Я содрогнулась.

Прячась от ее взгляда, я вернулась к банкам с бальзамом, что стояли у меня на столе.

— Была еще легкая рана, зажившая чуть ли не моментально. Кто знал, что принц склонен сгущать краски?

Мора замешкалась. Она, не отрываясь, следила за моими руками, словно взглядом могла залезть мне под кожу и найти скрытый под ней ответ.

Я нервно заерзала.

— Принц сказал что-нибудь еще? Что-нибудь про мою мать?

— Кое-что сказал. Точнее, спросил, знала ли я тебя маленькой — видела ли тебя с карими глазами, прежде чем они потеряли цвет. Конечно, я ответила да. Еще он спросил, знаю ли я твоего отца.

Я затаила дыхание. Мора знала, что я не родная дочь командира.

— И что ты ответила?

Мора смерила меня серьезным, многозначительным взглядом:

— Ответила, что все знают Андрея Беллатора, великого смертного героя войны.

— Так ты не стала говорить?..

— Нет, — категорично перебила она. — Это не моего ума дело. — Мора снова повернулась к своему столу и начала писать, словно тема была закрыта.

Мы еще немного поработали в тишине, пока я наконец не набралась смелости озвучить слова, которые весь день вертелись на языке:

— Может, мне стоит взять на себя часть работы с Потомками во дворце?

Мора изогнула бровь:

— Что ты там говорила про невыносимых чудовищ? А теперь готова пылинки с них сдувать.

Я наморщила нос:

— Пылинки сдувать не собираюсь, благодарю покорно. Речь лишь о том, что я могла бы помогать тебе. Ты не должна делать всю работу.

Мора замялась:

— Милая, ты же знаешь, как к этому относится Орели. Она и так разозлится из-за сегодняшнего утра.

Тяжесть, которую я почувствовала на полу дворцовой умывальни, снова упала на меня свинцовой накидкой.

— Пора смириться с тем, что она может не вернуться.

— Не говори так.

— Прошло шесть месяцев, а ее все нет и нет.

— Нельзя переставать наде…

— Мора, не надо. Пожалуйста! Бессмысленная надежда — это… это жестоко. — Я сделала глубокий вдох, заставляя жжение в горле угаснуть. — Я не могу притворяться, что жизнь по-прежнему идет нормальным ходом. Что мама… — У меня дрогнул голос. — Что мама не исчезла.

Мора поерзала на стуле, но ничего не сказала.

— Теллер боится, что ему не позволят учиться в академии Потомков, если кто-то из Беллаторов не будет служить королю целителем. Я должна занять мамино место до тех пор, пока он не закончит обучение.

— Все не так просто.

— О чем это ты?

— Твоя мать не просто согласилась служить королю, пока Теллер не окончит академию. Она… — Мора осеклась.

Я встала со стула:

— Скажи мне, Мора.

Она поморщилась, ее жалость тяжелым приторным запахом повисла в воздухе.

— Дием, это пожизненная договоренность. Твоя мать согласилась до конца своей жизни оказывать любые услуги по просьбе монарха.

— В каком смысле «любые услуги по просьбе монарха»?

— Подробности я не знаю, соглашение заключили твоя мать и королевская семья. Мне Орели сказала, что продолжит работать в Центре целителей, но в приоритете будут просьбы королевской семьи.

У меня задрожали колени.

Я наклонилась к столу и схватилась за его край.

— А если она нарушит соглашение?

Мора потерла лицо и шумно выдохнула:

— Я поклялась Орели никогда не говорить тебе об этом.

— Мора, если это касается Теллера, я должна знать. Защищать его — теперь моя обязанность.

Мора взглянула на меня с истинной болью в глазах:

— Если она не выполнит условие сделки, то поплатится жизнью. Монарх ее казнит.

Приемный покой начал вращаться. Тени вдруг стали слишком яркими, тишина — слишком громкой.

Я с трудом подбирала слова:

— Но… король… Теллер говорит, что он без сознания. Если король умрет… может, никто больше и не знает. Может…

— Знает. Это он договаривался с твоей мамой от имени королевской семьи.

