– Болотом от тебя по-прежнему несёт, – ворчливо согласился Смородник.

– Не хуже, чем от тебя – дымом.

Мавна ещё сильнее сжимала пальцы. Голова начинала кружиться, и небо уже не казалось таким пронзительно-красивым – наоборот, в набухших облаках виделось что-то зловещее, будто они вот-вот упадут ей на голову.

Варде почувствовал её волнение и ласково погладил по плечу.

– Ну, чего ты? Я ведь находил тебя дважды. Думаешь, не найду в третий раз? Надо просто переждать, пока не станет спокойнее. И лучше вам ждать без меня. Мало ли что.

– Но как ты пройдёшь через город? Тебя не схватят? А ворота? Никого ведь не выпускают. Варде… Я не понимаю.

Мавна была готова расплакаться. Не таким она представляла себе новый день, когда проснулась в тепле, так близко и к Варде, и к Смороднику, что, узнай об этом в Сонных Топях, её тотчас заклеймили бы легкомысленной – по меньшей мере.

Варде достал что-то из кармана и показал Мавне. Она ахнула – это была лягушачья шкурка.

– Ты знала, что Царжа была женой болотного царя?

– Н-нет…

– Она вырастила её для меня. Новую. С частичкой чар Туманного города. И теперь я могу вернуться под болота. Переждать. Думаешь, лягушке будет трудно проникнуть под ворота?

Смородник подался вперёд и жестом попросил передать ему шкурку. Варде нахмурился, поджал губы и всё-таки покачал головой.

– Прости, но тебе не дам. Смотри из рук. Нет тебе доверия, уж извини.

– Да больно оно мне нужно…

Он наклонился, почти касаясь носом шкурки, и хотел ковырнуть её ногтем, но Варде не дал.

– Царжа выращивает шкурки… Занятно. – Смородник выпрямился, задумчиво почесав бровь. – Нужно будет поговорить с ней.

– Тоже захотел? Тебе не положено, извини. В неё только душа болотника может войти, а у тебя, видимо, никакой нет.

Мавна неподвижно сидела между ними и слушала беззлобную перепалку, уже такую привычную, как дыхание. Конечно, Варде прав: кто-то из чародеев мог бы его заметить, а там и беды не миновать. Притом расхлёбывать пришлось бы всем райхи из слободы. Это если они сами не выгонят его раньше. А там и Смороднику достанется: мало того, что чародей с отметиной искры, так ещё и привёл нежака. Она знала: чем дольше они остаются вместе, тем хуже для всех троих, но отчаянно старалась об том не думать.

– Но как тебя примут другие нежаки? Вдруг тоже выгонят? Вдруг с тобой что-то случится? Я не хочу тебя отпускать, – проговорила она.

– Тут уже я сам разберусь. Не маленький ведь. Об этом ты не переживай, я справлюсь. Главное – от вас отвести беду.

Варде говорил успокаивающе, и Мавна понимала: он бы не хотел, чтобы она волновалась. Но как иначе? Разве она могла вот так отпустить его и не переживать? Она беспомощно посмотрела на Смородника: ну пусть хотя бы он что-то придумает, чтобы Варде остался! Но тот молчал.

– Мы ведь ещё увидимся? – спросила она слабым голосом. – Ты обещаешь?

Варде ненадолго задумался.

– Я постараюсь. Никто не знает, что будет дальше. Но у меня есть шкурка, и с ней я смогу попасть в Туманный город. Полагаю, туда ещё не приходили такие, как я, – чью упыриную сущность изгнали колдовством, так что я буду первым. Нужно немного переждать, и всё решится.

Мавна обняла его за худые плечи. Сколько бы правды ни было в его решении, а прощаться не хотелось до рези в груди.

– Береги себя, Варде, – прошептала она.

– И ты себя. И братишку. И нашего уголька – не давай ему больше напиваться.

Они просидели несколько минут, крепко цепляясь друг за друга. Мавна чувствовала, как под рёбрами у Варде бьётся сердце – одно, правильное, не нежицкое, и в ином случае наверняка порадовалась бы за него: он сделал то, ради чего приходил, и готов продолжить свой путь. Но сейчас было слишком тревожно: и упыри, и чародеи могли посчитать его врагом. Ох, Покровители, хоть бы с ним не случилось ничего дурного.

