Алекс мысленно выругалась. Красивые люди, ухаживающие за таким отбросом, как она? Она забыла последний урок Галь Златницы! Никогда не доверяй богатым. Они еще коварнее бедных.
— Как она сбежала? — Зенонида ткнула носком в нечто — кучу булькающего жира и обугленных доспехов, некогда бывших стражником.
— Крысы умные твари, — произнесла Плацидия, каждое слово сопровождалось легким облачком холодного дыма, — Когда дело доходит до поиска нор. Скажи остальным, придется действовать по-жесткому. Обыскать Дворец. Убить всех, кто может сохранять ей верность.
Зенонида хихикнула. — Мне нравится по-жесткому.
Ее сияющий взгляд метнулся к окну, и Алекс прижалась к камню, зажмурившись. Потом резко открыла глаза.
Герцог Михаил! Она должна предупредить его!
И, возможно, вместе им удастся выбраться живыми.
Она цеплялась за внешнюю стену собственного дворца, пока очередной ледяной порыв ветра хлестал по ее голой заднице... Неужели в воздухе замерцали капли дождя?
— О боже... — Какая девушка не боится дождя в день свадьбы?
Хотя большинство невест не приходится спускаться по гигантскому маяку после того, как жених разлетелся на тысячу осколков.
Якоб никогда не был мастером слов. Но на языке насилия он был поэтом.
Он впитал его с младенчества, бегло говорил на нем еще до того, как научился ходить. И как ни старался освоить другие языки — язык насилия оставался его родным. Он знал все диалекты: от кабацкой драки до полевой битвы. Понимал каждую тонкость, каждый идиом. Это была его материнская речь.
Потому, услышав ее шепот на улицах Трои, он сразу понял смысл. Дикий блеск в глазах гуляк. Истеричные крики, когда они тыкали пальцами в морось, указывая на Пламя Святой Наталии, все еще пылающее зловещей синевой. Эльфов не любил никто, но для Европы они были далекой угрозой. «Доешь кашу, а то эльфы тебя съедят». Здесь же, в Трое, где их бесчеловечная жестокость выплеснулась за края карты еще при жизни отцов, ненависть и ужас были иными. «Держи меч острым, а взгляд бдительным, чтобы эльфы не сожрали семью, как сожрали деда».
Сырая толпа столпилась у подъемника, сдерживаемая двойным рядом дворцовой гвардии. — Все в порядке! — орал капитан, хотя его обнаженный меч не успокаивал толпу. — Эльфы не идут!
— Не больше одного, во всяком случае, — пробурчала Вигга, продираясь сквозь злобную давку.
— Я брат Диас! — монах шагнул из-за ее спины, не моргнув перед сталью. — Посланник Ее Святейшества Папы, и я обеспокоен безопасностью императрицы!
— Кто этот наглый ублюдок и куда он подевал брата Диаса? — сквозь зубы процедила Батист.
— Я знаю, кто вы. — Капитан нервно дернулся. — Но здесь не о чем...
— Тогда почему синее пламя? — потребовал Диас, и толпа заворчала в поддержку.
Якоб протиснулся мимо и подозвал капитана ближе, как профессионал профессионала. — Никто не хочет добавлять вам проблем, но у всех нас есть начальство.
— Пустите нас наверх, — сверкнула золотыми зубами Батист. — Если все в порядке, то тогда мы поможем успокоить народ.
Капитан окинул взглядом растущую толпу, затем гвардейцев. Один пожал плечами. Другой кивнул. — Ладно. — Он вложил меч в ножны, поворачиваясь к подъемнику. — Пойдемте вместе.
На языке насилия Якоб говорил свободно. Подозрения были, но когда солдаты задвинули решетку, капитан дернул рычаг, механизм загрохотал, а город поплыл внизу, детали сложились в ясную картину.
Как один гвардеец перенес вес на переднюю ногу, корпус слегка развернут, словно натянутый лук. Как другой барабанил большим пальцем по пряжке меча. Как третий стоял слишком близко к Батист, жевательной мышцей дергаясь от напряжения.
— Рад, что вы с нами! — Брат Диас улыбнулся гвардейцу. Во многих вопросах монах оказался удивительно учен. Но в языке насилия он был неграмотен.
Якоб не мог точно сосчитать гвардейцев, не выдав себя поворотом головы. Потому смотрел вперед, глубоко вдохнул и выдохнул. Странно: лишь в такие моменты он чувствовал покой. Иногда знание грядущего это бремя. А иногда — благо.
