— Я не про место жительства. Про твой Дом. Из какой ты семьи?

В ушах зазвучал насмешливый голос Генри: «Думай скорее, Беллатор».

На раздраженный взгляд мальчишки я заставила себя ответить таким же:

— Вообще-то я на поминутной оплате. Ты намерен и дальше тратить золото своего отца или позволишь мне наконец заняться своими обязанностями?

При упоминании отца Лоррис побледнел:

— Ну хорошо. Иди за мной.

Я зашагала за ним через дом и даже смогла заглянуть в комнату, из которой чуть раньше доносились голоса. Двое мужчин сидели за столом из красного дерева, заваленным книгами и бумагами. Разговаривали они так тихо, что не расслышишь, и вращали сверкающие хрустальные бокалы с жидкостью цвета карамели. Когда мы проходили мимо, ни один из них и взглядом нас не удостоил.

В конце затемненного коридора мальчик остановился и сконфуженно повернулся ко мне:

— Эвани там.

Я подняла брови. Лоррис молча хлопал глазами.

— Расскажешь, что с ней? — настойчиво спросила я.

— Разве не твоя работа это определить?

Я закатила глаза, даже не пытаясь это скрыть, и протиснулась мимо него в огромную комнату, в которой легко поместился бы наш дом на болоте. Ни ярких красок, ни обильной отделки, которые ожидаешь увидеть в комнате малыша, — меблировка оказалась сдержанной и страшно унылой, под стать аскетичной обстановке всего имения. Даже игрушки стояли идеально ровными рядами на полках высотой до груди, вырезанных из беленого дерева и выкрашенных в разные оттенки бледно-желтого и экрю. Комната получилась элегантно красивой и совершенно бездушной.

«Ну конечно», — сухо подумала я.

В противоположном конце комнаты в горе мягких и толстых пуховых одеял на кровати, как в облаке, утопала девочка. Одеяла сотрясались от хлюпанья носом, а потом раздался слабый болезненный всхлип, разбивший мне сердце.

— Привет, — сказала я, усаживаясь на край кровати. Придвинувшись ближе, я убрала золотистые, влажные от пота кудряшки со лба девочки. Она была маленькой, лет пяти, ее кожа — бледной, но теплой на ощупь. — Ты, наверное, Эвани, а я Дием, целительница. Говорят, сегодня ты не очень хорошо себя чувствуешь.

Девочка распахнула светло-голубые глаза с белесыми ресницами и уставилась на меня.

— Хочу к маме! — захныкала малышка.

— Прости, милая, мамы твоей сейчас нет. Но я попробую сделать так, чтобы тебе стало легче, ладно?

Девочка слабо кивнула и снова захныкала.

Я глянула через плечо на мальчика, который опасливо наблюдал за нами с порога.

— Твоя сестренка больна, но ни один из ваших родителей не пожелал с ней посидеть?

— Наши родители — персоны важные. Им некогда сидеть дома и нас нянчить.

В его молодом голосе уже слышался тембр голоса его отца. У меня сердце екнуло при мысли о том, каким мужчиной он, вероятно, станет.

С трудом стерев с лица жалость, я оценила состояние малышки. А в какую женщину превратится она? Какого супруга выберет? Каких детей вырастит?

У нас, Беллаторов, имелись свои проблемы, но я абсолютно точно знала, какими бывают любящие родители и счастливый брак. Мать с отцом позаботились о том, чтобы мы с Теллером не забывали, что родительская ласка — это почва безусловной любви, которая питает наш рост и не дает потерять корни при любых ненастьях.

До сих пор я не осознавала, насколько нам повезло.

Лоррис подошел ближе к кровати сестры:

— Она поправится?

Мальчишка смотрел все так же хмуро, но в лице появилась тревога.

— Думаю, да, но я помогла бы Эвани куда лучше, если бы знала, что случилось.

Лоррис внимательно посмотрел на сестру, потом скептически — на меня.

— Вчера мы были в городе с мамой, и Эвани потерялась. Когда мы нашли ее, она сказала, что какая-то женщина дала ей цветы. Через несколько часов вся кожа у нее покрылась красными пятнами.

— И вы думаете, что причина в цветах?

— За растениями у нас в поместье ухаживает смертный. Он увидел те цветы у Эвани и сказал, чтобы мы их у нее забрали.

