– Уймись. – Илар с трудом натянул штаны на мокрое тело и тряхнул головой. – Будет за что – выбью щербатые зубы, и моргнуть не успеешь.
– Ах. Значит, на попятную? – Лыко тоже вышел на берег и, продолжая ухмыляться, подошёл ближе, бесстыдно разглядывая шею Илара. – Быстро заросло, как на собаке.
Лыко мерзко прищёлкнул губами, проводя большим пальцем у своей шеи. Илар до последнего пытался сделать вид, что не замечает его, но теперь в висках жарко застучала кровь. Развернувшись, Илар ударил чародея кулаком в челюсть. Голова Лыка мотнулась в сторону, тело качнулось, он переступил ногами по скользкому берегу и не удержался, упал на одно колено. Сплюнул кровавый сгусток, а потом, пощупав щеку, и выбитый зуб. Держась за лицо, поднялся на ноги и зыркнул бешеными глазами.
– Ах ты сучёныш…
– Ты же любишь говорить про расплаты. – Илар тоже сплюнул на землю, но от омерзения. – Вот, держи свою.
Он развернулся и пошёл обратно, ожидая, что в любой момент Лыко бросится на него со спины. Но сзади всё было тихо, никто его не догонял и не окликал, и от этого становилось даже жутче.
* * *
Большой чародейский терем называли ратницей – Мавна услышала это слово от тоненькой черноволосой девушки, которая проводила её, усадила за стол и вскоре принесла миску с горячей кашей, приправленной грибами.
Мавна охнула, попробовав первую ложку: так приятно было съесть горячее, и не суп Смородника, а что-то привычное и знакомое. Но уют и тепло не погасили в ней бдительности: всё равно хмуро озиралась по сторонам, чтобы не пропустить ничего важного.
В середине общего зала было сдвинуто множество столов, так, что они казались одним огромным столом, сделанным из цельного ствола – такого большого, что это дерево могло бы накрыть собой сразу несколько домов в Сонных Топях. Как только Мавну привели и усадили, в зал ворвались суетливые юнцы – те самые, которые дрались на палках во дворе. Они заняли дальний конец стола и время от времени кидали на Мавну любопытные взгляды.
Мавна взяла миску в руки, накрыла ломтём хлеба и постаралась незаметно выйти наружу – через несколько минут ей стало казаться, что взгляды чародеев становятся плотными, осязаемыми, обволакивают и душат, как тяжёлое покрывало, которым накрываешься с головой.
Свободно вздохнула она только на крыльце. Древесина нагрелась на солнце и пахла терпко-смолисто, стволы сосен пылали ярко-рыжим и терялись где-то в вышине. Мавна стряхнула хвоинки и села на край нижней ступеньки.
На земле, поджав под себя ноги, сидел Смородник с такой же миской, только уже пустой. Мавна хмыкнула себе под нос:
– Внутрь не зайдёшь?
Смородник обернулся и нахмурился:
– Теперь ты будешь надо мной насмехаться?
Мавна пожала плечами и положила в рот ещё каши:
– Да нет. Просто спросила.
Смородник повозил куском хлеба по миске, собирая остатки грибной подливки.
– Никто меня не пустит.
Мавна с трудом расслышала, что он говорит, – так тихо прозвучало, будто Смородник разговаривал с миской.
– Я бы тоже тебя не пустила. Ты не умеешь общаться с людьми.
Смородник пересел так, чтобы видеть Мавну, не оборачиваясь. Мавне стало неуютно под его острым взглядом: в чёрных глазах нельзя было различить зрачков, да ещё и этот белый проблеск – будто начинали расти бельма, как у Матушки Сенницы. Лицо у него было худое и резкое, неприветливое, с острыми скулами и крупным носом. Мавна уткнулась в миску, чтобы он подумал, что она очень занята пищей. Вдруг ляпнула что-то не то? Конечно, она сказала чистую правду, но не хотелось бы иметь врага-чародея. Пусть лучше они расстанутся ровно, без ссор и обид, хотя сама Мавна ещё не простила его стрелы, верёвки и тычки в спину. Да перед ней никто и не думал извиняться.
– Ты даже не представляешь насколько, – проговорил он с неожиданной горечью.
К ратнице приблизились ещё трое чародеев – они выглядели куда старше тех, кто обедал вместе с Мавной, и, судя по пыльной одежде, только что вернулись в поселение.
