– Ну! Дальше! Пусть отведут отца к хранилищу магии! Или хотя бы расскажут, где оно.

– Мне надо отдохнуть.

Кемара в самом деле выглядела неважно, но она просила о чём-то совершенно невозможном. О каком отдыхе речь, если она только-только нащупала путь к волям Магистров? Если сейчас остановиться, то в чём был смысл этой попытки?

– Нет-нет, о чём ты? Связь же прервётся!

Кемара высокомерно взглянула на Мела.

– Ты ничего не знать о магии кукольников, Мелдиан. Связь не мочь прерваться, если кукольник не пожелать того. Я стать сильнее, чем раньше, но расстояние сильнее меня. К тому же ты кое-что забыть. Магистры не простолюдины. Я не могу управлять тобой или твоим отцом, потому что ваше колдовство не желать моего колдовства. Магистры не так могучи, как вы, но в их крови тоже есть магия. А магия не желать воздействие другой магии. Она не покоряться, и всё, что кукольник смочь сделать, это взывать к смертной сущности, к той части естества, что пока не напитана колдовством. Я никогда так не делать. Я… могу не мочь. Не получаться.

– Могу не мочь! – всплеснул руками Мел. – Уж мочь как-нибудь, Кемарушка! Ты ведь не хочешь умереть глупой птицей? Или я что-то путаю?

– Не становиться жесток, как твой отец, Мелдиан.

– Тогда, пожалуйста, поторопись.

Кемара положила куклы Магистров на покрывало и склонилась над ними, выводя руками одной ей ведомые узоры. Волосы девушки-сороки белым саваном закрывали от Мела кукол, и он нервничал ещё сильнее, боясь, что Кемара наколдует что-то не то. Хотя он и так был несведущ в магии кукольников, и любое её действо выглядело загадочно и совершенно непонятно.

Амулет-глаз на шее у Мела нагрелся от того, что он беспрерывно к нему обращался, заставляя безостановочно показывать то, что происходит в Авенуме.

Кемара зарычала от напряжения, её руки забила крупная дрожь.

– Я потратить много сил на Стаю, – призналась она, поворачивая лицо к Мелу. – Слишком много. Я не ожидать, что будет так.

Мел не понимал, что сейчас творится в городе: голосов он слышать не мог, а по выражению лиц Магистров ничего нельзя было понять.

– Они не хотеть, – прошептала Кемара. – Они передумать…

– Нет! – выкрикнул Мел. – Так не должно быть! Нам нужно, чтобы они согласились на все условия отца! Кемара, пожалуйста!

Кемара всхлипнула и стиснула в кулаках две куклы. Её плечи тряслись, лицо раскраснелось. Она принялась снова шептать свои наговоры и слегка шевелить куклами. Со стороны могло показаться, будто она просто играет, если не присматриваться к выражению лица и не брать в расчёт явно не подходящий для игр возраст.

Мел видел, что Дивидус разводит руками и морщится, но тут Волхвокс тронул его за локоть и что-то зашептал на ухо. Неужели подействовало?

Грудь опалило жаром – амулет не выдержал и разлетелся на дюжину острых осколков. Мелдиан яростно выругался и метнулся ближе к Кемаре.

– Ну что? Что там? Выходит?

– Я чувствовать сопротивление, – пропыхтела Кемара сквозь зубы. По виску скатилась крупная капля пота. – Если бы я отдохнуть пару дней… Если бы быть волоски… Всё могло бы быть иначе.

Она подалась вперёд, стиснув зубы и напрягшись так, что на шее вздулись вены. По красному лицу градом катился пот, с губ срывались хриплые стоны, будто Кемарой овладело страшное чёрное колдовство, терзающее её изнутри.

Вдруг Кемара вскрикнула почти по-сорочьи и, отбросив куклы, неестественно обмякла. С лица сразу сошла вся краска, белёсые глаза закатились, грудь часто вздымалась.

– Что? – снова спросил Мел. – Почему ты их бросила? Что-то пошло не так? Они… они…

– Я больше не мочь, – прохрипела кукольница, опуская веки. – Не мочь.

– Кемара, – позвал Мел. – Посмотри на меня, Кемара!

Он похлопал её по щекам, но дыхание Кемары с каждым мгновением становилось всё более поверхностным и частым. Мел схватил её за руки и обомлел: они стали холодными, как студёный ручей.