***

За ужином в тот вечер я могла лишь гонять еду по тарелке. Теллер с отцом болтали о том, как прошел день, а я, чтобы не казаться грубой, изредка улыбалась, кивала и выдавала невинные подробности в ответ на их вопросы.

В голове была полная каша.

Тысяча противоборствующих мыслей терзала меня, и каждая пугала больше предыдущей. Ни одна из них не имела смысла. Ни одну я не осмеливалась озвучить.

При маме так легко было прятаться в коконе, который она вокруг меня сплела. Как и любой неуемный подросток, я сопротивлялась и так и эдак, но в итоге всегда сдавалась и смирялась с установленным ею порядком.

Мама хранила много секретов. От всех нас, но особенно от меня. От своей дочери, от своего первенца.

Но кому, если не мне, следовало бы знать правду? До Теллера, даже до отца были мы с ней, одни-одинешеньки на свете. Незамужняя женщина и ее внебрачный ребенок.

Часть меня ненавидела маму за это, хотя я понимала, что она делает это для меня. В глубине души я знала, что мама готова на что угодно, лишь бы меня защитить.

Что она готова сохранить любой секрет. Заключить любую сделку. Сказать любую ложь.

А теперь ее защита исчезла, и меня, игнорируя сопротивление и вопли, волокли через строй правды, которую я раньше так старательно игнорировала.

Если Теллер и слышал о случившемся во дворце, он не сказал мне ни слова. Но я спиной чувствовала его любопытный взгляд, пока сидела перед камином и безучастно смотрела на пламя. Наверное, моя хандра с тех пор, как я перестала принимать порошок огнекорня, научила братишку быть осторожным и не приставать ко мне.

Огнекорень.

Пузырек с красным порошком тянул карман. Сумбурные мысли кружились над ним, как стервятник над свежей падалью. Пузырек был моим гневом, моим страхом, моей тревогой, моей обидой — самыми отрицательными эмоциями в материальной форме.

Когда небо почернело, а мои мужчины забылись сном, я собрала все пузырьки-полумесяцы из маминых запасов и неслышно пробралась к самой кромке воды.

Один за другим я бросала их в море. Они ударялись о волны и навсегда погружались в водную могилу.

Каждый тихий всплеск напоминал скрип старой тяжелой двери, железные петли которой проржавели от веков простоя.

Я прочитала молитву Старым Богам, прося подготовить меня к тому, что случится дальше.

— Не хочешь поделиться?

Голос Генри рывком вернул меня к настоящему, к гипнотизирующему стуку копыт по Кольцевой дороге, круговому тракту, соединяющему девять королевств Эмариона. Из города мы выехали несколько часов назад, и с тех пор я сказала не более пяти слов.

— Чем поделиться?

— Тем, из-за чего ты выглядишь так, будто готова убить первого встречного.

Генри не ошибался.

Моя злость тихо тлела неделями, даже месяцами, но после вчерашних событий, особенно после откровений Моры, тревога поселилась в таких глубинах моей души, что я стала гадать, не навсегда ли это.

— Все хорошо. — Я очень постаралась, чтобы мои слова прозвучали мило, но и сама себе не поверила.

— Коришь себя за то, что бросила Центр?

— Нет.

Тут я не солгала. Увидев, как взбудоражили меня новости о маминой договоренности, Мора предложила мне взять парочку выходных.

— Дело в Теллере?

— Нет.

И тут я не лгала. Принцесса Лилиан была так признательна мне за помощь, что поцеловала Теллера в щеку и пригласила посетить дворец в любое время.

Братишка буквально светился от счастья, и я, при всей тревоге за их развивающиеся отношения, не могла не порадоваться.

Повисла долгая пауза, нарушаемая лишь цоканьем копыт по гравию.

— Тогда в твоей матери? — спросил Генри тише и вкрадчивее.

Я хотела возразить, но слова не шли с языка.

— Дием, мы с тобой дружим с тех пор, как научились ходить. Ты же знаешь, что можешь мне все рассказать, да?

— Конечно.

Вот тут — тут я солгала.