— Иди ко мне! — упрашивала я.

Взгляд мальчика метался между мной и приближающимся отцом. Он шагнул ко мне, потом остановился, с опаской посмотрев на прутья, которые меня удерживали.

— Я не хочу этого, но выбора нет, — проговорил Потомок глухо и чуть слышно, и я задумалась о том, кого из нас он пытается убедить. — Я должен. Таков закон.

— Ты не обязан это делать, — взмолилась я. — Я никому не скажу. Я заберу ребенка и скажу, что он мой.

Потомок остановился.

— Если нас обнаружат, расплачиваться буду я, — выпалила я. — Имени твоего я не знаю и не смогу назвать при всем желании. Никто ничего не узнает.

Потомок молча смотрел на своего сына, его взгляд стал задумчивым. Потом он поднял глаза на меня, и мое сердце остановилось.

— Пожалуйста! — шепнула я. — Он всего лишь ребенок. Не делай этого.

Лицо Потомка посуровело.

— Нет.

Он закрыл свои трусливые глаза, чтобы не видеть того, что натворит дальше.

Потомок вытянул ладонь, и стрела тени пронеслась сквозь проулок.

«Борись!»

Я больше не медлила. Кинжал Брека вырвался из руки и полетел к Потомку. Кинжал был еще новым и чужим, изящной сбалансированностью сильно отличаясь от моего тяжелого оружия. Многолетних тренировок хватило, чтобы вогнать клинок в шею Потомку, но он попал слишком далеко от вен, чтобы сразить его насмерть. Потомок отшатнулся, схватился за горло, и между пальцами потекла темно-алая струя.

Среди этого хаоса клетка, которой он меня окружил, замерцала и растаяла. Я бросилась к мальчику и заслонила его собой. Малыш свернулся клубком и, чтобы защититься, обхватил ручками исцарапанные грязью коленки.

— Сучка, ты ранила меня! — Ругань с бульканьем выплеснулась вместе с кровью, но Потомок смог устоять на ногах. Шок в его глазах обернулся чем-то резким и злым.

Потомок выдернул нож из шеи и со звоном швырнул на землю. Я с ужасом смотрела, как рана затягивается у меня на глазах.

Я знала, что они самоисцеляются, но еще не видела этого в деле — как рана, которая могла убить смертного, беспокоит не больше, чем царапина…

Все-таки Потомки — боги. Злые, ужасные, жестокие боги.

Отец был прав. У смертных нет шанса — по крайней мере, если тягаться с ними силой. Чтобы выжить, придется подключать мозги.

«Борись!»

Мало-помалу у меня сложился план. Я наполнила легкие воздухом и выкрикнула что было мочи:

— Пожар! Все сюда, пожар!

Потомок замер, его гнев остыл до замешательства. Я снова выкрикнула слово «пожар», потом еще и еще. Горло засаднило от старания кричать как можно громче.

Потомок полоснул рукой воздух — тенистые шипы вокруг трупа женщины исчезли и один за другим смертоносным кольцом окружили мою грудь.

— Зря ты не ушла, — сказал Потомок. — У вас, смертных, до жалкого короткие жизни, и вы так спешите с ними распрощаться.

— Пожар! — крикнула я снова. — Пожар!

Ничего не случилось. Уверенность в собственном плане понемногу меркла.

Смерть смотрела мне прямо в лицо, с зубастой улыбкой наслаждаясь горечью моей кончины. Я умру в этом мерзком заброшенном проулке. Кто-нибудь удосужится найти родственников или осмотреть мой труп? Или я стану очередной женщиной, исчезнувшей на улицах Смертного города, пройдясь по стопам своей матери напоследок?

«Борись!»

Голос бился у меня внутри и уже не просил, а требовал свободы — рычал, что хочет на волю, спалить мир дотла.

Только мне предложить было уже нечего — ни мальчику, ни себе. Ни оружия, ни магии, только собственное тело, чтобы заслонить его от яростного отцовского гнева.

Я никогда не была по-настоящему верующей. Я никогда не просила наставлений у Старых Богов и, не считая отдельных кощунственных ругательств, никогда не воззвала бы к кому-то из Клана, понимая, что не стоит ждать помощи от существ, которые раскололи мир пополам.

Но если это принесет капельку мира в последние секунды жизни или даст крупицу благосклонности неведомого инфернального создания, правящего загробным миром, — ради этого мальчика и его матери я должна была хотя бы попробовать.

