Впервые — Белкина М.И. С. 282. СС-7. С. 709. Печ. по НИСП. С. 439.
24-41. <ПИСАТЕЛЯМ>
<31 августа 1941 г.>
Дорогие товарищи!
Не оставьте Мура. Умоляю того из вас, кто может, отвезти его в Чистополь к Н<иколаю> Н<иколаевичу> Асееву. Пароходы — страшные, умоляю не отправлять его одного. Помогите ему и с багажом — сложить и довезти в Чистополь. Надеюсь на распродажу моих вещей.
Я хочу чтобы Мур жил и учился. Со мною он пропадет. Адр<ес> Асеева на конверте.
Не похороните живой! Хорошенько проверьте.
Впервые — Белкина М.И. С. 282–283. СС-7. С. 710. Печ. по СС-7.
25-41. Н.Н. Асееву и сестрам Синяковым
<31 августа 1941 г.>
Дорогой Николай Николаевич!
Дорогие сестры Синяковы![891]
Умоляю Вас взять Мура к себе в Чистополь[892] — просто взять его в сыновья — и чтобы он учился. Я для него больше ничего не могу и только его гублю.
У меня в сумке 150 р<ублей> и если постараться распродать все мои вещи…
В сундучке несколько рукописных книжек стихов и пачка с оттисками прозы[893].
Поручаю их Вам, берегите моего дорогого Мура, он очень хрупкого здоровья. Любите как сына — заслуживает.
А меня простите — не вынесла.
МЦ.
Не оставляйте его никогда. Была бы без ума счастлива, если бы он жил у вас.
Уедете — увезите с собой.
Не бросайте[894].
Впервые — Белкина М.И. С. 283. СС-7. С. 710. Печ. по СС-7.
Дополнение
1910
А.С. Калин
<17 января 1910 г. >
Ане Калин.
(Эльфочке Аните)
Запела рояль неразгаданно-нежно
Под гибкими ручками маленькой Ани.
За окнами мчались неясные сани,
На улицах было пустынно и снежно.
Воздушная эльфочка в детском наряде
Внимала тому, что лишь эльфочкам слышно.
Овеяли тонкое личико пышно
Пушистых кудрей беспокойные пряди.
В ней были движенья таинственно-хрупки<.>
— К<а>к будто старинный pastel
{236} перед вами —
От дум, что вовеки не скажешь словами<,>
Печально дрожали капризные губки.
И пела рояль, вдохновеньем согрета,
О сладостных чарах безбрежной печали,
И души меж звуков друг друга встречали<,>
И кто-то светло улыбался с портрета.
Внушали напевы: «Нет радости — в страсти.
Усталое сердце, усни ты, усни ты…»
И в сумерках зимних нам верилось власти
Единственной, странной царевны-Аниты.
_____
МЦ.
Москва, 17-го Января 1910 г.
<На обороте:>
Здесь.
Дмитровка
д<ом> Костикова
Гимназия Потоцкой
Ученице V кл<асса>
А. Калин
Печ. по рукописи публикации: Лубянникова Е.И. «Дай Бог ей счастья, моей Аните»: Об одном автографе М. Цветаевой 1910 года (в печати).
Оригинал представляет собой закрытое письмо; хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 2, ед. хр. 18, л. 1–1 об.), куда поступил в 1976 г. от С.Н. Андрониковой-Гальперн. Факсимиле автографа стихотворения см. Поликовская Л. «От страниц вечернего альбома…» // Детская литература. 1986. № 4. С. 31
Это письмо-стихотворение было отправлено А. Калин вскоре после написания Цветаевой прощального письма к сестре Асе, датированного 4 января 1910 г. (см.: Письма 1924–1927. С. 702–709), где неоднократно упоминалась и «Эльфочка»-«Анита» и давалось распоряжение, что именно оставить ей на память после ее (Цветаевой) ухода. Возможно, этим поэтическим посланием к А. Калин Цветаева прощалась с еще одним любимым человеком.
Текст стихотворения с небольшими разночтениями опубликован в первой книге стихов Цветаевой «Вечерний альбом» (М., 1910. С. 28), в разделе «Детство», под заголовком «Эльфочка в зале», с посвящением «Ане Калин», с вариантами в 10 и 18 строках («pastel» — «портрет», «усни ты» — «усни же»); стихотворение в книге не датировано. Ей также посвящен акростих Цветаевой «Акварель» (см.: Вечерний альбом. С. 45).
1917
В.Я. Эфрон
22 ноября <19>17 г.[895]
Милая Вера! Я отправила Вам два письма: одно с поездом (18-го), другое заказным (19-го)[896].
К в<артира> в Ф<еодосии> снята[897], молоко там достать можно, но все страшно дорого, — кроме квартиры. А главное — я совсем не знаю, мыслимо ли сейчас выезжать с детьми из Москвы. Приехала бы сама, да боюсь разъехаться. Как только получу Ваш ответ, начну — или устраивать кв<артиру>, или выеду в М<оскву>. Боюсь, что до тех пор поезда встанут, вообще — всего боюсь. С<ережи>на судьба очень неопределенна[898]. Живу — так — с минуты на минуту. Перед отъездом (если он состоится) непременно поговорите с Никодимом[899] о моих денежных делах, — как лучше сдать кв<артиру> и т<ак> д<алее>. И попросите его от меня получать деньги с квартирантов. А то я здесь погибну. Значит, решайте сама: ехать или нет. Если ехать немыслимо — вопрос, вообще, отпадает. Только отвечайте скорей, непременно телеграммой.
Печ. впервые по копии с оригинала, хранящегося в частном собрании.
Из письма С.Я. Эфрона сестрам
22 ноября <19>17 г.
Дорогие, почему от Вас нет ни одного письмеца. Ради Христа, пишите чаще — в наше время молчание истолковывается самым мрачным образом. Марина рвется к вам и я ее понимаю, но очень боится разъехаться с детьми. — Питаемся слухами и газетами, к<отор>ые приходят на третий день, а иногда и совсем не приходят.
— Устроились, как и собирались у Пра. Жить здесь тяжело — все приходится делать самим и почти с пустыми руками.
О нашем будущем не знаем ровно ничего и пока ни на что не можем решиться.
Дело затягивается и это витание в воздухе начинает надоедать. <…>