Возможно, так оно и было. Теллер однажды говорил, что магическая сила Потомков привязана к их родному королевству, или к землематери, как они его называли.

Однажды он пришел домой из академии, взахлеб рассказывая о женщине-Потомке, которая из заснеженного горного Монтиоса перебралась в таинственный Умброс. Там она родила сына, зачатого от смертного. Ребенок был Потомком — по закону таковым считается любой, имеющий хоть каплю их крови, — но изначально не проявлял никаких магических способностей.

Однако, став совершеннолетним, юноша почувствовал непреодолимое желание вернуться в землематерь. Едва он ступил на землю Монтиоса, в нем проснулась ледяная магия того королевства. Юноша превратился в ходячий буран, замораживающий всех и вся, — так выплеснулась энергия, скопившаяся за годы магического воздержания.

По словам Теллера, эту историю преподносили молодым Потомкам как предостережение, чтобы отбить охоту покидать свою землематерь. Однако я тогда задумалась, не является ли настоящим злодеем в той притче таинственный, мутный Умброс, обладающий исключительной способностью затягивать в свой мрак и Потомков, и смертных, от которых потом и следа не остается.

Когда мы оказались на границе, я украдкой глянула на Генри и чуть не расхохоталась, увидев его довольную, одурманенную сексом ухмылку. Его мысли явно витали в нашем лесном лагере.

— О похабном думаем?

В лице у Генри отразилось смущение.

— Это так очевидно?

Я игриво швырнула ему в грудь сердцевину яблока, которое грызла.

— Я скучал по тебе, — тихо признался Генри. — Я скучал по нам.

— Я тоже, — сказала я и на этот раз не солгала.

Из-за шести месяцев вызванного горем воздержания между нами образовалось странное напряжение, которое обоим требовалось сбросить.

Генри полегчало моментально. Он уже вернулся к привычному комфорту нашего романа, словно тот никогда не прерывался.

Ну а мне… Мне требовалось время. Время разобраться, кто я и кто мы друг для друга.

— Я тут подумал, — медленно и осторожно начал Генри. — Я подумал, вдруг ты…

— Ой! — вскрикнула я, когда меня словно током ударило. — Что это было?

Генри тотчас выхватил кинжал и внимательно осмотрел меня.

— В чем дело?

Я дернула поводья, резко остановив коня, и принялась искать на себе следы повреждений. Боль была резкой и скоротечной — накатила, как волна, потом так же быстро угасла. В руках и ногах остались ее слабые пульсирующие отголоски.

— На тебя напали? — Генри натянул поводья и огляделся по сторонам, высматривая в зарослях возможную угрозу.

Я ничего не обнаружила — ни крови, ни покраснения, ни даже какой-то болезненной точки. Казалось, ощущения исходят прямо из окружающего меня воздуха.

— Я… я не знаю.

Я оглянулась и внимательно осмотрела дорогу. Взгляд упал на две круглые таблички, на одной из которых была выгравирована эмблема Люмноса — палящее солнце, пронзенное полумесяцем; на другой — меч, скрещенный с костью, — символ Фортоса. Между камнями и травой золотыми панелями была выложена странная демаркационная линия, которая обозначала границу Люмноса и Фортоса.

Граница. Я почувствовала боль, когда мы ее пересекали.

— Магия, — прошептала я и ссутулилась от облегчения. — Фортос наверняка поставил вдоль границы магические обереги.

Генри нахмурился:

— Я ничего не почувствовал.

— Может, обереги действуют только на женщин, — проворчала я. — Я не удивилась бы. Фортос же — единственное королевство, в котором никогда не было королевы?! — Я раздраженно фыркнула. — Как удобно, что их драгоценная магия ни разу не нашла женщину, достойную короны.

— Наверное, это как-то связано с ее сутью. — Генри перехватил мой недоуменный взгляд. — Ты же знаешь, что в каждом королевстве два вида магии. Света и тени в Люмносе, камня и льда в Монтиосе, моря и воздуха в Меросе и так далее.