– Смотри-ка, это не тот? – Один из чародеев с короткой льняной бородой ткнул в бок другого, худого и осунувшегося.
Сощурившись, тот сухо кивнул:
– Он. К людям и не пускают, скоро на псарню жить пойдёт.
Смородник отставил миску и поднялся с земли.
– А может, к тебе в свинарник пойду.
Чародей приблизился к Смороднику и сплюнул ему под ноги. Светлобородый положил руку на плечо товарищу.
– Да пойдём, не связывайся ты с этим райхи.
– Пусть свяжется, раз так хочет. – Смородник лениво расправил плечи и вытащил нож. Мавна прижала ладонь ко рту: да что же они в самом деле, на пустом месте!
– Ты-то ножичек спрячь, – беззлобно посоветовал светлобородый чародей. – Второй-то раз прощения не заслужишь, раз даже первое никак не вымолишь.
Смородник крутанул нож между пальцами – ловко и быстро, лишь сверкнуло лезвие на солнце, но всё же убирать не торопился. Они стояли друг напротив друга: трое чародеев с одной стороны и Смородник с другой, но никто не спешил начинать драку. Мавна подумала: а если бы не близость ратной Матушки, бросились бы друг на друга?
– Ребята, чего вы не поделили? Ну-ка, остыньте!
К ратнице подбежала девушка – совсем юная, тоненькая, как молодая ива, темноволосая и черноглазая. Её волосы отливали красивым красновато-каштановым блеском, и она повязывала их так, как никогда не повязывали в Сонных Топях: широкие пряди у лица убраны назад и стянуты на затылке узлом, а остальная копна свободно лежит на спине.
Смородник при виде девушки побледнел и скривился. Тут же нож нырнул обратно в ножны, а худой чародей сам отступил назад, потирая уголок рта большим пальцем, будто хотел снова плюнуть в Смородника, но передумал.
– Мирча! Кулик, Иссоп, Тойко! И не стыдно вам? У Матушки Сенницы под боком драки затевать! Она ведь не любит такое. А тебе, – девушка кивнула на Смородника, – и вовсе нужно быть тише воды, а не ножом махать.
Удивительно, но при её появлении чародеи присмирели, все как на подбор стали выглядеть пристыженными – как псы, на которых вылили ведро воды. Мавна хмыкнула: чудно.
Девушка повернулась к ратнице, поджала губы и склонила голову набок.
– Ты, что ли, гостья Матушкина?
Мавна отставила пустую миску с недоеденной корочкой хлеба и утёрла рот ладонью.
– Наверное. Не знаю.
– Та, которую Смородник подобрал?
– А. – Мавна покраснела. Не хотелось бы, чтобы её все знали исключительно из-за того, что её кто-то «подобрал». – Ну тогда да. Это я.
Девушка облегчённо улыбнулась, впервые за всё время. Улыбка у неё была красивая и открытая, но будто бы опасливая и угасла слишком быстро. Серьёзно сдвинув брови, она подозвала Мавну взмахом руки.
– Пошли. Пускай тут мужики выясняют отношения, а мне Матушка Сенница велела тебя принять.
– Что значит принять?
Смородник хмурился, глядя то на Мавну, то на черноволосую девушку, а трое чародеев прошли по ступенькам в ратницу, поочерёдно кивнув Мавне в безмолвном приветствии.
– Да ты вставай и узнаешь. Не бойся.
Мавне пришлось нехотя подняться с нагретых ступенек и подойти к девушке. Та протянула руку.
– Я Варма.
– Мавна.
– Вот и хорошо. – Варма быстро пожала руку и деловито махнула в сторону. – Пойдём, если уже поела. С дороги вымыться нужно. Да и тебе, – она окинула Смородника оценивающим взглядом, – тоже не мешало бы. Но позже.
Не дождавшись его ответа, она повела Мавну по вытоптанной дорожке между соснами к другому строению, размером куда меньше, чем ратница. Только сейчас Мавна заметила запах дымка, который шёл от бани.
Когда они отошли от ратницы, Варма с любопытством повернулась к Мавне.
– Матушка Сенница велела за тобой присмотреть. Правда, что Мирча тебя за нежичку принял?
– Это ты так Смородника называешь? – уточнила Мавна.
– А. – Варма осеклась и снова улыбнулась украдкой. – Прости. Да, Смородника. Но это ведь не настоящее его имя. Но настоящее ему не нравится. Так что да.