Священные, древние слова полились из меня — Обряд Концов, запрещенная молитва из старой религии смертных.

— «Окончен твой век, пусть свершится обмен. Отдай счастье жизни за мир, человек».

Молитва полилась с моих губ, а ноги Потомка заскользили по грязным камням. Он неспешно приблизился, и слова потекли быстрее, в такт ускорившемуся пульсу.

— «Не бойся, когда мрак развеется, уйдет вся боль, давай надеяться».

— Богохульница! — презрительно усмехнулся Потомок. — Отлично. Я буду спать спокойнее, зная, что ты заслужила смерть.

— «Все тайны судьбы отворятся лишь тем, чьи души покорятся».

— Смертные боги не помогут тебе, девочка. Может, Клан смилостивится над вами обоими.

Я крепче прижала к себе мальчика и зажмурилась.

— «В любви и покое бей челом, и святой наш псалом…»

Потомок нанес удар.

Мое тело сотрясла дрожь. Тот же странный ледяной жар, который я чувствовала во дворце и позже в лесу, залил каждую складочку, каждый изгиб моего тела, распаляя кожу волнами мороза и пламени.

За опущенными веками ярко пыхнуло, потом воцарилась зловещая тишина.

Мне хотелось что-то почувствовать — боль, удар или неведомую легкость, к которой поднимается каждый умерший. Но не было ничего — только мое тяжелое дыхание и уходящее ощущение настигнувшего меня секунды назад.

— Как? — пролепетал Потомок. — Как ты?..

Я разлепила веки.

Ничего не изменилось. Ребенок по-прежнему прижимался ко мне. Его мертвая мать неряшливой кучей по-прежнему лежала у стены. Потомок по-прежнему возвышался надо мной, разинув рот от потрясения.

Он промахнулся.

Промахнулся.

Потомок покачал головой:

— Но… Я ведь тебя ударил.

На свету ярко блеснул металл. Клинок Брека упал неподалеку от ног Потомка, если бы я только могла до него дотянуться, мне нужен всего лишь крохотный шанс…

Потомок проследил за моим взглядом. Почувствовав мое намерение, он бросился вперед с раскрытыми ладонями. Тени материализовались и уплотнились в залп острых как лезвия стрел.

Я подняла голову, когда тьма окружила меня. Снова ледяное покалывание. Снова ослепительная вспышка.

Я зажмурилась. А когда снова открыла глаза, в воздухе таяли струйки мерцающего дыма.

Потомок… снова промахнулся? Но я же видела атаку — стрелы летели прямиком в мое громко стучащее сердце. Они не могли промахнуться.

И тем не менее…

Наши с Потомком недоуменные взгляды встретились, но тут послышались крики и приближающиеся шаги.

Мой план…

— Пожар! — снова заорала я. — Пожар, все сюда, пожар!

В конце проулка собралась толпа, в том числе несколько дородных мужчин с ведрами, в которых плескалась вода.

Несколько лет назад меня вызвали в эти проулки к женщине, которую ударила ножом жена ее любовника. От ран она не умерла, но больше не смогла ходить. Она несколько часов звала на помощь, но никто не откликнулся, и тогда она поняла, что в Райском Ряду нет достаточно храбрых — или глупых, — чтобы откликнуться на зов совершенно чужого человека.

Но если бы она кричала про пожар… сложилось бы иначе. Пожар на этих плотно застроенных улицах за пару минут мог уничтожить целый район. Ради чужого человека местные жители рисковать собой, может, и не станут, а ради своих домов и работы наверняка рискнут.

Люди, сейчас стоящие передо мной, вряд ли будут спасать меня от этого Потомка, но они могут стать зрителями. Достаточно и этого.

Потомок глянул на приближающуюся толпу и выругался.

Я рванула вперед, к своему упавшему кинжалу. Плечо скользнуло по усыпанной гравием земле, и пальцы сомкнулись вокруг холодного металла. Я развернулась и полоснула Потомка по ноге.

Инстинкт подсказывал, что нужно ударить в лодыжку. Благодаря военной и целительской подготовке я знала, что, попав в нужное место, можно перерезать сухожилие и лишить способности ходить; но Потомок, попав в безвыходную ситуацию, мог уничтожить всю эту толпу. Да и я не собиралась его калечить — просто хотела, чтобы он ушел.