Затем с «Юпитера» начали поступать сигналы Ханта: закодированные по ганимейским стандартам, они одобряли идею высадки, предлагали подходящее место и в целом производили совершенно иное впечатление о Земле. Неудивительно, что туриенцы были сбиты с толку!

Следующими на очереди были сигналы советского передатчика, в которых, помимо прочего, был указан код безопасности для подтверждения ответных сообщений. Пакард убедил Калазара включить их в общую подборку, сыграв на мучениях, через которые землянам пришлось пройти во время туриенского допроса, и в особенности на последствиях, которые это имело лично для него. Советский Союз также проявил интерес к высадке инопланетян, хотя и в более осторожной манере, нежели Хант в сообщениях с «Юпитера». Эта тема четко прослеживалась в большинстве сигналов с советской стороны, хотя некоторые из них – в данном случае три – выделялись из общей массы и выражали настроения, аналогичные «неофициальным» передачам с «Бруно». Еще более поразительным было то, что и в тех, и в других исключениях имелся ряд общих и довольно существенных подробностей, которые нельзя было объяснить простым совпадением.

Откуда Советы прознали о неофициальных сигналах с «Бруно», если о них не было известно даже Карен Хеллер, которая находилась на этой самой базе? Ответ мог быть только один: за этими сигналами также стоял Советский Союз. Означало ли это, что Кремль оказывал на ООН настолько мощное давление, что операция на базе «Бруно» была всего лишь фикцией, призванной отвлечь на себя внимание США и других стран, которым было известно о Звезде Гигантов, и что мягкая внешне, но абсолютно контрпродуктивная политика делегации была результатом тайного вмешательства – вероятно, со стороны человека, намеренно внедренного в ее состав? Возможно, что этим самым человеком был Соброскин? В пользу этой догадки говорил тот факт, что директор по вопросам астрономии на базе «Бруно» тоже русский. С другой стороны, усилия советской стороны стали жертвой саботажа точно так же, как и американцы. Опять выходила какая-то бессмыслица.

Позднее, уже после отлета Карен Хеллер, с «Бруно» было отправлено третье неофициальное сообщение, в котором агрессивный настрой достиг своего пика: там говорилось, что Земля разрывает любые связи с Туриеном и уже приняла меры, которые раз и навсегда прекратят диалог между двумя расами. И наконец, предупреждение Нормана Пейси о готовящейся диверсии в космосе, вскоре после которого вышел из строя ретранслятор сигнала.

На Аляске разгадку искать бесполезно. Пакард дождался, пока на базу «Маккласки» прибудет курьер Госдепартамента с официальными новостями о прекращении связи с Гигой и возвращении делегации ООН на Землю, а затем отправился в Вашингтон вместе с Колдуэллом. С ними же полетела и Лин, чтобы после разговора с Пейси сразу же вернуться на «Маккласки» с новостями.

Хант с Данчеккером стояли на перроне аэродрома «Маккласки», наблюдая, как вылетевший в Вашингтон самолет КСООН с Пакардом, Колдуэллом и Лин на борту развернулся на юг и начал круто набирать высоту. Неподалеку от них команда наземного обслуживания засыпала снегом дыры, которые оставило в бетоне шасси перцептрона. Сам корабль поставили рядом с другими самолетами КСООН, припаркованными вдоль одной из сторон перрона, чтобы придать аэродрому более естественный вид с точки зрения наблюдательных приборов «организации». Несмотря на то, что черная дыра в системе связи перцептрона имела микроскопические размеры, по массе ее можно было сравнить с небольшой горой; перрон «Маккласки» на такое рассчитан не был.

– Если подумать, то все это довольно забавно, – заметил Хант, когда самолет сжался до размеров точки над далеким горным хребтом. – От Враникса до Вашингтона двадцать световых лет, но почти все время занимают последние шесть с половиной тысяч километров. Может, когда разберемся с этим делом, сможем подумать о том, как подключить к ВИЗАРу парочку мест на нашей планете.

– Может быть, – ни к чему не обязывающим тоном ответил Данчеккер. С самого завтрака он заметно притих.

– Это бы избавило Грегга от кучи счетов за транспортные услуги.

