Раньше она не замечала, насколько красив конь Смородника: безупречной вороной масти, с длинной блестящей гривой, всегда ухоженный и вычищенный. Раско замер около коня и чародея, заворожённо глядя на них снизу вверх. Мавна переминалась с ноги на ногу. Вдруг Смородник сейчас скажет Раско что-то грубое? Этот может ведь…

Но он отложил щётку, поправил упавшие на лицо волосы и присел перед Раско.

– Что это у тебя? – спросил так дружелюбно, что Мавна приоткрыла рот.

Вместо ответа Раско выдал отвратительную трескучую трель. Смородник сморщил нос.

– Нет, парень, так дело не пойдёт. Дай-ка покажу.

Он протянул руку. Раско поколебался, обернулся на Мавну, спрашивая её разрешения. Она кивнула, и тогда Раско решился отдать дудку Смороднику.

Тот взял инструмент и стал терпеливо объяснять, как правильно вдыхать и выдыхать, как её держать и как зажимать отверстия, чтобы получился красивый звук. Раско покладисто кивал, глядя во все глаза, а когда Смородник сыграл короткую красивую мелодию, и вовсе завопил от восторга.

– Ну, теперь сам.

Смородник вернул дудку и потрепал Раско по голове, взъерошив ему волосы. Выпрямившись, он только теперь заметил Мавну, и улыбка сменилась странным, будто смущённым выражением.

– Это твой брат? – спросил он.

– Да. Спасибо, что был к нему добр.

Смородник хмыкнул и вновь поднял щётку.

– А ты думала, я ему голову откушу или что?

Раско радостно принялся снова издавать звуки, которые не стали ни каплей лучше.

– Нет, конечно. Ты никому не откусишь голову, особенно моему брату.

Мавна неуверенно сделала полшага ему навстречу, но тут Раско наконец вытащил дудку изо рта и завопил на всю конюшню:

– Там череп! Это твой?! Ты чародей? А коня твоего как зовут?

Смородник вздрогнул и резко развернулся к Раско. Оттащил его от козлиного черепа и подержал сзади за воротник, чтобы не лез под копыта коню.

– Я чародей. Коня зовут… Никак не зовут. Просто конь. Иди лучше к сестре.

– А откуда ты знаешь, что она моя сестра? А тебя как зовут? Тоже никак? Просто чародей?

– Раско, это Смородник, – вмешалась Мавна и взяла брата за руку. – Он мой друг. Мы проделали большой путь вместе.

– А-а, тоже в лампу засосало, значит…

Смородник кашлянул в кулак и вопросительно посмотрел на Мавну.

– Потом объясню, – шепнула она одними губами и улыбнулась. – Там Царжа что-то про новую комнату говорила. На троих должно хватить. Посмотрим потом?

Раско потянул к выходу, заявив, что устал и хочет пить. Мавна на ходу махнула рукой Смороднику, он тоже помахал ей и ответил вслед:

– Посмотрим.

С одной стороны, Мавне было спокойнее знать, что Раско всегда находится под наблюдением Царжи. А с другой, она давно хотела больше времени проводить с братом, и его болтовня отвлекала от нарастающей тревоги за Варде. Где он сейчас? Добрался ли до болот? Не раздавил ли кто-нибудь случайно лягушку? А если добрался, то как его приняли упыри? Не обижают ли?..

В проходе на пути к покоям Царжи Мавна достала свой вновь обретённый нож, в который раз порадовавшись, какая удобная и ладная получилась рукоятка, и, убедившись, что никто не видит, дала Раско немного своей крови. Попив, он стал хныкать, попросился спать. Мавна осторожно приоткрыла дверь и попросила показать новые комнаты.

Царжа проводила их наверх: новое жильё располагалось прямо напротив того помещения, где Мавна однажды ночевала со Смородником, но тут и правда было намного больше места, с лихвой достаточно для троих.

– Ну, братишку тут уложишь. – Царжа указала на кровать недалеко от двери. – А сама уж решишь, с ним ложиться или нет.

– С ним, конечно. – Мавна вздохнула, проверила постель и откинула одеяло, показывая Раско, чтоб залезал. Он сбросил башмаки и с готовностью забрался в постель. – Спасибо тебе. Я найду деньги. Нам бы переждать, пока пути откроют, и поедем домой. Надолго не задержимся.

Царжа кивком указала на дальнюю комнату, за пологом. Они прошли туда: там тоже стояла кровать, но поуже, был и сундук для одежды, и окошко, и стол с одним стулом. Царжа села на кровать.

