогала минувшей ночью; тех, чьи душераздирающие стоны до сих пор звучали у меня в ушах.

Едва мы вошли, покои огласил пронзительный вопль Соры, теперь звеневший куда громче и ближе, чем раньше.

Мой взгляд упал на дальнюю стену с рядом широких арок. Во время моего прошлого визита двери в проемах были закрыты, а сегодня оказались распахнуты. Газовые занавески трепетали на утреннем ветерке, а за ними мелькали оперенные крылья и мощное, покрытое шерстью тело, развалившееся на каменной террасе.

— Это?..

Лютер проследил за моим взглядом и кивнул:

— У Соры насест на террасе, чтобы монарх всегда имел к ней доступ, на случай, если она понадобится.

Словно услышав свое имя, гриверна просунула свою шипастую драконью голову за тонкие занавески. При виде меня черные щелки-зрачки расширились.

Почти неосознанно я направилась к ней, влекомая той же странной тягой, что прежде. Ноздри гриверны раздулись, когда она вытянула шею и обнюхала меня. Моя рука поднялась к ее морде, клыкастая пасть открылась с глухим рыком и…

— Нет, Дием! — Лютер бросился ко мне и крепко обхватил руками талию.

Не размыкая тисков, он повернул меня, вклинившись между мной и гриверной.

— Не надо, — предупредил он меня, слегка запыхавшись. — Если нападет, лишь король сможет приказать ей остановиться.

Я хотела возразить, но слова растворились под судорожной хваткой его рук, под теплом его кожи, под внезапной близостью его лица к моему и под отчаянием в его чертах. Точно так же он смотрел на меня, когда обваливалась крыша оружейного склада, — словно мог потерять нечто важное. Нечто ценнее того, что он или я были способны осознать в полной мере.

Лютер ослабил хватку, но меня не выпустил.

— Блаженный Клан! — выругался он, вглядываясь мне в лицо загоревшимися глазами. — Вы что, вообще ничего не боитесь?

Я очень даже боялась того, как пылали мои нервные окончания; как кровь приливала ко всем многочисленным точкам соприкосновения наших тел.

А еще сильнее я боялась того, что не могла уговорить себя отстраниться.

Через плечо Лютера я посмотрела на гриверну, золотой взгляд которой упал на спину принца — туда, как я внезапно догадалась, где мои руки цеплялись на него так же крепко, как его руки за меня.

Чудовище наклонило голову набок, и негромкое урчание, доносившееся из его горла, прозвучало чуть ли не обвиняюще.

Я наскребла достаточно самоконтроля, чтобы вырваться из объятий Лютера. Лицо пылало, я не могла смотреть в глаза ни принцу, ни гриверне.

Король Ультер выглядел практически так же, как во время моего предыдущего визита, — неподвижно и мирно лежал под высоким балдахином своей кровати. По привычке я взяла инициативу в свои руки — решительно шагнула к пациенту, едва не споткнувшись о Лютера, который остановился преклонить колени в знак уважения. Я поймала себя на том, что неловко копирую его, хотя заметила тень улыбки на склоненном лице Лютера.

— Извините, — буркнула я. — Формальные приветствия обычно не слишком волнуют моих бесчувственных пациентов.

— Знаете, протокол существует не просто так, — отозвался Лютер, когда мы оба поднялись. — Он проводит границу между ролью находящегося на государственной службе и личностью того, кто на ней находится. Он помогает понять, что Его Величество король Ультер Люмносский и Ультер Корбуа, дядя, брат и друг — два совершенно разных человека. Это не просто — как же вы выразились вчера ночью? — «вычурный говно-титул».

Я зыркнула на него:

— Продолжайте себя убеждать, ваше высочество.

— Трудно поверить, как непривычно мне слышать от вас такое обращение, — пробормотал Лютер, заставив меня громко, от души рассмеяться. От моего смеха принц напрягся, в его лице вспыхнуло что-то нечитаемое.

Я подошла к королю и присела на край его кровати, наблюдая, с каким трудом, судорожными рывками, поднимается и опускается его грудь. Теперь, приблизившись, я со страхом отметила, насколько ухудшилось состояние короля — кожа посерела и истончилась, тело периодически дергалось от спазмов.

Я осторожно прижала ладонь к его щеке и с досадой обнаружила, что она холодная и липкая вопреки сильному теплу покоев, освещенных пламенем камина. Прикосновение к сонной артерии подтвердило, что пульс слабый, словно каждый удар сердце выдавало с большой неохотой.

 — Все почти кончено? — тихо спросил Лютер.

Я кивнула:

— Думаю, да. Хотелось бы чем-то вас обнадежить, но мы с Морой практически ничем не сможем ему помочь.

Лютер подошел к другой стороне кровати и сел к королю. Он прижал ладонь к дядиной груди и уставился на него с не вполне понятной мне тревогой.