Солнце садилось. Кровавый закат над долиной, изрытой грязью и усеянной обломками. Столбы черного дыма вздымались в израненное небо. Пепел сыпался, как снег.

— Ну и дела, — пробурчал Якоб, ковыляя дальше.

Тропа ныряла в лес. Но не из деревьев. Из заостренных кольев, вбитых в землю острием вверх. Из висячих виселиц, дыб и цепей. Из огромных колес, подобных тому, на котором Спасительница отдала жизнь за человечество.

Вдали раздавалось постукивание. Тук, тук, тук.

На некоторых кольях были насажены трупы. Предупреждение. Сначала эльфы, пришедшие сеять ужас среди людей и нашедшие его. Враги Бога, явившиеся преподать кровавые уроки и не ждавшие, что ученик превзойдет учителей.

Но у Бога много врагов, и не все из них эльфы. Продвигаясь, Якоб увидел среди пронзенных мужчин. Затем женщин. Затем детей. Все больше. Вот куда вела священная тропа. Итог праведного дела. Лучший мир, который они строили. Лес из мертвецов.

Стук приближался. Бам, бам, бам.

Дыхание Якоба хрипело от дыма. Дорога превратилась в море колеистой грязи, кишащей трупами и частями тел. Шагнуть было некуда, чтоб не наступить на руку, ногу, лицо. Хотел бы он сказать, что это худшее, что он видел... Худшее, что совершил.

Сквозь мрак пробивался свет в котором тени кольев тянулись к нему, как пальцы. В прогалине, окруженной телами на кольях, горел костер. Тела в доспехах Железного Ордена и Золотого Ордена. Его Ордена. Ибо враги Бога повсюду. В каждом.

Молот стучал громче, каждый удар отдавался болью в висках.

Ветер взметнулся, сухой и обжигающий, трепля лохмотья мертвых мужчин и спутанные волосы мертвых женщин. Пламя отклонилось, открыв фигуру в доспехах, приседающую у кола, вбивающую клинья у основания.

Последний удар — и он встал, спиной к Якобу.

На нем был белый плащ с вышитым двуглавым орлом, Кругом Веры, добавленным по просьбе Святейшей, осколками благословленных зеркал, отражающих Черную Магию. Но подол был залит кровью по колено. Так и было.

— Знавал, что найду тебя здесь, — сказал Якоб.

— Где же еще? — Великий магистр Ордена обернулся. Они смотрели друг на друга через кладбище... бойню... собрание уроков. Якоб забыл, каким тот был. В лучшие дни. В худшие. Красивым. Гордым. Сильным. Прямым. Уверенность сияла в нем, как маяк. Человек, за которым другие шли в ад.

Туда он их и привел.

— Я ждал. — Маршал Данцига шагнул вперед, позвякивая золочеными доспехами. Легко. Властно. Без боли. — Трудно найти помощников. Кто знает это лучше тебя? — Он указал на распятых тамплиеров. — Мало у кого есть видение, смелость и воля довести праведное дело... — Он закрыл глаза, ища слово. —...до конца. Сюда. — Открыл их снова, горящими верой. — Но у тебя есть. Мы оба знаем.

— Что ты натворил? — прошептал Якоб.

— Что мы натворили? Выкорчевали гниль. Выжгли мерзость. Лучший мир не построить, рыдая в уголке. Надо пачкать руки.

— Кровью, — поправил Якоб.

— Не корчи невинность, — усмехнулся Чемпион Императора. — Все стоящее полито кровью. Не смей притворяться, что между нами пропасть. Пару лет, пару войн, пару трупов...

— И проклятие.

— Проклятие? Ты не можешь умереть! Каков дар. Каков шанс. Куда делись твои мечты?

— Они стали этим кошмаром, — прорычал Якоб. — Это должно кончиться.

— Праведность бесконечна. Ты был великим человеком с великой целью. Теперь ты — скрюченное дерево на службе у девочки. Съедаемый виной. Скованный сожалениями. Никто не хочет видеть сомнений, Якоб из Торна.

— Меня держат клятвы.

— Слова. Воздух. — Щелкнул пальцами. — Можешь от них отказаться.

— Я искуплю себя, — голос Якоба дрогнул. — Поклялся. Живу по Двенадцати Добродетелям.

Папский Палач фыркнул. — Двенадцать капитуляций, сочиненных трусами для торговли костями. — Рука легла на эфес меча-секиры. Серебряный череп напоминал: смерть ждет всех. — Спасительница не остановила эльфов добродетелями. Она сделала это мечом.