— Ваша гвардия, наверное, лучшая в Европе, — сказал он.
Капитан покосился. — Каждый сам покупает доспехи — так велика честь служить.
— Древки копий из акация? — Якоб восхищенно кивнул. — Из Африки везете?
— Хорошие — Вигга многозначительно подняла бровь, глядя на копья четырех стражников вокруг. Она могла не понять намека на любом языке, но в насилии ее не проведешь.
— А паламерион... — Капитан сжал эфес меча и немного вытащил его из ножен, чтобы похвастать позолотой.
— Я всегда предпочитал прямые клинки. — Якоб небрежно положил правую руку на кинжал, оставив большой палец под гардой. — С ними вырос. Но ваши сабли... видел, как они рубят с седла. Императрица не экономит на элите, а, брат Диас?
— Полагаю... — Монах нахмурился. — Вы вдруг разговорились.
— Я среди тех, кто говорит на моем языке! — Якоб хлопнул по мокрому наплечнику соседа — сержанта со шрамом, самого опасного в зоне досягаемости. — Но я бился во многих сражениях. И знаю, чего вам не хватает.
— Чего? — прохрипел сержант.
— Невидимого эльфа.
—...
Наступила пауза. Капитан нервно засмеялся. Парочка его людей хихикнула. Но Якоб оставался каменным, сжимая плечо сержанта все сильнее. Вскоре, по мере того как Троя растворялась в моросящем дожде, смешки стихли.
— Нет, — сказал Якоб. — Я серьезно.
Они были хорошими солдатами, но их словарь языка насилия оказался скуден. Их учили войне, а не уличной драке в подъемнике. Их инстинкт — использовать копья или мечи, бесполезные в тесноте.
Якоб чувствовал себя одинаково уверенно и в темной подворотне с ножом, и в кавалерийской атаке. Пока капитан вытаскивал меч, он уже занес ногу. Даже опираясь на сержанта, удар вышел слабее, чем хотелось, но попал капитану в бедра, заставив отшатнуться. Этого хватило: тот споткнулся о невидимое, перелетел через перила и исчез с пронзительным воплем.
Во многих языках риторическая пауза губительна. В драке каждое действие должно быть быстрым, чтобы противник не успел ответить. Якоб уже выхватывал кинжал, и ударил его гардой в рот сержанту. Тот рухнул, давясь зубами, а лезвие метнулось вправо. Стражник увернулся, и острие лишь содрало щеку, отхватив лоскут лица.
Он отступил, зажимая рану окровавленной рукой, другой пытаясь вытащить меч. Якоб прижал его клинок, наступил на ногу, ударил головой в кровавое месиво и, ухватив за скользкий нагрудник, швырнул в товарища. С помощью невидимой ноги оба полетели за перила.
Брат Диас барахтался в захвате с гвардейцем, чьему присутствию так радовался. Батист рычала, вонзая кинжалы в противника. Другой тупо дергал меч, пока Санни материализовалась на его руке, перехватив руку. Якоб ударил локтем в горло и стражник рухнул, хрипя.
У ног Вигги валялись три изуродованных тела. Четвертый замахнулся булавой, но она поймала его запястье, схватила за шлем и вдавила в стену подъемника. Металл взвыл, брызнули искры, а по камню растеклась кровавая полоса.
Последний стражник прижал брата Диаса к перилам, приставив кинжал к горлу: — Назад! — брызнул слюной. — Или убью!
— Не советую, — Вигга бросила труп с головой-месивом, ее татуированная рука алела до плеча.
— Давайте без спешки! — Якоб разжал пальцы, показывая ладони. — Никаких... резких движений.
Санни возникла из ниоткуда, вцепившись зубами в руку стражника. Тот выронил кинжал, и брат Диас вырвался. Когда его взгляд прояснился, он увидел, как Вигга, схватив нагрудник гвардейца, перегибает его через перила.
— Вигга! — брат Диас ухватил ее за локоть. — Стой!
— Зачем? — Она оскалилась, толкая мужчину к нарастающей пропасти. Тот безуспешно цеплялся за ее татуированные запястья, когда ноги оторвались от пола.
— Приказываю не причинять ему вреда! — взвизгнул брат Диас. — Что там наверху? Императрица Алексия в опасности?
Гвардеец метнул взгляд на Санни, брата Диаса, Якоба, растирающего окровавленные костяшки: — Вам не остановить это! Самозванка не осквернит Змеиный Трон...