Вскоре мы все смеялись и по очереди дули Эвани на руки, а она визжала и извивалась на кровати. Даже Лоррис позволил себе улыбнуться: суровая маска наконец спала.

Я воспользовалась весельем и нанесла остаток крема. Несмотря на мои легкие прикосновения, когда я добралась до самых глубоких волдырей, смех девочки снова превратился во всхлипы.

— Эвани, смотри! — выпалил Лоррис, вытягивая руки. — На прошлой неделе я научился этому в школе.

В центре его сложенных чашей ладоней появился светящийся шарик. Первое мгновение он лишь дрожал и крутился, но потом начал медленно обретать форму, превращаясь во что-то вроде подыхающей полусъеденной моли.

— Бабочка! — пролепетала Эвани. Ее глаза стали круглыми, как блюдца, а магическое создание залило ее лицо голубоватым сиянием. — Как красиво!

От стараний лоб Лорриса сосредоточенно наморщился, кончик языка высунулся из уголка рта. Моль — нет, бабочка! — взмахнула одиноким слабым крылышком, Эвани взвизгнула, с чистым восторгом хлопая в ладоши, а я воспользовалась шансом нанести остатки крема.

— Трудно придавать свету такие формы? — спросила я.

Лоррис посмотрел на меня, озадаченно нахмурившись:

— Разве ты не знаешь?

У меня сердце упало, когда я поняла, что забыла свою гениальную — нет, тупую — уловку.

— Ну… У меня другая магия. Хм-м, магия тени.

Лоррис кивнул, словно принимая ответ, и я шумно выдохнула.

— В школе сказали, что свет и тень действуют одинаково, но у моей учительницы магии оба дара, и она говорит, что тени подчинить себе труднее. Мол, свет хочет радовать своего повелителя, а теням бы только сопротивляться.

Я потерла грудь: в ребра стучало странное беспокойство.

— Тогда, наверное, хорошо, что тебе досталась магия света.

Лоррис пожал плечами и с какой-то неприязнью посмотрел на моль — нет, на бабочку.

— Меня она радовать не хочет. Как только у меня проявилась магия, отец нанял репетитора, но ничего больше, чем это, мне пока не удается. — Как по команде магическое творение превратилось в завиток дыма. Лоррис помрачнел, а за ним и Эвани. — Ты наверняка тоже слабая, раз стала просто целительницей.

Я ощетинилась:

— Сильным быть можно по-разному. Чтобы быть лидером или помогать людям, магия не нужна.

— Она нужна, чтобы разгромить врагов, — возразил Лоррис.

Мои губы изогнулись в улыбке. «Ну, это мы еще посмотрим».

— Ты, Лоррис, очень хороший старший брат, раз так заботишься об Эвани.

Лоррис сел неестественно прямо.

— Семья — самое главное. Семья — это все, — механически проговорил мальчишка. Слова его казались вызубренными, а не искренними.

— Тем не менее… сейчас ее семья — это только ты.

— Я же сказал, наши родители — персоны важные. Такой, как ты, это не понять.

— Я лишь хотела…

— Ты закончила? — Лоррис отпрянул от меня и поднялся. — Знаешь, я тоже персона важная. Нянчить маленьких девочек мне некогда. Полагаю, дальше ты справишься сама?

У меня сердце сжалось от обиды, отразившейся на лице у его сестренки.

— Конечно справлюсь, но Эвани наверняка обрадуется, если ты…

— Как закончишь, жди меня в передней. — Не добавив ни слова, Лоррис демонстративно покинул комнату.

Я долго смотрела ему вслед, онемев от его бурных эмоций.

— Он всегда такой. — Тихий голосок Эвани вывел меня из оцепенения. Когда я повернулась к ней, девочка умилительно закатила глаза. — Мама говорит, у него характер переменчивый.

Я придвинулась к ней ближе и ухмыльнулась:

— Мальчишки… Такие бестолковые, да?

Эвани улыбнулась и кивнула. Я дочиста вытерла руки, взяла одну из конфет и сняла с нее хрустящую обертку. Малышка выхватила у меня конфету и запихнула в рот раньше, чем я успела предложить.

— Эвани, твой брат сказал, что те цветы подарила тебе одна тетя. Это ведь вчера было? Ты помнишь, как она выглядела?