– Прости, – шепнула она и быстро облизнула губы. – Прости, Мелдиан.

– Нет-нет, давай не прикидывайся! Ты сейчас отдохнёшь и попробуешь снова! Сейчас, я заварю чаю…

Мел вскочил и заметался по комнате в поисках чайника. Как назло, ничего подходящего не оказалось, даже фляжки с водой, которую можно было бы подогреть с помощью колдовства. Он и сам осознавал всю бессмысленность своей задумки, потому что где-то в затылке билось: «Не старайся, ты ей уже не поможешь, не поможешь, не поможешь…»

– Мелдиан, – тихо позвала Кемара, и он снова бросился к сороке. Теперь она выглядела почти прозрачной, как моур, жалкой и беспомощной, и Мел мысленно проклял себя за то, что довёл кукольницу до такого состояния. – Мелдиан, обещай мне, что скажешь Ричмольду, что… Что я его любить. Может, не так, как любить человек, но так, как может любить птица. Ты сказать?

Она закашлялась почти беззвучно, затряслась, и Мел прижал её к груди, удивившись, какая она, оказывается, тоненькая и хрупкая, почти бестелесная. В глазах и носу сделалось горячо.

– Я скажу, Кемара, обязательно скажу, – Мел постарался говорить уверенно и жизнеутверждающе. – Прости меня, дурака. Я и помыслить не мог, что всё обернётся так. – Он качал Кемару, как ребёнка, и заметил, что она расслабилась и уже перестала дрожать. – Только у меня есть идея получше. Давай-ка ты сама ему это скажешь, идёт? Эй, идёт?

Холодный склизкий ком встал в горле. Мел медленно отстранил от себя Кемару и уложил на диване. Светлые ресницы замерли, запёкшиеся губы приоткрылись.

Кукольница не дышала.

Тяжело вздохнув и сгорбив плечи, Мел поднялся, поудобнее устроил её холодеющие ноги, сложил руки Кемары у неё на груди и, запихнув злополучных кукол в карман, замер в тишине. Тело девушки съёжилось, и на диване теперь лежала мёртвая сорока.

Симонисе уже казалось, что Магистры согласятся со всем, что предложит им Вольфзунд: последние минуты непростого разговора Дивидус и Волхвокс вели себя на редкость покладисто, хотя поначалу даже её наговоры не помогали и Магистры норовили пойти на попятную.

Они вчетвером медленно шли по мостовой вдоль почти безлюдной улицы. Справа возвышались дома богатых купцов с лавочками на первых этажах, слева тянулась широкая улица, освещённая тусклым светом фонарей, растворяющимся в молоке сумеречного тумана. Крошечными каплями туман оседал на одежде и коже, делая без того холодный вечер неприятно-сырым. Почти все прохожие исчезли с улиц, зато кабаки были забиты под завязку.

Симониса оглянулась на четверых гвардейцев, сопровождавших Магистров. Стражи выглядели невозмутимыми и сосредоточенными, но чаровница ощущала исходившую от них тревогу.

– Немыслимо представить, что эти прекрасные особняки могут оказаться разрушены, а их жильцы и вовсе мертвы, – протянул Вольфзунд, обращаясь к Дивидусу. Оба старика-Магистра согласно покивали. Их длинные бархатные мантии тихо шелестели о брусчатку и мягко переливались в свете фонарей: тёмно-зелёная у Дивидуса и бордовая у Волхвокса. В своих одеяниях Магистры были похожи на огромных ночных мотыльков, даже седые бороды отдалённо напоминали мохнатые мотыльковые усики.

– Жаль, что Магистрат скоро тоже перестанет существовать, – вдруг произнёс Волхвокс. – Тысячелетиями Магистры собирали и укрепляли магические знания, доступные смертным, а затем передавали своим ученикам. Мы, к сожалению, остались последними, кому доступна хоть крупица этих знаний, но мы не успели подготовить достойных преемников.

– Не спешите хоронить себя раньше времени. Я ведь предлагаю вам условия, при которых весьма высока вероятность, что всё завершится благополучно и вы успеете воспитать столько учеников, сколько посчитаете нужным.

Вольфзунд снисходительно улыбнулся.

– Вероятно, сегодняшний туман и есть отголосок колдовства Эллекена и его армии, – вставила Симониса.