Но всё же, проворчав ещё немного, она подошла к шкафу, порылась в ящике и вытащила маленькие медные весы с чашами, покрытыми зеленоватым налётом.

— Держи! Только не сломай! Это ещё от Артура! Он на них даже яд взвешивал… для благородных клиентов, — добавила она с хитрой усмешкой.

Я аккуратно протёрла чаши тряпкой, промыла их, выложила на одну из них пустую пергаментную обёртку, чтобы не сыпать травы напрямую, и отмерила ровно одну унцию сушёной горькой полыни. Потом — половину унции корня имбиря, четверть — лаванды и три капли эфира мяты, отмеренные пипеткой из старого флакона. Там были ещё ингредиенты, а я ориентировалась по названиям и чётко отмеряла дозировку. Ни граммом больше!

Марта наблюдала, скрестив руки на груди, с выражением человека, который ждёт, когда его кошка начнёт читать стихи.

Только бы получилось! В этом мире я делаю это в первый раз!

— Ты что, магичка? — проворчала она. — У нас тут не экзамен в Магической Академии, а аптека для простых смертных! С очень стесненным бюджетом!

— Простые смертные тоже заслуживают точности, — ответила я, не отрываясь от дела.

Я влила смесь в кипящую воду, дала настояться ровно семь минут (отсчитывая про себя, как учили), потом процедила через марлю и разлила по пузырькам.

Когда я поднесла один к свету — жидкость была прозрачной, с лёгким золотистым отливом. Без мутности. Без осадка.

Марта взяла пузырёк, понюхала, прищурилась… и вдруг кивнула.

— Хм. Прямо как у Артура. Пахнет… как будто работает.

Она отхлебнула глоток прямо из горлышка — я аж вздрогнула — и замерла на несколько секунд.

— Ой, — выдохнула она. — Голова-то и правда прошла. А я думала, это возрастное…

Она посмотрела на меня с новым интересом. Я улыбнулась. Может, сама судьба привела меня сюда?

— Ну, раз ты такая умная… давай! Вари ещё! У нас «Зелье от бессонницы» заканчивается, а старик Бени уже третью ночь не спит и грозится поджечь аптеку, если я ему не помогу!

Я улыбнулась — впервые за долгое время искренне.

Я могу. Я ещё не всё потеряла.

Пока я готовила второе зелье — строго по рецепту, с той же педантичной точностью, — Марта уселась за прилавок и начала пересчитывать монеты. Они звенели так тихо, будто стеснялись своего скромного количества.

— Эх, — вздохнула она, перекладывая последнюю медную монетку. — Если б не ты, я бы уже заколотила досками эту дверь и уехала к двоюродной сестре в деревню. Там хоть куры не требуют зелья от меланхолии!

Я посмотрела на неё. Потом — на окно. За стеклом — узкий, грязный переулок, в который редко кто заглядывает.

А над дверью — старая вывеска. Дерево потемнело, краска облупилась, буквы почти стёрлись. С трудом можно было разобрать: «Апт…ка».

— Марта, — спросила я, — а краски у вас есть?

— Краски? — переспросила она, будто я попросила у неё драконьи чешуйки. — Ну… где-то были. Артур красил полки… лет двадцать назад. Небось, засохли…

Она порылась в сундуке под лестницей и вытащила баночку с густой, засохшей краской цвета выцветшей брусники.

— Вот. Радуйся.

Я взяла её, нашла кисть (половина щетины отвалилась, но сгодится), вытащила лестницу на улицу и, несмотря на боль в спине и дрожь в коленях, начала красить вывеску заново. Буква за буквой. Чётко. Ярко. «АПТЕКА».

Когда закончила, я слезла с лестницы и отошла на шаг.

Лучше. Но всё ещё — в переулке. Никто не увидит.

— Марта! — крикнула я, заглянув внутрь. — А есть у вас старая доска? Хоть какая-нибудь?

— Вот неугомонная! — пробухтела Марта. — Зачем тебе?

— Понимаете, — произнесла я. — Аптека в переулке. Люди сюда редко заглядывают только потому, что не знают, что здесь есть аптека. Ну, может, когда-то знали, но сейчас забыли.

— А я что? Фонарь повесила для того, чтобы бандитам светлее грабить было? — спросила ворчливая Марта.

