– И что, дорог он тебе?

Ответ слетел с губ без заминки и раздумий.

– Нет. Виделись пару раз всего. Обещал брата помочь найти. Шкурку вот дал.

Мавна передёрнула плечами. Что тут рассказывать? Так всё и было, нигде не соврала. Как тут привязаться за несколько встреч, во время которых Варде рассказал всего чуть, а уж сколько бед принёс.

– Упырь дал шкурку… сам. Занятно. А, – Сенница снова обернулась на Мавну, – с братом твоим что?

– В болоте сгинул, – прошептала Мавна, и от своих слов ей стало холодно. Так непривычно рассказывать это кому-то – да ещё и такими жестокими, тяжёлыми словами! Дома-то последняя коза во дворе знала, что случилось с Раско, и ни разу не приходилось говорить это вслух. – Маленький был. Год уж прошёл.

Сенница причмокнула губами:

– Во дела. А упырь твой был на человека похож?

Подняв на Сенницу глаза, Мавна медленно кивнула:

– Очень похож. Не отличить.

Сенница ткнула шкурку длинным ногтем, и Мавна сама сморщилась, как от боли – что, если старуха как-то навредит? Как тогда быть?

– Это занятно. Хорошо, что ты пришла. – Сенница протянула Мавне ладонь с лягушачьей шкуркой, и Мавна неверяще схватила её – слишком быстро, чтобы показаться достаточно вежливой, но вдруг иначе чародейка передумала бы? – Теперь приведи мне Смородника. А сама иди в ратницу. Иди, иди.

Сенница встала, взяла Мавну за локоть и мягко подтолкнула к выходу. Солнце мигнуло, скрывшись за облаком, и вновь заглянуло через окно. Комнату облило прозрачным золотом.

– Да неужто с бортника больше нечего было взять? – бурчал Лыко, перебирая в мешке восковые свечи, от которых пахло мёдом не хуже, чем от небольшого свежезапечатанного бочонка.

– Погоди ещё. Не всё сразу. – Боярышник хлопнул его по плечу и кивнул Илару, сплюнув остатки прожёванных сот. – Ну, что притих, парень?

Илар держался в паре шагов от чародеев. Они только что покинули дом Гренея – вошли туда хозяевами, прошерстили всё от пола до потолка, сунули нос во все сундуки и ящики, даже под скамьи не побрезговали заглянуть. Что-то брали сразу, иное примечали на будущее. Греней был дома один с женой, Касек ушёл в лес проверять ульи, и Илар понимал, что чародеи не просто так выбрали именно этот день для обхода Гренеевого дома. Всяко проще совладать со стариком, чем с молодым сильным парнем.

Вместо ответа Илар мотнул головой и взъерошил волосы пятернёй. Ему не хотелось ни с кем говорить. Особенно с чародеями.

В горле стоял горький до тошноты ком. Во время обхода Греней с женой смирно сидели за столом – даже предложили чародеям чаю, но те отказались. Боярышник стоял, прислонившись спиной к стене и постукивая пальцем по подбородку: смотрел по-ястребиному, как его люди справляются. Лыко же словно взбесился, а может, всегда таким был, но сдерживался на людях. Сновал по избе диким зверем, едва ли не рыча, рылся в сундуках, сметал вещи с полок, заглядывал во все кувшины и кружки, будто думал, что там спрятали золото. Илару тошно было смотреть на него, да и присутствовать при обходе тоже. Он пытался безмолвно показать Гренею, что не рад в таком участвовать, но скоро смирился и бросил попытки. Всё равно бортник не смотрел на него – наверное, тоже было стыдно, а все ужимки и многозначительные взгляды стали казаться Илару глупыми и бестолковыми. Лучше он потом объяснится, наедине.

Сип перебирал добро тонкими пальцами, внимательно рассматривал и складывал подходящее в мешок, попутно записывая всё на куске толстого пергамента, а Соболь, четвёртый чародей из оставшихся в деревне, стоял прямо за спиной Гренея, на всякий случай положив руку на ножны.

Илар несколько раз порывался выйти. От мельтешения Лыка у него кружилась голова, изба казалась тесной, душной и жаркой, и места будто бы не хватало, но у дверей его возвращал Боярышник и мягко направлял обратно в комнату.

Теперь, на воздухе, ему стало чуть легче, но в груди всё равно противно тянуло и скручивалось, будто затягивали шершавый верёвочный узел.

