Нет. Невозможно.

Он был прямо здесь. Я видела его, чувствовала его запах.

Я снова посмотрела на свои руки: они до сих пор сияли тем же странным светом, но теперь не так ярко. И он быстро гас.

Меня осенила догадка. Эти ощущения я однажды уже испытывала. Было это давно, во времена, которые я отчаянно старалась забыть.

Я бросилась обратно в лагерь и упала на колени перед своим рюкзаком.

— Дием! — сонно позвал Генри. — С тобой все в порядке?

Игнорируя его, я обшаривала свои пожитки и с каждой секундой паниковала все сильнее.

— Где же он?! — бормотала я себе под нос. — Пожалуйста, пожалуйста, окажись здесь.

Я перевернула рюкзак вверх дном, так что его содержимое рассыпалось по лесной подстилке: еда, оружие, нижнее белье — все, кроме того, что было нужно мне.

— Дием, что ты ищешь?

Ответить я не могла. Я не доверяла себе — не доверяла Генри. Не доверяла ни луне у меня над головой, ни почве у себя под ногами. Если моя теория верна, опасность грозила всему вокруг.

Я перевернула каждую вещь, все неистовее бормоча: «Где же он?» Развязала тесемки маленькой замшевой сумочки с лекарствами, надеясь, что пузырек окажется хотя бы там, но его нигде не было.

На плечо легла тяжелая, теплая ладонь Генри, и я испугалась. Генри крепко сжал руку.

Реальным, его прикосновение было реальным.

Его прикосновение напоминало якорь, который рассек бурное море моей паники и закрепил меня в твердой земле. Но в песке под набегающими волнами, снедая меня, остались лежать пузырьки с порошком огнекорня, которые я швырнула в Святое море. Утонула даже запасная доза, которую я обычно держала в сумке.

— Нет! — не сдержавшись, крикнула я. Может, если повторить достаточное число раз, это вдруг поможет. — Нет, нет, нет, нет…

Я сильно дрожала всем телом. О чем я только думала? Несколько недель без симптомов, и я решила, что излечилась навсегда? Какая непростительная поспешность!

Часть разума, которая принадлежала спокойной профессиональной целительнице, пыталась объяснить, что это шок, что слишком много адреналина циркулирует в одном направлении и слишком мало крови — в обратном.

Мудрое сознание умоляло лечь и отдышаться, но движения все сильнее выходили из-под контроля.

Если мои страхи обоснованы, о боги, если это правда…

Генри опустился рядом со мной на колени.

— Дием, ответь мне. Что происходит?

— Порошок. — Мой голос звучал хрипло, с надломом. — Мне… мне нужен мой порошок.

Хвала Неугасимому Огню, Генри понимал, о чем я. Он был единственным человеком за пределами моей семьи, кому я сказала, что принимаю огнекорень. Об этом не знала даже Мора — еще одно решение, на котором мама настояла, отказавшись обосновать.

— Я помогу тебе искать. Успокойся, все будет хорошо.

Я не могла выдавить из себя, что искать бесполезно. Я уничтожила свои запасы и без мамы не имела шанса их пополнить.

Генри разжег костер так, чтобы пламя осветило лагерь, потом вернулся ко мне. Он аккуратно перебрал мои вещи, но смотрел при этом на меня.

— Я думал, ты решила больше его не принимать.

Похоже, на лице у меня появилось затравленное выражение, потому что Генри тут же замер.

— Дием, скажи, что случилось!

— У меня были галлюцинации. Совсем... совсем как раньше. Как в юности.

Генри отложил вещи, которые держал в руках, и сел на пятки.

— Что ты увидела?

— Там был… Я увидела зверя. Он напал на меня. Я думала, он меня убьет. А потом я… у меня ладони… Они светились, и я…

— Какого зверя? — Генри чуть наклонил голову, словно пытался в чем-то разобраться.

«Да какая разница? — хотелось закричать мне. — Я схожу с ума и ничего не могу с этим поделать».

— Волка, — процедила я сквозь зубы. — Он бросился на меня, и я…

— Дием. — Собственное имя подействовало на меня как приказ, призывая к тишине. Генри опустил плечи. — Это была не галлюцинация.

Я так и качала головой — то ли от шока, то ли в отрицании.