— Фонаря мало. Нужна табличка, что здесь аптека. Переносная. Я поставлю ее возле угла. Пусть люди знают, что здесь аптека есть! Я уверена, что это сработает! — убеждала я.

Только бы получилось то, что я задумала!

— Есть! Всё у меня есть! Мусор двадцать лет не выкидывается! — отозвалась Марта, выволакивая из-под прилавка обломок столешницы. — Вот. Был у меня стол… Пока один клиент топором его не разрубил! В припадке благодарности за зелье!

Ого! Так надо быть поосторожней с клиентами, если среди них попадаются такие личности!

Я улыбнулась сквозь усталость. Взяла доску, кисть и остатки краски. Написала крупно, жирно, чтобы видно было даже в тумане:

«АПТЕКА →»

И нарисовала стрелку, указывающую прямо в наш переулок.

— Зачем это? — спросила Марта, выйдя на крыльцо и глядя, как я несу доску к углу дома.

— Чтобы видели, — сказала я, втыкая её в землю у самой дороги. — Люди не ходят в переулки без причины.

— Ходють, ходють! По нужде! — заметила Марта.

— Вот тем более! — принюхалась я. — Отобьет желание! Пусть для нужды ищут другой переулок! И да, надо будет прибраться в переулке. Но это потом! Вот! Теперь есть указатель. Люди увидят, поймут, повернут.

— Ну-ну, — буркнула Марта, скрестив руки. — Только не обещай чудес. У нас тут не рынок, а задворки!

Я вернулась в аптеку, вымыла руки, поправила платье. Сердце билось быстрее обычного.

Сработает. Должно сработать.

Но прошёл час.

Потом второй.

Тишина. Только скрип вывески да лай собаки где-то вдалеке.

Марта выглянула из-за прилавка, прищурившись на меня.

— Ну что, Эглантина? Где твои покупатели? Где толпа благородных дам с мигренью и посыльные с записками от герцогов?

Я опустила глаза.

Никого не было.

— Может… просто ещё рано? — прошептала я, но голос дрожал.

Марта хмыкнула, но не злобно. Подошла, похлопала меня по плечу — осторожно, почти по-матерински.

— Ладно, девка. Зато еще ни одного сыкуна не было! Уже хорошо!

Она усмехнулась.

Я кивнула.

И впервые за эту ночь почувствовала: даже если мир не видит тебя — ты можешь сделать так, чтобы он обязательно увидел.

Просто нужно шагнуть за угол.

И поставить стрелку.

Только почему не сработало?

Я откровенно не понимала, в чём дело. Откуда-то появились силы. Не извне — изнутри. Как будто моё тело наконец вспомнило: ты — фармацевт. Ты знаешь, как лечить. Даже если мир вокруг лечит молитвами и примочками из лягушачьих лапок.

Трудоголизм, оказывается, укрепляет организм. Или, может, просто не даёт думать о том, как сильно болит душа.

Я уже вымыла полы, протёрла полки, разложила травы по ящикам с этикетками («полынь — 1 унция», «мята — свежая, не сушеная!»).

И тут — динь-дон!

Звон колокольчика у двери.

В аптеку ввалился мужик — высокий, в поношенной куртке, с лицом, будто его только что вытащили из бочки с квасом. Осмотрелся, почесал затылок, будто не знал, зачем пришёл.

— Это у вас тут аптека что ли? — спросил он, оглядывая банки с подозрительными жидкостями.

Я уже открыла рот, чтобы вежливо ответить: «Да, чем могу помочь?», — но меня опередила Марта.

— Нет, милок, — бросила она, не отрываясь от пересчёта монет, — это салон гаданий «Угадаю, что болит!».

— У меня проблема, — начал мужик, нервничая, словно на экзамене, прокашлялся он в руку, словно намекая, что не очень хочет объявлять о проблеме вслух. — Я… я не могу о ней сказать… Вы понимаете…

— О! Это по нашей части! — закивала Марта, усмехнувшись. — Оммм… Сейчас духи мне скажут, что у тебя болит, погоди… Сейчас войду в транс! О, духи его предков! Скажите мне… Когда вы ждете его у себя? Скоро или нет?

Она действительно вела себя как гадалка на сеансе.

— Тс… Духи отвечают, — загадочным шёпотом произнесла Марта. — Я слышу их слабые голоса, которые прорываются из мира мёртвых. Они говорят, что они уже приготовились тебя встречать… Если ты не скажешь, что у тебя болит нормальным языком!