Промелькнула мысль: он охотнее разговаривал с ней, когда думал, что она упырица. А к Мавне-человеку, по всей видимости, испытывал полнейшее равнодушие.

– Нет, – ответила она, погасив слабый огонёк раздражения. – Я не жалею и не спешу домой. На первом месте мой брат. И я не настроена против тебя, хоть ты и напал на меня первым. Предлагаю… – она осеклась: всё-таки неприятно говорить, не слыша ничего в ответ и даже не видя глаз собеседника, – предлагаю забыть обиды, если ты из-за чего-то на меня зол. А я забуду, как ты пытался меня убить.

Смородник наконец-то посмотрел на неё – не хмурясь, а с лёгким удивлением.

– Я не пытался тебя убить. Все, кого я пытался убить, уже мертвы.

– Охотно верю. Ну так что? Сделаем вид, что мы только что встретились и не знаем ничего друг о друге? Я Мавна.

Она протянула руку, но быстро снова уцепилась за поводья, боясь упасть.

– Смородник, – процедил тот.

– Уже хорошо. – Мавна чувствовала себя глупо, но попыталась улыбнуться. – Я из Сонных Топей. А ты?

Он сморщил нос:

– Если скажу, что из ратницы, это сойдёт за ответ?

– Ну, мы не договаривались, что ответы обязательно должны быть честными. Так что вполне.

Смородник удовлетворённо кивнул без тени улыбки:

– Тогда вот так. Смородник из ратницы.

Мавна промычала «угу» и задумалась, можно ли спросить, почему в этой самой ратнице его даже не пускают на порог, или лучше не стоит.

Не стала.

– На этом закончим. Слишком много вопросов на первый раз, – бросил Смородник и подогнал коня рысью, а Мавне пришлось постараться, чтобы не отставать.

После дня на кладбище и ночи в дозоре голова была тяжёлой, как чугунок. Замесив пару бочек теста и разложив по пекарской готовые караваи, Илар понял, что устал. Тело двигалось медленнее, чем обычно, мышцы стали неподатливыми, а туман в голове загустел настолько, что приходилось несколько раз моргать, чтобы чётко увидеть ряды румяных булок.

Взгляд наткнулся на два тёмных предмета в углу стола. Проморгавшись, Илар понял: Купавины крынки. Одна давно пустая, а во второй была морошка, но Илар про неё забыл, и ягоды засохли на дне, покрывшись блестящей сладкой корочкой. Под столом стояла корзина, задвинутая ногой.

Илар поднял корзину, вытащил из неё льняную тряпицу, сложил обе крынки и снова накрыл тряпицей. Подумал: надо бы вернуть.

Во дворе сообразил, что хорошо бы отмыть грязную крынку. Свернул к бочке, сперва плеснул себе ледяной воды за шиворот, потом черпнул в крынку, прополоскал, оттёр пальцем донышко. Воду с ошмётками морошки вылил на землю.

С неба начал накрапывать дождь. У Илара за шиворотом и без того расползались холодные потёки воды, так что мороси он даже обрадовался, подставил лицо. Капли падали на горячие веки, остужали голову, и Илар думал, что со стороны, вероятно, видно, что от него идёт пар, как от остывающего котелка.

Навстречу ему пробежали девушки, с визгом прячась от дождя под платком, растянутым над головами. Илар рассеянно обернулся им вслед: нет, Купавы среди них не было. Странно. Купава всегда казалась ему весёлой и компанейской, в противовес ему самому. На праздниках ходила плясать одной из первых, шустро бежала к костру, плела красивые венки, громко смеялась, показывая ровные белые зубы. А уж какими хохотушками они раньше были с Мавной… Но теперь стал понимать: исчезновение Раско повлияло и на Купаву тоже. Она стала реже смеяться, хотя, быть может, это Илар стал реже выходить из дому. Где уж ему слышать девичий смех? Точно не в пекарской и не ночами в дозоре.

Он свернул на соседнюю улицу. Дорога под ногами становилась скользкой от дождя. Деревья и кусты влажно блестели, будто их только что отмыли в бане. Куры, петухи и собаки затихли, попрятались, деревенские все тоже забились под крыши. Илар хмыкнул: «Один я как полоумный тащусь по улице с какой-то корзинкой».