Якоб медленно обхватил рукоять меча, медленно извлек клинок. — Тогда я остановлю тебя мечом.

Сталь запела, выходя из ножен, сверкая отблесками пламени.

Он знал, что дойдет до этого. Всегда доходил.

И рад был этому. Всегда рад.

— Наконец-то, — губы Великого магистра дрогнули в улыбке. — Вот человек, которого я знал.

Голова Бальтазара кружилась, во рту скопилась слюна, зрение помутнело. От борьбы с буллой, контроля над вызванными силами и необходимости перекрыть дыхание брату Диасу или бормотания отрубленной головы. Решать было невозможно да и бессмысленно.

Важно было продержаться еще мгновение.

Принцесса Алексия склонилась над братом Диасом у края магических кругов, прикрываясь рукой от вихря щепок и пыли. Сквозь рев ветра и звон металла он услышал ее визг:

— Отпусти его!

— Отказываюсь! — взревел Бальтазар, совершая знак командования над запястьем, сводя воедино годы учебы, обиды и накопленную мощь.

Вспышка сине-белого пламени, жгучая боль, запах горелой плоти. Красная полоса на запястье почернела, вздувшись волдырем.

— Я свободен! — завопил он, мусор кружился вокруг, торжество заглушало боль. — Свободен, тупые...

Рвота хлынула фонтаном изо рта, носа, вероятно, ушей, забрызгав стену, шипя на раскаленных кругах. Он рухнул на колени, захрипев. Шаг. Сквозь слезы он увидел: Алексия вошла в круг.

— Я... — хрипнул он.

Ее кулак треснул по носу, швырнув его в лужу собственной блевотины. За его хрипами смеялся барон Рикард:

— Наконец-то в вас проснулась королевская власть, Ваше Высочество!

— Помоги им, блять! — Алексия стояла над Бальтазаром, сжимая кулаки.

— Приказываю... — брат Диас, багровый, поднялся на колени, —...помочь им.

— Сделаю! — всхлипывал Бальтазар. — Повинуюсь, ваш покорный слуга. — Желчь стекала с губ, пока он смахивал хлам со стола, роняя бормочущую голову на пол, лихорадочно листая «Иллюзии Крэба» запачканными пальцами. Жгло запястье, скручивало живот, но хуже всего была растоптанная гордость.

Он заподозрил, что обосрался.

Одним мгновением Вигга боролась с волком. Следующим — душила седого старика с окровавленным носом.

— Постой... — прохрипела она. — Я тебя знаю. — Голос прозвучал рычанием, будто во рту было слишком много зубов для слов.

— Хххсссс... — он захрипел.

— А. — Она ослабила хватку, что потребовало усилий, и он вдохнул.

— Вигга... — прошептал он и закашлял. Вигга хлопнула его по спине, ощутила боль в плече и увидела, что рука в крови. В его руке был меч, тоже окровавленный.

— Ты меня пырнул! — сказала она.

— Я думал, ты — это я. — Якоб ковырял пальцем в перекрученном воротнике.

— Хм. А я думала, ты — это я.

— Значит, — Санни оторвала полосу от одежды трупа и начала перевязывать плечо Вигги, — вы ненавидите себя больше, чем друг друга.

— Краеугольный камень любой дружбы, — сказала Вигга. Она предпочитала истекать кровью, пока не остановится, но если перевязка радует Санни — пусть. — Чего ты ноешь? Ты же не умрешь.

— Дышать — одно из немногих оставшихся удовольствий, — голос Якоба оборвался.

— После этого ухожу на пенсию, — Батист, согнувшись в углу, уперлась руками в колени. — Все. Хватит.

— Ты это говоришь каждый раз, — хрипел Якоб. Он посмотрел на Виггу — в ее глазах затаилось что-то жуткое. Даже больше обычного. — Что ты видела?

Вигга облизнула губы. — Мать, которую подвела. Команду, которую убила. Они говорили, что люди должны меня остерегаться... — В горле встал ком. — Я позволила волку стать хозяином. С сегодняшнего дня нацеплю ему намордник. А ты что видел?

Якоб хмурился сильнее обычного. — Только правду, — прошептал он.

Но Вигга уже не слушала. Среди тухлой еды на столе она заметила нечто новое — белую шкатулку перед опрокинутым стулом. Будто кто-то сильно удивился, открыв ее.

— Глянь-ка! — Она ухмыльнулась, направляясь к шкатулке, заставив Санни цокнуть языком, пока та пыталась завязать бинт. Пол был устлан хрустящим ковром из мертвых мух, липнущих к босым ступням Вигги.