Принц Лютер.

Мамины плечи были напряжены, она выразительно жестикулировала. Принц приблизил лицо к ее, заговорил вполголоса, прищурился и сжал кулаки.

Мои ноги снова пришли в движение — потащили меня из укрытия за ящиками на открытый участок.

Такого прежде не случалось.

Я ждала, что меня заметят, но почему-то оставалась скрытой от глаз мамы и принца. Их голоса зазвучали громче — шепот превратился в бормотание, потом усилился до криков, которые оглашали проулок.

— Мы заключили договор, — насмешливо говорил принц, шрам которого искажался от гнева. — И теперь монарх требует его исполнения.

— А я не исполню. Я не стану вам служить. — Мамин голос звучал странно, немного не как обычно.

— Глупая женщина, уже слишком поздно. Тебе нас не одолеть. Тебе от нас не скрыться.

— Я исчезну — уйду туда, где вам никогда меня не найти.

— Тогда должен заплатить мальчишка.

— Нет!

Не знаю, с чьих губ сорвалось слово — с маминых или с моих.

Рот принца скривился в жестокой улыбке.

— Вы в пожизненном долгу перед монархом. Если договоренность не выполнишь ты, придется мальчишке. Либо ты поплатишься жизнью, либо он.

Я потянулась, чтобы схватить маму за руку. Я должна была это остановить, я должна была ее предупредить.

— Ты или мальчишка. Кого ты выбираешь?

Коснувшись волос, я положила ладонь на ее плечо. Мама начала оборачиваться, и принц схватил ее за локоть, чтобы удержать на месте.

— Кого ты выбираешь? — настойчиво спросил он.

Я сильно дернула маму за плечо, заставив ее повернуться ко мне лицом.

Только это оказалась совсем не мама. Это было ее тело, ее рыжие волосы и морщинистые руки, но на меня смотрели круглые от страха серебряные глаза — на моем лице.

Я отшатнулась от женщины.

— Нет, — шепнула я дрожащим голосом.

Принц мрачно рассмеялся — сперва тихо, а потом запрокинул голову, и его сильное тело затряслось от хохота. Радости в том хохоте не было — только злорадство человека, понимающего, что он уже победил.

— Пожалуйста, отпусти нас! — взмолилась я.

Принц сделал несколько шагов вперед и встал прямо передо мной. Казалось, что широкими плечами и мощной грудью он заслоняет весь мир. Рука принца медленно обвила мне горло. Он наклонялся вперед, пока его дыхание не согрело мне губы.

— Один из вас будет моим. Скажи, Дием Беллатор, кого ты выбираешь?

***

Я резко села и схватилась за шею. Свежий ночной ветер обжег мое по-прежнему нагое тело.

Костер превратился в угольки, озарявшие наш лагерь блекло-оранжевым. В их догорающем свете ровное дыхание спящего Генри разительно отличалось от моих испуганных судорожных вдохов.

Дрожащими руками я откинула одеяло, покрывавшее нас обоих, нащупала свои вещи и, шатаясь, побрела прочь с полянки.

Я брела вглубь озаренной луной тьмы, пока свет костра не превратился в далекое красное пятно, потом прислонилась к стволу высокого дуба и ладонями сдавила закрытые глаза.

Оргазм получился неярким и недолгим — я уже чувствовала, как внутри меня снова сжимается пружина напряжения.

Кошмар выбил меня из колеи. События того рокового вечера я перебирала тысячу раз и во сне, и наяву и уже толком не понимала, где реальность, где вымысел. Я молилась, чтобы тайна исчезновения моей матери крылась в деталях; чтобы, внимательно приглядевшись, я могла ее разгадать.

По крайней мере, я уже получила ответ на вопрос о личности Потомка — и прочувствовала полное безумие ситуации.

«Бойся своих желаний!»

Я медленно втянула прохладный воздух, надеясь, что он умерит жар, бурлящий внутри. Вдруг мое внимание привлек треск хрустнувшей ветки.

Я вздохнула, сообразив, что разбудила Генри. Оттолкнувшись от дуба, я повернулась к лагерю и застыла.

За деревьями просматривались очертания фигуры Генри, который, свернувшись калачиком, по-прежнему спал у костра. Приближался ко мне не он.