Нет, я ничего об этом не знала и, если честно, не понимала, откуда знает Генри. В школах для смертных магию Потомков углубленно не изучают. Но Генри сказал об этом так бегло и небрежно, что я вдруг застеснялась своего невежества, поэтому прикусила язык и кивнула.

— В других королевствах большинству Потомков достается магия одного вида и лишь самым могущественным — обоих видов. В Фортосе ситуация иная. Женщины-Потомки всегда владеют целительской магией, мужчины-Потомки — способностью убивать: они могут заставить тело противника сгнить у них на глазах. Попробуй одолей их в бою с таким даром. Есть еще те, кто не вполне мужчина, но и не женщина, такие владеют обоими видами магии, но, говорят, они встречаются редко.

Я сморщила нос при мысли, что гендер определяет судьбу.

— И как это влияет на наследование престола?

— Трон всегда наследует самый могущественный из Потомков.

— И что?

— Поскольку убийственная магия достается лишь мужчинам, они всегда оказываются самыми могущественными.

Я наклонила голову, намекая, что спорить со мной дальше опасно.

— Потому что убийца могущественнее целителя, да?

— Да.

Мои серебристо-стальные глаза начали метать молнии.

Генри мертвенно побледнел.

— То есть нет. Конечно нет. Целители сильны. Очень сильны! В могуществе не уступают — даже превосходят…

— В следующий раз, когда приползешь ко мне с травмой, очень надеюсь, что не окажусь слишком слабой и беспомощной, чтобы тебя исцелить.

Генри застенчиво улыбнулся:

— Делу поможет, если я признаю, что ты и в бою точно надерешь мне задницу?

Такое признание делу помогало. Немного.

— Я мог бы и к Море обратиться за помощью, — заявил Генри.

Я фыркнула:

— Ну уж нет.

Генри не ответил — он хмуро смотрел на свои бицепсы и играл ими.

— Откуда ты столько знаешь про магию Фортоса? — спросила я.

— Врага нужно знать близко, помнишь? — Он ухмыльнулся, намекая на непристойное, а я в ответ закатила глаза, старательно изображая досаду, хотя уголки рта предательски ползли вверх.

— Наверное, предвзятость магии Фортоса влияет и на устройство их армии, — проговорила я. — Женщины, которые поступают на службу, далеки от командования и престижных должностей.

Я вспомнила, сколько раз слышала, как старые отцовские приятели сетуют, что женщины в пехоте «лишь от главного отвлекают». К чести отца, он всегда выговаривал им за такое.

«Любому мужчине, столкнувшемуся на поле боя с моей Дием, нужно молиться, чтобы она убила его быстро», — шутил он.

Я улыбнулась своим воспоминаниям.

— Это неправда, — возразил Генри. — Большинство военных шпионов — женщины.

— Шпионов? — Я вскинула брови. — Знай я об этом, может, пошла бы служить в армию.

Я шутила лишь отчасти.

Генри схватил меня за косу и пощекотал мне нос ее кончиком.

— Что-то мне подсказывает, что единственной в Эмарионе смертной девушке с белыми волосами и серыми глазами будет сложновато ходить неузнанной.

Я отмахнулась от него и захохотала, но укол грусти почувствовала. Генри был прав. Примечательная внешность значила, что я никогда не смогу навсегда покинуть безопасные пределы Смертного города, где многие знают о моем смертном происхождении, а риск быть принятой за Потомка довольно невелик.

В мире, где смертные выживают, стараясь слиться с общей массой и не привлекать к себе внимания, я была ходячим красным флагом.

— А где ты это слышал — про военных шпионок?

Поза Генри чуть заметно изменилась.

— Я знал одну из них, доставлял ей послания. — Генри хмуро оглядел меня. — Ты точно не ранена?

Вопрос застал меня врасплох, и я поняла, что бездумно тру ноющую кожу. Я в последний раз оглянулась на внезапно обрывающийся лес. За свою жизнь я пересекала границу между Люмносом и Фортосом бессчетное множество раз, но ничего подобного не чувствовала.

— Все хорошо. Наверное, просто совпадение.

Мы переглянулись. Ни меня, ни его мои слова не убедили. Ответить друг другу было больше нечего, и мы поехали дальше, к огромной столице Фортоса.