Девочка пожевала губу:

— Она просила меня никому не говорить.

Меня замутило от неприятного подозрения. Домой к Генри я заявилась три дня назад, а следующим вечером он предупредил, что вскоре важный Потомок обратится в Центр целителей по поводу заболевшей дочери. Если девочка заразилась только вчера…

— А ты помнишь, какого цвета были глаза у той тети?

Эвани нахмурилась, не понимая мой вопрос. Мне пришло в голову, что такая малышка в своей жизни могла видеть только голубые глаза, особенно если родители оградили ее от общения со своими смертными слугами.

— Они были голубые, как у твоих родителей и у твоего брата? Или вот такого цвета? — Я показала на свои брюки цвета коньяка и на серо-коричневую сумку.

Если подумать, почти все мои вещи были унылого оттенка грязно-коричневого. В мире, где излишняя непохожесть на других может стоить жизни, яркие цвета для смертных были не только роскошью, но и смертельной угрозой.

Эвани замялась, потом ткнула пальчиком мне в брюки.

— Думаю, такие. Темные. — Девочка просияла. — Как шоколад.

Мое подозрение переросло в гнев.

Я подошла к стоящему неподалеку столу и быстро нацарапала записку ее родителям, указав диагноз и рекомендации по уходу за малышкой, потом поставила баночку с кремом и сверху положила еще несколько конфет.

— Приятно было познакомиться с тобой, Эвани. Если к завтрашнему утру тебе не полегчает, скажи маме, чтобы снова послала за мной, ладно?

Эвани кивнула и опустилась на гору подушек, уложенных у нее за спиной. Я аккуратно подоткнула одеяла ей под подбородок, погладила малышку по голове и негромко напевала, пока ее веки не сомкнулись.

Стараясь не разбудить Эвани, я выскользнула из комнаты, закрыла дверь и беззвучно прокралась по коридору до кабинета, мимо которого проходила чуть раньше. Сейчас в нем не было ни души, сверкающие бокалы пустыми лежали на лакированном приставном столике. Кабинет пах табаком, ванилью и старыми книгами, неаккуратные груды которых высились на стоящем рядом письменном столе.

Мне все больше хотелось сбежать из этого дома без оглядки. Из-за того, что, как я подозревала, Хранители сотворили с той маленькой девочкой, я уже сомневалась, что желаю участвовать в их жестоких действиях.

Но я знала Генри. Он никогда не стал бы оправдывать подобную жестокость и не втянул бы в нее меня, особенно без моего ведома. А порочный глава этой семьи, вне сомнений, и сам не без греха. Другого шанса помешать ему у меня может не быть.

Быстро глянув через плечо, я на цыпочках прокралась в кабинет и медленно прикрыла дверь — настолько, чтобы, скрывшись из вида, я могла при этом услышать приближающиеся шаги.

Я подползла к письменному сколу и принялась рыться в документах. Целые листы были исписаны элегантным почерком, но незнакомые слова и непонятные цифры ввели меня в полнейшее недоумение. В самом низу одной из стопок бумаг виднелся уголок чего-то похожего на эскиз, и я осторожно его вытащила.

Это оказалась карта — план здания с отметками разных комнат. Многие значки меня смутили, но некоторые я знала слишком хорошо.

Клинки. Броня. Арбалеты.

Похоже, оружейный склад и, судя по масштабам планировки, крупный. Я сложила лист и спрятала его в сумку вместе со стопкой других документов.

Мой взгляд скользнул к красной бархатной ленточке между страницами учетного журнала в кожаной обложке. Я придвинула его ближе и открыла, обнаружив испачканные чаем страницы с рядами имен, дат и сумм — видимо, мне попалась клиентская книга.

Я взяла со стола почти чистый лист бумаги и начала торопливо списывать имена, между делом устыдившись своего некрасивого крупного почерка и в очередной раз осознав, что мне совсем не место в этом мире богатства и хороших манер.

Я успела списать несколько страниц, когда из коридора послышались тяжелые шаги. Шаги приближались, и у меня душа ушла в пятки. Скрыться из вида я могла только под столом, но, если вошедший сядет за него… оправдаться не получится.

У двери кабинета остановилась фигура, очертания ее тени едва виднелись в щели, которую я оставила, — времени больше не оставалось.