«Пусть клиенты сидят, пока ждут», — сказала я.

Марта только хмыкнула:

— Теперь у нас не аптека, а приёмная у герцога! Да тут отродясь очередей не было!

— Будут! — пообещала я, чувствуя, как внутри горит огонёк энтузиазма.

К вечеру я еле держалась на ногах.

Руки дрожали. Спина ныла. В глазах рябило от усталости.

Но когда я отошла к двери и оглянулась…

Аптека будто выдохнула — избавившись от пыли и прошлого.

Белые стены отражали свет фонарей.

Полки — чистые, с аккуратными этикетками.

На прилавке — только свежие зелья в прозрачных пузырьках.

Даже воздух пах не плесенью, а мятой и лавандой!

Казалось, комната стала больше.

Легче.

Честнее.

Да, конечно, если присмотреться, можно заметить, что шкаф у нас не новый. И где-то есть огрехи, но по сравнению с тем, что было, это просто идеально.

— Никто теперь не скажет, что у нас антисанитария, — прошептала я, ставя ведро с водой и моющим в углу, а рядом с ним — старую швабру.

Я быстро написала листочек с графиком уборки и повесила на стену над ведром.

Марта молча подошла и протянула мне чистый фартук — белый, кружевной, старинный.

— Я сама его шила. И покупать не надо! Деньги еще тратить! — заметила Марта, а я почувствовала, что это знак! Знак того, что мне доверяют. Я взяла фартук с благоговением, как рыцарь знамя, тут же поблагодарив.

Я усмехнулась, повязала его, а на голову — косынку из старой простыни.

Посмотрела в зеркало (оно тоже было вымыто до блеска).

Передо мной стояла не беглая жена.

Не жалкая девка в лохмотьях.

А аптекарь.

С гордостью. С порядком в делах. С блеском в глазах.

— Ну что, — сказала Марта, усмехнувшись. — Теперь хоть умирать не стыдно.

Я улыбнулась. Хотела ответить, но в этот момент раздался стук.

Резкий. Настойчивый. Так стучат не клиенты. Так стучит она…

В груди образовалась пустота.

Проверка…

Я сглотнула, поправила косынку и шагнула к двери, готовая снова разыграть спектакль с «бабушкой» и «ремонтом». Где-то внутри терлось злорадное чувство «облома», которое ожидало чиновников. Вуаля! Ремонт! Чистота, стерильность… почти. И попробуй придраться!

Но за дверью стоял дворецкий.

Тот самый. Из семьи Моравиа.

Только теперь он выглядел… иначе.

Без прежнего величия.

Глаза — красные, будто не спал.

Сюртук — помят, как будто бежал.

И в руках — не перчатки, а сложенный плащ. Видимо, который он хотел накинуть в спешке, но напрочь забыл о нем!

— Вам нужно немедленно ехать со мной! — выдохнул он, не здороваясь.

— А что случилось? — спросила я, когда грудь сдавило нехорошее предчувствие.

— Вам просто стоит проехать со мной! — настойчиво произнес дворецкий семьи Моравиа, а я обернулась на Марту. Та пожала плечами.

— Может, вы мне объясните для начала? — спросила я дрожащим голосом. — Что не так?

— Я вот не знаю, как вам это объяснить! — выдохнул дворецкий. — Вам лучше это видеть!

Я поняла, что надо ехать. Раз он ничего толком сказать не может, то придется ехать и смотреть.

Карета ждала в свете фонаря. Лошади нервно били копытами, а дворецкий открыл передо мной дверь, помогая взобраться на ступеньку.

В карете витал запах мужских духов. Ваниль, какая-то нотка, похожая на нотку табака, и кардамон. Да! Нотка кардамона чувствовалась отчетливо. Какой странный, приятный «мужской» запах. Дворецкий уселся рядом, закрыв дверь.

— Тут недалеко, — произнес он, а я пыталась от него добиться, что случилось. Но дворецкий молчал.

— Да вы можете мне сказать!!! — не выдержала я, пока мысли, словно мухи, перелетали с одной кучки неприятностей на другую. Сначала они роились вокруг «странных побочных эффектов» в виде, например, выросших рогов. Потом перелетели на кучку «А вдруг мы его отравили?».

Я положила руку на грудь, пытаясь успокоить взволнованное сердце и не поддаваться панике.

