— Вы арестованы за кражу чужого имущества! — рявкнул старший стражник, подступая ко мне. Его пальцы впились в мою руку, и я почувствовала, как кожа горит от прикосновения. — Согласно статье 17-й, вы подлежите суду. И, учитывая ценность украденного, вас ждет не только суд, но и тюрьма.

Слово «тюрьма» прозвучало как приговор. Я замерла, чувствуя, как каждый шум аптеки — скрип полок, шелест трав, потрескивание свечи — превращается в эхо, уносящееся в прошлое.

Воздух стал густым, мутным, как винный осадок. В голове мелькнуло: «Аптека. Марта. Всё пропало». Но не это было самым страшным. Самое страшное — это то, что я поняла: я больше не могу защитить тех, кто верил в меня.

— Нет! — крикнула я, пытаясь вырваться. — Это неправда! Я его не брала!

Стражник сжал мое запястье так, что кость захрустела под пальцами. В глазах запрыгали черные точки, но я не моргала. Я думала только о том, как бы не упасть. Потому что если я упаду, аптека погибнет. Если я упаду, Марта останется одна. Если я упаду, лорд Арвейн победит. И я сжала зубы до боли, заставляя себя стоять, даже когда мир начал темнеть по краям, а колени подкашивались, будто в них разлили свинец.

— Марта! — закричала я, глядя на старушку, которая бросилась к нам, как львица к щенку. — Не вмешивайся! Пожалуйста, не вмешивайся! Тебе же будет хуже!

Ее рука потянулась ко мне, но стражник оттолкнул ее. Марта споткнулась, упала на колени. В ее глазах я увидела то, что никогда не видела: страх. Настоящий, первобытный страх.

— Ты потеряешь нашу аптеку! — крикнула я, пытаясь держать голос ровным. — Береги аптеку, Марта! Береги ее! Пожалуйста!

Слезы жгли глаза, но я не позволяла им вырваться. Не могла. Если я сейчас заплачу, аптека погибнет. Марта — погибнет. Всё, что мы построили, превратится в пепел.

— Марта! — прошептала я, глядя в ее глаза. — Не мешай. Пожалуйста. Сделай то, о чем я тебя просила! Сделай!

Марта кивнула.

Ее лицо исказилось — не от страха за себя, а от боли за меня. Она хотела крикнуть, что верит, что я невиновна, но слова застряли в горле. В ее глазах читалось всё: обида, гнев, боль. Она видела, как я защищала аптеку, как мы вместе ее возрождали. И теперь всё рушится. Я почувствовала, как мои собственные глаза наполняются слезами, но я не позволила им вырваться. Не могла. Впервые я посмотрела на Марту с такой ясностью: седые волосы, морщины, выцветший фартук — всё это не просто старость. Это история. История людей, которые жили и умирали, веря в то, что делали. И я не могла позволить, чтобы это кончилось здесь и сейчас. Я посмотрела ей в глаза, стараясь передать: «Держись. Пожалуйста, держись».

— Вы не имеете права! — крикнула я, пытаясь вырваться. — Это не кража! Это мое кольцо!

— Ты — воровка, — произнес лорд, стоя в дверях, и его голос звучал как удар молота по наковальне. — И ты заплатишь за то, что оскорбила семью Арвейн.

Он сделал шаг вперед, его взгляд скользнул по аптеке — по чистым полкам, по аккуратным этикеткам, по свежей краске на стенах. В его глазах мелькнуло что-то, что я не смогла расшифровать. Не гнев. Не ярость. Нечто более сложное.

— Но… — он остановился, и в его голосе прозвучало нечто новое, не похожее на его обычные угрозы. — Я не допущу, чтобы ты сгнила в тюрьме.

Его слова повисли в воздухе, как вопрос, на который нет ответа. Это не похоже было на милосердие. Скорее, на угрозу другого рода. Его улыбка не была доброй. Она была как нож, обтянутый бархатом. И я поняла: он не спасает меня. Он просто выбирает, как уничтожить меня сам.

Я замерла, чувствуя, как по спине пробегает ледяная волна. Неужели это конец? Триумф лорда Арвейна? В голове мелькнуло: «Зачем я не бежала, когда была возможность?»

Лорд Арвейн, стоящий в дверях, усмехнулся. Его глаза, как два куска льда, сияли холодной победой.