– Ничего страшного. Взяли всего чуть. – Боярышник попытался успокоить Илара. – В следующий раз будет легче. Привыкнешь.

– Не привыкну своих людей обирать, – процедил Илар.

Боярышник лениво пожал плечами:

– Ну, не привыкнешь так не привыкнешь. Вместо тебя будет кто-то другой. За защиту нужно платить. Сначала он, потом другие. Эй, парень, – Боярышник свистнул Лыку. – Снеси старосте в терем. Потом Матушке Сеннице отвезу.

Лыко вернул свечи обратно в мешок и оскалился.

– Так говоришь, будто я порядков не знаю.

Илар отступил на шаг назад. Эти люди не были ему друзьями. Он даже не испытывал к ним симпатию – лишь что-то, похожее на уважение к Боярышнику и, пожалуй, Сипу. Он огляделся по сторонам. Сонные Топи оставались прежними: действительно сонными, с серыми маленькими домишками, а вот сам Илар будто бы вышел из дома Гренея уже другим.

– Улизнуть собрался? – Лыко усмехнулся, закидывая мешок на спину. – Не понравилось, поди? Да ладно, не сахарный. Не поверю, что никогда ни у кого ничего не брал.

– Мне отсюда не улизнуть, – буркнул Илар. – Я здесь родился. Тут мой дом.

Илар развернулся и пошёл прочь. В груди всё закипало, и если бы он остался хотя бы ненадолго, точно бросился бы на Лыко – так невыносимо раздражала его ухмылка с щербинами между зубов.

Его кто-то окликнул по пути, но Илар почти бежал не разбирая дороги. Если бы не нужда, он бы ни за что не согласился смотреть, как грабят тех, с кем он бок о бок прожил всю жизнь. А ведь скоро и до их двора дойдут…

Река блестела впереди чёрно-серебристыми искрами, сверкала в сумерках – где-то за облаками солнце клонилось книзу, подсвечивая облака неясно-розовым, и на ветру шумели травы – шептались зловеще о чём-то своём.

Сбросив одежду, Илар ринулся вниз по берегу. Вечерний ветер обдал тело колючим холодом, от реки потянуло сыростью и тиной. Зажмурившись, вбежал в воду и, не дав себе опомниться, нырнул с головой. Дыхание перехватило, в груди стало тесно, будто сердце разбухло, как дрожжевой калач, лодыжки свело холодом, и прежде чем не выдержать и глотнуть воды, Илар вытолкнул себя на поверхность.

Он с хрипом втянул в себя воздух и открыл глаза. Вода стекала по лицу, заливалась в уши, течение пыталось сбить с ног, а впереди меркло последнее зарево заката – розовое, как лепестки шиповника. Илар кашлянул. Голову заполнила блаженная пустота: хоть на минуту забыть об обходе.

Рядом с шумом что-то бултыхнулось в воду, и скоро на поверхности появилась голова Лыка. Отфыркавшись, чародей провёл ладонью по лицу, убирая мокрые волосы со лба и воду с ресниц. Его губы растянулись в привычной едкой ухмылке.

– А я думаю, куда ты дёру дал. Знаешь, что мне показалось, а?

У Илара не было ни малейшего желания разговаривать с Лыком. Он подгрёб ближе к берегу, но, чтобы отвязаться, буркнул:

– Что?

– Что ты побежал жаловаться к старосте. Всё стоял, губы дул, как девица обиженная. Не нра-авилось тебе, да?

– Кому ж понравится людей честных грабить.

Лыко лающе хохотнул и ударил рукой по речной поверхности. Брызнуло Илару в глаза.

– Да разве грабить? Это ты, малец, ещё грабежей не видел. Привык жить в достатке, жизни не нюхал. То не грабёж, то плата. На торгу бывал? Что, там тебя грабили? Не-ет, сам монеты отсыпал.

Илар, не отвечая, двинулся к берегу. Щиколотки тронула скользкая тина, по коже мазнула мелкая рыбёшка – холодным вертлявым тельцем, будто кто-то пальцем пощекотал.

– Чего молчишь, парень? Эй! Где твой бравый дух? Обещал ведь меня с коня скинуть, когда одни будем. – Лыко не отставал, тоже погрёб следом, к берегу. Илар выругался сквозь зубы, подобрал рубаху и стал вытирать мокрое лицо и волосы. – Вот он я, и никого нет вокруг. Что, передумал драться? Только перед девками красоваться горазд?