А очень хотелось!

Пока я думала о том, как объяснять стражам внезапный труп, который я сама же придумала, карета остановилась у роскошного огромного дома.

Карета остановилась у особняка, будто вырезанного из белого камня и гордости. Высокие окна отражали последние отблески заката, а чугунные ворота с гербом — переплетёнными мечами и драконом в центре — смотрели на меня, как стражи запретного знания.

Дворецкий выскочил первым. Его лицо было белее мрамора, руки дрожали так, что он едва удержал дверцу.

— Быстрее, — прошептал он, не глядя мне в глаза. — Сейчас вы всё увидите!

Я последовала за ним по вымощенной брусчаткой аллее, чувствуя, как пульс застрял где-то в горле. Всё вокруг было безупречно: фонари горели ровно, кусты подстрижены, даже ступени блестели, будто их вымыли молоком.

Но чем ближе мы подходили к двери, тем сильнее во мне нарастало ощущение: что-то здесь не так.

Как будто мир — декорация. А за ней — безумие.

Дверь открыл слуга в безупречной ливрее. Ни слова. Только поклон. От меня не укрылась его нервная бледность.

Внутри — мрамор, хрусталь, тишина, настолько густая, что в ней можно было утонуть. Воздух пах ладаном, дорогим воском… и чем-то ещё. Сладковатым. Почти болезненным.

— Подождите здесь, — сказал дворецкий и исчез в глубине дома.

Я осталась одна в огромном холле, уставленном статуями воинов и портретами предков с холодными глазами. На стенах — мечи, кинжалы, трофеи… и всё это смотрело на меня, как на нарушительницу порядка.

И тут он вошёл.

Асгарат Моравиа.

Высокий, стройный, в тёмно-синем мундире с золотыми позументами. Волосы — чёрные, длинные, уложены аккуратно. Лицо молодое: резкие скулы, прямой нос, губы, будто вырезанные из мрамора. Глаза — серые, почти прозрачные, словно за ними ледяная пропасть. Он был похож скорее на инквизитора, чем на генерала.

Асгарат улыбнулся.

Немного свысока.

— Асгарат Моравиа, — произнёс он, подходя ближе. — Очень приятно.

Он взял мою руку и коснулся ее губами — легко, вежливо, без тени фамильярности. Я почувствовала запах его духов: кардамон, сандал, лёгкая горечь полыни.

— Простите… — начала я, смущённо отдернув руку. Я еще не поняла, что случилось, а тревога холодным обручем сковывала мое сердце. — У вас всё в порядке? Как зелье? Голова не болит?

Генерал посмотрел на меня — и снова улыбнулся.

Так же приветливо и сдержанно.

Мундир на нем сидел идеально. Ни пылинки, ни расстёгнутой пуговицы. Я видела, как воротник, расшитый золотым узором, плотно обхватывает его горло. Военная выправка, сдержанность, словно он на параде, — всё это производило впечатление.

— Нет, — ответил он мягко. — Голова больше не болит.

Я обернулась к двери, где стоял дворецкий. Его лицо было мертвенно-бледным. Он смотрел на генерала — и в его глазах читался ужас.

— Зато голова теперь болит у меня! — вырвалось у дворецкого, и в его голосе звенела горькая ирония. — С тех пор как вы продали нам то зелье! И вот почему!

Дворецкий указал рукой на лестницу, и я чуть не ахнула.

По лестнице походкой короля мира спускался второй Асгарат Моравиа.

Точная копия первого!

Тот же мундир. Те же чёрные волосы с проседью. Те же резкие скулы.

Но улыбка — как у дьявола. Волосы его были взъерошены, а в глазах плясали огоньки, которые, казалось, разгорелись при виде меня. Его мундир был расстёгнут. Так что обнажался треугольник груди. На литой груди сверкали золотые украшения с перепутанными цепочками. Но он, казалось, не обращал на это никакого внимания.

А в движениях — звериная грация, будто он не человек, а тень, принявшая человеческий облик.

Он остановился рядом с первым.

Они стояли бок о бок — один холодный, сдержанный, с проницательным взглядом холодных глаз. Другой — тёмный, насмешливый, с лёгким изгибом губ, будто он знает всё, что ты скрываешь даже от себя.