— В силу обстоятельств, основываясь на законных основаниях, — произнес лорд Арвейн. — Я вправе требовать, чтобы подсудимую не помещали в тюрьму, а передали на поруки ее семье. Закон разрешает аристократам в случае внутрисемейных проблем воспользоваться правом не предавать огласке ситуацию, а решить ее мирно в кругу семьи. Согласно статье 127-й, раздел 3, пункт 4, «О семейных делах аристократов и древних фамилий», если речь идет о членах семьи и преступление не связано с убийством или насилием, то дело рассматривается в рамках семьи, которой принадлежит обвиняемый. В данном случае, — он указал на меня, — Эглантина по закону является членом семьи Арвейн, так как брак был законно заключен.

Стражники переглянулись, кивая друг другу. Один из них вытащил из кармана потрепанный свиток, развернул его и стал искать нужную статью.

— Да, есть такое, — подтвердил он, пробегая пальцем по строкам. — Статья 127-я. И действительно, в данном случае, согласно пункту 4, мы обязаны передать ее семье для внутреннего разбирательства.

Мое сердце замерло, будто его погрузили в ледяную воду. Кровь в венах застыла, и каждый следующий удар сердца отдавался болью в висках. Я попыталась сделать вдох, но воздух превратился в густую патоку, которая застряла в горле.

Внутреннее разбирательство. Это звучало ужасно. Я посмотрела на Марту, которая стояла у окна, сжав руки до белизны. В ее глазах я увидела то, что не могла выразить словами: отчаяние, боль и страх. Она не могла помочь мне. Она не могла ничего сделать. И я поняла: это не просто мое поражение. Это конец всего, что мы строили вместе. Ее глаза говорили мне: «Беги. Уходи. Делай что-нибудь». Но я знала — если я сбегу, Марта пострадает. И я не могла этого допустить.

— Это не законно! — крикнула я. — Я не член семьи Арвейн! Я покинула дом!

— Вы не покинули дом, — холодно произнес лорд Арвейн. — Вы сбежали. Это разные вещи. Вы останетесь женой Йенсена до тех пор, пока брак официально не расторгнут. А этого не произошло. Значит, вы все еще член семьи Арвейн.

Он шагнул ко мне, его трость в руке напоминала мне об ужасной ночи в свадебную ночь.

— Милорд, — обратился к нему стражник. — Согласно закону, мы должны передать вас под вашу опеку. Вы обязываетесь не причинять вреда, пока не будет рассмотрено дело?

— Естественно, — кивнул лорд Арвейн. — Я отвечу за ее действия.

— Нет! — закричала я, пытаясь вырваться. — Я никому не принадлежу! Я ушла! Я заплатила по иску! Вы получили свои семь тысяч! Что вам еще нужно?

— Вы не понимаете, — произнес лорд, не глядя на меня. — Это не о деньгах. Это о репутации. О том, как будут смотреть на нашу семью.

Я попыталась вырваться, но их хватка была железной.

Они потащили меня к выходу. Мир закрутился, как в кошмаре. Я пыталась вырваться, но меня крепко держали.

— Стойте! — крикнула я. — Не трогайте меня! Я ни в чем не виновата! Я даже заплатила!

— Деньги не решают проблемы, — ответил лорд. — Репутация семьи важнее любого количества золота.

Он повернулся к стражникам:

— Прошу вас, отведите ее в карету. Семейные дела не должны обсуждаться на улице или в присутствии посторонних лиц.

Меня вывели на улицу, где стояла карета с гербом семьи Арвейн. Стражники подтолкнули меня внутрь.

— Нет! — крикнула я, пытаясь зацепиться ногами за порог. — Не отдавайте меня! Пожалуйста! Лучше тюрьма!

Лорд Арвейн сел рядом со мной в карету. Дверца захлопнулась.

Карета тронулась с места, и я почувствовала, как колеса глубоко врезаются в мокрую брусчатку. За окном мелькали темные дома, словно силуэты надгробий.

Я попыталась выскочить, но лорд схватил меня за запястье.

— Успокойся, — произнес он, сжимая мое запястье с такой силой, что я вскрикнула от боли. — Никто не пострадает, если будешь вести себя правильно. Как и подобает женщине рода Арвейн!

— За что? — прошептала я, сдерживая слезы. — Я ушла. Я никому не мешала. Я заплатила по иску. В чем моя вина? Что вам еще от меня нужно⁈

Лорд Арвейн посмотрел на меня. В его глазах не было гнева. Только что-то холодное, расчетливое.