– Я твоему упырьку сказала, чтоб скорей от вас уходил. – Она пожевала губы и задумчиво кивнула сама себе. – Нечего беды притягивать. Пускай к отцу пока идёт и там посидит. А на быстрый исход ты, девочка, не надейся. Никто не знает, что теперь будет. Сиди тут, пока места освободились. Мужчины сейчас уходят кто в дозор, кто на улицах помогать. Боятся за город. Я-то сама со слободы не хожу, а вести мне приносят. В Озёрье волнения разные. Если людей закрыть в одном месте, они все перессорятся. Вот так и происходит. Кто-то приехал из других городов и застрял тут. Кто-то потратил последние деньги и не может сбыть товар в Кленовом Валу. Кто-то боится за семьи, оставленные в деревнях. Не ровён час, и на улицах начнут биться друг с другом.

Мавна слушала её и чувствовала, как в груди привычно холодеет, дыхание становится поверхностным и тело сковывает оцепенение. Выходит, скоро выехать домой не удастся… Но к оцепенению примешивалась новая тревога, ощущение, что скоро всё будет только хуже. Она тяжело вздохнула.

– Да не вздыхай. – Царжа, вероятно, надеялась её приободрить, но её голос всегда звучал грубовато-ворчливо. – Не в худшем положении. Крыша над головой есть, братец целёхонек, сама жива-здорова. Считай, приехала погостить.

– Домой хочется, – призналась Мавна тихо.

Она зажмурилась, и перед глазами будто наяву показалась её старая комнатка, залитая солнцем. Видение сменилось на пекарскую, где Илар месил тесто, такой высоченный и широкоплечий, что занимал собой половину помещения. Вспомнились запахи свежего хлеба и мешков с сушёными ягодами, гомон в очереди у лавки и голос Купавы, со смехом шепчущий на ухо какую-то очередную сплетню.

Царжа села на кровать рядом с Мавной и потрепала её за плечо.

– Ничего-о, девочка. К нам такие, как ты, нечасто захаживают. В основном местные райхи, озёрские, да чародеи тайком ходят зелья просить. А ты пришла чуть живая от страха, глаза на всё таращила. Теперь другой стала. Бойчее. Так незаметно привыкнешь и перестанешь по дому тосковать. Потерпи немного. Оно ведь, знаешь, как: то плохо-плохо, а там, глядишь, потихоньку, по ложечке и налаживается. В этот раз тоже наладится.

Мавна вздохнула и открыла глаза. В этой комнате было чуть темнее, чем в первой, где сейчас спал Раско, но всё равно намного лучше, чем в спальне с незакрывающейся дверью.

– А с Варде что будет? Новая шкурка поможет ему пройти под болота?

– Должна помочь. – Царжа поколебалась, прежде чем продолжить: – Я и сама так хожу иногда. Шкурку наколдовала, вырастила из настоящей лягушки, пришептала к себе и хожу. Ему ещё легче должно быть, дух-то в нём болотный, только тело человечье.

Мавна посмотрела на неё с любопытством. Подумала: стоит ли спросить сейчас или как-нибудь в другой раз? С одной стороны, было неловко, но никто же не тянул Царжу за язык.

– Ты правда была женой болотного царя? Варде сказал.

На удивление, она легко согласилась.

– Была, какая уж тут тайна. Вся слобода знает. Лет тридцать уже прошло. Тогда нежаки не такими были, как сейчас. А под болотами всё так же осталось.

Царжа, конечно, никак не изменилась внешне с того момента, как Мавна впервые её увидела, но теперь казалось, будто в облике колдуньи-райхи и правда проступает что-то нездешнее, словно пряди седины в её чёрной косе – это струи тумана, а родинки на шее – брызги болотного ила. Даже глаза теперь будто бы отливали зеленцой – как у Варде. Мавна поёжилась.

В дверь кто-то вошёл, и Мавна сперва испугалась, услышав тяжёлые шаги, но успокоилась, когда увидела Смородника. Он деловито огляделся и удовлетворённо кивнул.

– Здесь лучше. Первая кровать шире, поэтому я буду тут.

Он сунул Царже несколько монет в ладонь, и Мавне стало спокойнее, что жильё не останется без оплаты.

– Я тебе верну, когда домой приеду. Хлеба продам, – пообещала она, но Смородника это обещание не впечатлило – он вовсе оставил её слова без внимания, а Мавне стало стыдно: выходит, не верит, что на хлебе можно заработать.