Шорох шагов по опавшим листьям раздался снова. Ближе ко мне.

Я повернулась на шум и, прищурившись, вгляделась в темноту. Сияния убывающей луны едва хватало, чтобы осветить лес, но ветерок шевелил листву у меня над головой, рассеивая неровный свет и скрадывая любые движения.

От деревьев донесся звук, низкий и явно нечеловеческий.

Наконец я его увидела. Темно-коричневый и черный его окрасы идеально сливались с местностью, выдавали только зоркие желтые глаза и белая опушка морды. Четыре крупные лапы переступали по земле проворно и почти неслышно на фоне угрожающего рыка.

Моя рука машинально метнулась к бедру, но вместо холодного металла рукояти кинжала я схватила воздух. Ножевой ремень был сорван в момент страсти и теперь бездарно валялся в лагере.

«Ходить безоружной — значит играть со смертью» — таков был первый урок моего отца, ставший подарком мне на восьмилетие вместе с первым настоящим оружием — перочинным ножом с костяной рукоятью из его коллекции, на который я засматривалась месяцами. В последующие годы многие отцовские уроки сводились к тому же основному принципу: «Дием, мир попытается тебя обезоружить. Не позволяй ему. И разумом, и оружием будь всегда готова к обороне».

И тем не менее я стояла босая, с пустыми руками, не вооруженная ничем, кроме собственных ногтей. Я стояла и безнадежно проигрывала в гляделки с голодным на вид волком. Если этот зверь не убьет меня за глупость, то отец точно убьет.

Волк двинулся на меня и оскалился, обнажив ряд острых белых клыков.

Я выругалась сквозь зубы. О выживании я знала достаточно, чтобы не повернуться к нему спиной и не побежать, что включило бы его инстинкты хищника. Я могла позвать Генри, но вдруг он не подоспеет вовремя или, чего пуще, вдруг волк нападет на него?

Зверь приблизился настолько, что я почувствовала, как воняет из пасти, когда он зарычал. Шерсть у него на спине встала дыбом, хвост застыл параллельно телу.

Плохие знаки. Очень-очень плохие.

Я судорожно огляделась по сторонам в поисках камня или упавшей ветки — чего угодно, что можно превратить в оружие, но увидела только землю и листья.

Кровь застыла у меня в жилах. Неужели мне суждено бессмысленно погибнуть в глухомани? Это все, что осталось в моей грустной, ничтожной жизни?

Без предупреждения окружающий мир исчез, совсем как тем утром в королевском дворце. Луна погасла, деревья растворились в сумраке, все звуки утонули в оглушительной тишине.

Остались только я, волк и бесконечная тьма.

«Борись!»

Голос внутри меня взволнованно и нетерпеливо урчал, кожу закололи горячие иголки. Обжигающий мороз, невыносимо холодное пламя. Опустив взгляд, я увидела, что мои руки горят серебристым огнем. Пальцы дрогнули от удивления.

Пульс грохотал у меня в ушах. Разве такое возможно? Неужели я все еще спала?

Волк поджал уши, присел и замер, приготовившись к атаке.

Вот дерьмо! Никакой это не сон. Через несколько секунд клыки вцепятся мне в горло.

«Борись!»

В кои веки я согласилась с призывом голоса.

Будет больно, но без борьбы я не сдамся. Я проскребу, процарапаю себе путь к спасению, даже если придется делать это голыми руками. Я не отдам Мору, отца и Теллера на растерзание Потомкам.

Я не собиралась мириться с таким концом.

Посмотрев в янтарные глаза зверя, я неожиданно почувствовала взаимопонимание. Его голод терзал мне живот так, будто это я оголодала.

Волк толкнулся задними лапами и прыгнул на меня. Я подняла руки, чтобы защитить уязвимую шею, и крепко зажмурилась, ожидая укус.

Уничтожь!

Яркая вспышка ослепительно полыхнула красным сквозь мои сомкнутые веки. Раздалось тявканье, потом тихое шипение.

А потом воцарилась оглушительная тишина.

Едкий запах паленой шерсти обжег мне ноздри. Я решилась открыть глаза.

В воздухе висело облако пепла, миллион мелких частиц парил в воздухе, словно снег, который вот-вот припорошит блестящие обломки черного камня, разбросанные по лесной почве.

Волк исчез.