Ручка корзины шершаво щекотала ладонь, и мысли почему-то всё равно возвращались у Купаве: наверное, потому что он нёс её вещи и шёл к её дому, почему же ещё. Думалось: а странно всё-таки, что Мавна никогда не рассказывала про парней подруги. Не может же быть, чтобы такая красавица, как Купава, ни с кем не гуляла. Да Илар и сам видел, как парни шеи сворачивали, глядя на неё. Лыко и тот глаз положил, да и немудрено. Хотя с чего это Мавне про неё рассказывать? Наверняка у них были свои тайны, в которые никого не посвящали. Илар разозлился на себя. Прилезут же в голову такие глупости, как девчонка, в самом деле.

Он прошёл между дворами, где просвет почти полностью зарос смородиновыми кустами. От прикосновения к веткам воздух наполнился острым кисловатым запахом мокрых смородиновых листьев, а рубаха стала ещё мокрее, собрав на себя все капли с кустов. Тут сильнее пахло дымом: кузнец, отец Купавы, может, и не топил сегодня печи, но за много лет гарью пропиталось всё вокруг, даже косые оградки и кусты.

Дождь то затихал, то падал с неба крупными каплями. Илар смахнул влагу с ресниц и отчего-то усмехнулся. Тяжесть в груди будто бы стала легче, когда он понял, что скоро увидит Купаву.

Сквозь шум дождя доносились какие-то звуки. Илару показалось, что кто-то ссорится – надо же, не сидится дома в такую погоду. Хотя если так рассуждать, то в Сонных Топях только и пришлось бы, что сидеть по домам: то дожди, то ветра, то холод, то туман, а там и солнце зайдёт.

Кусты кончились, и впереди показалась кузница, а чуть поодаль и двор кузнеца за отдельной оградой. Илар прибавил шаг. Чуть не поскользнулся на жидкой грязи и едва не рассмеялся: упал бы в лужу, и как в грязной рубахе идти? Пришлось бы возвращаться, а потом ещё объяснять, почему не смог раньше принести крынки с корзиной. Хотя Купава наверняка не стала бы спрашивать.

Голоса стали громче. Хрипло прикрикнул мужчина, и его голос показался Илару знакомым – да как иначе, все в деревне свои. Только вот с ходу и не мог понять, кто же это был.

Вдалеке сухой веткой треснул первый гром. Илар мельком посмотрел на небо: непроглядно-серое, наверное, зарядит на целый день, пожалуй, и правда гроза разыграется. Главное, чтобы ни в какой дом не ударила молния. Если Купава увидит его такого промокшего, может, и сбитня выпить предложит. Хорошо бы.

Снова кто-то крикнул. На этот раз голос был женским. Послышался какой-то грохот, вовсе не похожий на грозу. По загривку Илара пробежали мурашки, кулаки стиснулись сами собой. Что-то неладное.

Он осторожно поставил корзинку под куст. Если где-то затеяли драку, то корзину в пылу могут помять, потом и Купаве не вернёшь. Привычным движением ощупав себя, Илар прицокнул языком: выбежал из дома только с крынками, даже ножа не прихватил. Может, и к лучшему: разнимет стычку по-хорошему.

Когда снова раздались крики, Илар кинулся уже бегом. Оставшееся расстояние он преодолел быстро, в несколько прыжков, и на миг замер, вслушиваясь.

У стен кузницы никого не было видно. Илар обогнул строение. С торца сгущалась тень, недалеко за забором начинался лес, бросающий на двор тени.

Илара ослепила ярость, будто по голове ударили.

Сперва он увидел спину Лыка и его взъерошенный белобрысый затылок. Лыко кого-то вжимал в бревенчатую стену, и Илар не сразу узнал Купаву. Её платье было высоко задрано, и бёдра казались совсем белыми в пасмурном свете. Одной рукой Лыко зажимал Купаве рот, она вырывалась, но он с силой ударил её затылком о стену, и Купава обмякла.

Мурашки перестали бегать по спине Илара, мышцы напряглись, даже сердце стало стучать размереннее, откуда-то появились собранность и ясность. Он подскочил к ним, схватил Лыка за плечи и с силой отбросил на землю. Купава сползла по стенке и быстро, на четвереньках, перебралась в сторону.

Лыко зарычал – другому от такого удара вышибло бы дух, – но тот тут же вскочил на ноги и, вынув серп, кинулся на Илара. Остриё метилось прямо в шею, но Илар извернулся, обхватил Лыка за пояс и ударил коленом в живот. Чародей громко охнул.