– Полагаю, что так.

– Как насчет подключить к ВИЗАРу штаб-квартиру Навкомм и Вествуд? Тогда мы бы смогли путешествовать на Туриен прямо из кабинета, а к обеду возвращаться обратно.

– М-м-м…

Они развернулись и направились обратно в сторону столовой. Хант бросил на профессора пытливый взгляд, но тот, похоже, ничего не заметил и продолжил шагать дальше.

В столовой они обнаружили Карен Хеллер, склонившуюся над целой грудой коммуникационных стенограмм и записей, которые она сделала за время пребывания на «Бруно». Когда Хант с Данчеккером вошли, она оттолкнула бумаги и откинулась на спинку стула. Данчеккер подошел к окну и молча вперился взглядом в перцептрон; Хант развернул стул и, широко расставив ноги, сел в углу лицом к остальной комнате.

– Ума не приложу, что с этим делать, – со вздохом пожаловалась Хеллер. – Информация никак не могла просочиться к кому-то кроме нас, ни здесь, ни на Луне – разве что этот кто-то вступил в контакт с той самой «организацией» Калазара. Такое возможно?

– Я думал о том же, – ответил Хант. – Что насчет кодированных сигналов? Возможно, Москва все-таки ничего не передавала Калазару и его компании.

– Нет, я это проверяла. – Хеллер указала на разложенные вокруг бумаги. – Принятые нами сообщения были отправлены помощником Калазара. Они все учтены.

Хант покачал головой и положил руки на спинку стула:

– Меня это тоже поставило в тупик. Давайте подождем и посмотрим, что удастся узнать от Нормана, когда он вернется на Землю.

Наступила тишина. Данчеккер, затерянный в собственных мыслях, продолжал таращиться в окно. Спустя какое-то время Хант заметил:

– Знаете, вот что забавно: порой, когда все становится настолько запутанным, что уже начинаешь сомневаться в самой возможности решения, бывает достаточно обратить внимание на одну простую, очевидную истину, которую не заметили остальные, и все вдруг обретает смысл. Вспомните, как пару лет назад мы пытались разгадать тайну происхождения лунарианцев. Факты противоречили друг другу, пока мы не догадались, что все дело в перемещении Луны. Хотя задним числом это кажется очевидным.

– Надеюсь, вы правы, – сказала Хеллер, собирая бумаги и раскладывая их по папкам. – Еще я не понимаю всей этой секретности. Мне казалось, что ганимейцам это не свойственно. И тем не менее, перед нами две фракции: каждая делает что-то свое и ни одна не хочет, чтобы об этом узнала другая. Вы знаете их лучше, чем большинство людей. Что думаете?

– Понятия не имею, – признался Хант. – И кто из них взорвал ретранслятор? Точно не Калазар сотоварищи, значит, это сделала другая фракция. А если это так, выходит, что они узнали о ретрансляторе, несмотря на все меры предосторожности. Но зачем им в принципе его уничтожать? И да, в характер ганимейцев это и правда не вписывается… по крайней мере, в характер тех ганимейцев, которые существовали двадцать пять миллионов лет назад.

Он невольно повернул голову, адресовав последнюю фразу Данчеккеру, который по-прежнему стоял к ним спиной. Хант до сих пор сомневался, что за это время ганимейская раса могла претерпеть настолько фундаментальные изменения, но Данчеккер был по-прежнему погружен в свои мысли. Хант уже было подумал, что Данчеккер не услышал их слов, но спустя несколько секунд профессор ответил, не поворачивая головы:

– Возможно, твоя первоначальная гипотеза заслуживала более пристального внимания, чем я был готов ей уделить.

Хант выждал несколько секунд, но Данчеккер молчал.

– Какая еще гипотеза? – наконец спросил он.

– О том, что мы имеем дело вовсе не с ганимейцами, – отстраненным голосом произнес Данчеккер.

Наступила короткая пауза. Хант и Хеллер переглянулись. Хеллер нахмурилась; Хант пожал плечами. Разумеется, речь о ганимейцах. Они выжидающе посмотрели на Данчеккера. Тот резко повернулся к ним лицом и ухватился за лацканы пиджака.