Мавна смотрела, как Варде обнимает Смородника, как они тепло хлопают друг друга по спинам и о чём-то шепчутся – и не верила, что это происходит с ней. Не верила, что вот так внезапно заканчиваются их совместные дни в Озёрье – тяжёлые, нервные, но наполненные светлыми моментами и милыми мелочами. В её жизни никогда не было ничего подобного – за двадцать один год бесконечных туманов, дождей и тусклой зелени вокруг Сонных Топей эти несколько дней сияли ярче ночного костра: волнения за Раско и за Варде, долгие разговоры, походы в кабак, ночёвки в амбаре и у Царжи, чувство общности с двумя такими разными, но уже такими близкими мужчинами. Дышать стало тяжело, перед глазами замерцала пелена.

Варде улыбнулся ей, махнул рукой, прошёл ещё немного и, убедившись, что прохожие не смотрят, обернулся лягушкой. Бурым комочком она поскакала по мостовой, вниз, к центру Озёрья, чтобы оттуда добраться до городских ворот.

Мавна повернулась к Смороднику и уткнулась лицом в его рубаху. Он с готовностью обнял её, прижимая к себе.

– О чём вы шептались? – спросила Мавна, шмыгая носом.

Смородник хмыкнул.

– Он сказал: «Береги нашу девчонку».

Мавна приподняла лицо, чтобы убедиться, что Смородник говорит серьёзно.

– А ты?..

Он повёл плечом.

– Сказал, что буду стараться.

Скоро Мавна отстранилась, когда подумала, что Смороднику неприятно так долго сидеть в обнимку. Она долго смотрела на улицу, где исчезла лягушка, и молилась про себя Покровителям, чтобы это всё скорее закончилось и чтобы они с Варде снова могли встретиться – все втроём, живые и невредимые.

Раско оставался ещё очень бледным, как после долгой болезни, и у Мавны сердце сжималось при взгляде на него – но потом она вспоминала, что его могло бы вообще не быть, и тогда, наоборот, грудь распирало от радости.

На следующий день после ухода Варде Царжа разрешила выйти погулять немного – Раско и сам рвался, засидевшись в душных стенах. Чтобы немного его успокоить, Мавна сунула ему в руки дудку, подаренную Лирушем, и теперь Раско беспрестанно выдувал душераздирающие звуки.

– Девочка, – позвала Царжа, когда они уже развернулись к выходу.

– Да?

Царжа, чуть прихрамывая, подошла ближе.

– Ко мне скоро новые люди придут лечиться. Да и не могу я так долго одним мальчишкой место занимать. Он сил набрался, сама видишь. Спит уже меньше. Освободились у меня покои наверху, там две комнаты за пологом и две кровати. Могу поменять тебе ту комнатушку, будете там с братом жить. И мальчишку с собой берите, если хотите.

– Какого мальчишку? – не поняла Мавна. Она держала Раско за руку, чтоб не убежал вперёд неё, а он всё пыхтел в дудку, пытаясь добиться от неё хоть какого-то подобия музыки.

Царжа отмахнулась.

– Да нашего мальчишку. С метиной на лице. Вы и так всегда вместе ходите.

– О. Пожалуй, возьмём.

Мавна смутилась, когда поняла, что Царжа говорит о Смороднике.

После ухода Варде они снова переночевали в амбаре, но почему-то на этот раз оставаться вдвоём ей было неловко. Мавна долго крутилась в сене, а когда вышла подышать ночным воздухом, видела малиновое зарево за городскими стенами – что-то горело на болотах, принося с собой едкий запах дыма, и скоро ей стало жутко смотреть на алеющее небо.

Она поблагодарила Царжу и пообещала позже посмотреть комнаты. Хотелось ещё поговорить про то, что случилось с Варде, и про время, проведённое Царжей под болотами, в качестве жены царя, но Раско слишком настойчиво тянул вперёд. Пришлось пойти.

– Какие дома-а! – восхитился он на улице. Мавна боялась, что сейчас потащит её по переулкам, а потом они заблудятся и не смогут вернуться. Не выпуская руку Раско, она направила его в сторону конюшни.

– Пойдём лучше я тебя с лошадкой познакомлю. Её зовут Ласточка.

Раско вырвался и, продолжая выдувать из дудки что-то неблагозвучное, вприпрыжку побежал к стойлам.

В конюшне царил мягкий обволакивающий полумрак и было тихо, пока туда не вбежал Раско. Мавна погладила Ласточку по морде, заметив, что грива у лошадки тщательно расчёсана. Раско мельком посмотрел на лошадь, оглушительно дунул в дудку и побежал к соседнему стойлу, которое привлекло его гораздо больше – там Смородник чистил своего коня. Мавна сунула Ласточке булку, захваченную из своих вещей, и молча встала между двумя стойлами.