Я нахмурилась:

— Они еще у вас?

— Нет, мы их выбросили.

Я снова посмотрела на девочку. Эвани буквально запеленали в одеяла, но на открытой полоске кожи под подбородком виднелась краснота.

— Эвани, — проворковала я, — можно я посмотрю на твои ручки?

Девочка категорично закачала головой:

— Нет, нет, не трогай!

Я подняла руки вверх:

— Трогать не буду, обещаю! Я просто хочу увидеть, как они выглядят.

Эвани посмотрела на брата, выискивая подтверждение того, что мне можно доверять. Я ожидала, что Лоррис бросится вон из комнаты с каким-нибудь ехидным замечанием, но, мне на удивление, он сел рядом с сестрой.

— Все в порядке, Эв, — проговорил он ровным, спокойным голосом. — Покажи ей, где больно.

Эвани опасливо стягивала с себя одеяла, пока не показались ее руки — толстые и раздувшиеся. Светлую кожу покрывали припухшие волдыри. Я внимательно всмотрелась в ее лицо. Глаза были ясными, без покраснений, а носом она хлюпала не от слез, а от хронического насморка.

— Те цветы были мелкими, желтыми, с крупными восковыми листьями? — спросила я.

— Вроде да, — кивнул Лоррис.

— А пахли они ириской?

От удивления мальчишка даже сел ровнее.

— Да… Откуда ты знаешь?

Я снова нахмурилась, потом потянулась за сумкой и начала перебирать бутылочки и кремы.

— Так, Эвани, у меня есть хорошая новость, отличная новость и фантастическая новость. Которую хочешь услышать первой?

По-прежнему сомневаясь, девочка взглянула на брата.

— Фантастическую, — тихо ответила она.

— Фантастическая новость… — я вытащила горсть ярко-оранжевых и розовых леденцов, завернутых в вощеную бумагу, — заключается в том, что за храбрость ты получаешь конфетки!

Слезы мигом высохли — девочка села в постели и протянула маленькие ручки за угощением, начисто позабыв про свои раны. Я, возможно, умолчала о том, что мои леденцы скорее лекарство, чем конфеты, но это целительский секрет, который я унесу с собой в могилу.

— А в чем хорошая новость? — спросил Лоррис.

— Я знаю, от чего эти волдыри. То растение называется смертотень. — У брата и сестры глаза синхронно полезли на лоб. — У него только название страшное. Если не есть его, ничего хуже волдырей не будет.

— А отличная новость? — в свою очередь спросила Эвани.

— У меня есть крем, который волдыри залечит. — Я подняла баночку со смесью цвета горчицы. — И действует она быстро.

— А плохая новость есть? — поинтересовался Лоррис.

— Ну, крем мне нужно нанести на ранки, отчего может быть немного больно.

— Не трогай! — Девочка снова покачала головой и отпрянула от меня, спрятав ручки под одеяла.

Я с надеждой взглянула на Лорриса.

— Может, подержишь ей руку и покажешь пример непревзойденной смелости?

Лоррис наморщил лоб, глядя то на Эвани, то на меня, — он явно разрывался между заботой о сестренке и желанием казаться отстраненным и очень важным, как отец.

К счастью и к моему удивлению, сочувствие пересилило. Лоррис вытащил руку сестры из-под одеяла и зажал ее ладошку в своей.

— Помнишь, что отец говорил нам, Эв? Мы во главе Дома Бенеттов. Мы должны быть сильными и никогда не показывать слабость. На нас смотрит весь Дом. Нам нельзя позорить отца ревом.

Глядя на брата, девочка медленно кивнула, хотя нижняя губа у нее дрожала.

С бесконечной аккуратностью я зачерпнула крем и кончиками пальцев нанесла его на кожу Эвани. От прикосновения Эвани вздрогнула, ее ручки побелели: так сильно она стиснула пальцы брата.

Стараясь действовать максимально быстро, я покрыла кожу толстым слоем крема.

— Попробуйте подуть на ранки! — посоветовала я им обоим. — От ветерка станет чуть легче.

Девочка окинула меня откровенно подозрительным хмурым взглядом, и я закусила губу, чтобы не расхохотаться. Зато ее брат проглотил наживку, наклонился и подул ей на руку.

Эвани охнула, потом захихикала:

— Лоррис, щекотно!