— Нет. Нет, это не могло быть реальностью. Мои ладони…

— Я тоже видел волка. Точнее, не видел, зато слышал рычание. Оно меня разбудило.

Все остановилось.

— Ты видел? — сдавленно переспросила я. — Ты в этом уверен?

Генри засмеялся, и в его смехе явно было больше нервного облегчения, чем веселья. Он потянулся ко мне и взял меня за руки:

— Да, я уверен. Тебе не показалось.

Значит, волк был настоящим. Но раз настоящим был волк, значит, и остальное тоже. И то, что я с ним сделала…

— Но, Генри… Волк бросился на меня, а потом… потом он просто… исчез… Думаю, я… мне почти показалось, что…

— Ты наверняка его просто спугнула. Знаешь ведь, как пугливы дикие звери при людях.

Я уставилась на него разинув рот.

— Но… если волк был настоящим…

— Пламя пламенное, Дием, ты до смерти меня напугала. — Генри снова рассмеялся и поскреб щеку. Он встал сам и заставил подняться меня. Одной рукой он обнял меня за талию, другой погладил по голове. — Поэтому я хотел взять тебя в поездку. В последнее время на тебя многое навалилось. Я знал, что рано или поздно ты не выдержишь такой тяжести.

Я слабо кивнула и опустила голову, чтобы спрятать алый румянец на щеках.

Может, Генри прав — может, не было никакого странного ощущения, ни сияния, ни облака пепла, ни начисто сгоревшего тела. Может, события последних нескольких дней потрясли меня настолько, что страхи юности проснулись после многолетней спячки.

Генри ободряюще меня обнял, потом отпустил:

— Давай немного поспим. До рассвета еще несколько часов.

Генри отвернулся, и красные всполохи костра осветили его мускулистую спину. Он бросился ко мне, толком не проснувшись, и даже рубашку не накинул.

Мой взгляд уцепился за черную татуировку у него на плече.

Корявое дерево с огненными листьями в маленьком круге плюща — священное Вечнопламя, Древо жизни и смерти.

Согласно старой религии смертных жизнь зародилась, когда искра Вечнопламени упала на землю в виде пылающих семян. В момент смерти те, кого Старые Боги сочтут достойными, окажутся на горящих ветвях Древа, где их земные тела обратятся в пепел, а души навеки согреет Неугасимый Огонь. Недостойные же обречены на вечный холодный ад во льдах вдали от искупительного тепла Вечнопламени.

Хотя кое-кто из смертных до сих пор втайне исповедует древнюю религию, все упоминания Вечнопламени и Старых Богов на территории девяти королевств были объявлены вне закона. Я встречала их лишь в старых книгах смертных, которые собирала моя мать, — этот закон она с большим рвением нарушала.

Я потянулась к спине Генри и кончиками пальцев обвела темные линии у него на коже.

— Когда ты ее сделал?

Генри напрягся и отпрянул от моего прикосновения.

— Несколько месяцев назад.

Других объяснений он не дал — лишь схватил свою тунику и спешно натянул через голову.

— Зачем? — спросила я.

— Чтобы почтить Старых Богов.

— Знаешь, что с тобой сделают Потомки, если увидят эту татуировку?

— Мне все равно.

— Генри, они кожу у тебя со спины сдерут.

— Пусть попробуют.

От горечи в его голосе по спине у меня побежали ледяные мурашки.

Возразить я не успела, Генри сгреб меня в охапку и впился в губы страстным поцелуем. Его рот был грубым и голодным — ни следа нежности и сладости прошлой ночи.

Я слабо посопротивлялась, но голова шла кругом, и после ошеломляющего всплеска эмоций простая легкость страсти казалась желанной передышкой. Желание одержало верх, и мы, снова скинув одежду, упали в чувственные объятия ночи.

В тенях, выжидая и наблюдая издалека, затаились воспоминания о пропавшей матери, опасном принце и облаке пепла, которое когда-то было рычащим волком.

Поздним утром мы оказались на границе Фортоса.

Сколько бы раз я ни совершала этот переход, меня каждый раз удивлял резкий контраст между двумя королевствами. Лиственные леса Люмноса, теперь стоящие в огненном убранстве, так резко сменились каменистыми равнинами Фортоса, что казалось, не обошлось без магии, пропитавшей саму природу.