Аппарат, созданный не просто высвободить душу… но перенести ее…

— Невозможно… — прошипел Бальтазар, подняв взгляд...

И увидел движение, отраженное в изогнутых стенках сосудов.

Он резко обернулся, подняв руку в защитном жесте. Леди Севера присела в полутьме, оскалив зубы, палец направлен на него.

Слепящая вспышка озарила гигантский книжный колодец тьмы, превратив его в подобие дня. Полки, галерки, лестницы отбрасывали резкие тени на мозаичный потолок.

Не было времени на жесты или слова — лишь на мысль: руна рассечения. Бальтазар представил ее так ярко, что она заполнила все его существо. С этой руной и поднятой рукой он рассек молнию Северы надвое.

Полки позади него взорвались, обугленные страницы закружились, как конфетти. Два потока разорванных, дымящихся книг обрушились по бокам. В глазах застыло древо разряда, в ушах звенел гром, кожа покалывала от остаточной энергии. Искры еще прыгали с его протянутой руки на пол.

Севера смотрела на него, палец все еще направлен в его сторону. Ее оскал освещало пламя горящих книг. Бальтазар приготовился к новой атаке, пальцы дрожали, складывая защитные формы. Сердце колотилось: хватит ли сил выдержать следующий удар?

Но его не последовало. Лишь еще одна полка рухнула, несколько обгоревших томов шлепнулись на испещренный рунами пол, словно птенцы, опаленные солнцем.

— Ты метнула молнию… — прошептал он, не скрывая изумления. Волосы на руках дымились, кожа все еще гудела.

— А ты поймал ее, — ответила Севера. Или это в ее голосе промелькнул оттенок восхищения?

— Ученики Евдоксии говорили, что императрица умела это… — Хотя он не верил, пока не увидел своими обожженными глазами. — Она научила тебя?.. — Но какой маг, тем более ревнивый, как Евдоксия, раскроет свои тайны? — Или… может… — Бальтазара пробрал холод. Он взглянул на аппарат: стержень, перья, две кушетки.

Севера улыбнулась. Непривычная, торжествующая улыбка на ее обычно строгом лице. Ликование. Победа. Неудержимость.

— Эксперимент Евдоксии… — выдохнул Бальтазар, — …сработал.

Эту улыбку он узнал. Не так давно он носил ее сам, доказав в Базилике Ангельского Посещения теорию о природе материи. Гордость первооткрывателя, шагнувшего в запретные земли, куда лишь ангелы и демоны смели ступать.

— Твой эксперимент… — едва слышно прошептал он, — …сработал.

— Хороший поворот, — произнесла леди Севера, — А теперь раскрывшаяся как императрица Евдоксия, носившая плоть служанки, как новый наряд, должна явиться, как тайна во вспышке молнии из ясного неба.

— Итак, если я теперь завладел вашим безраздельным вниманием… — Барон Рикард окинул взглядом вершину Фароса Трои, убеждаясь, что все взоры обращены к нему. И они были неотвратимо, в благоговейном трепете. Плацидия опустилась на колени, сложив руки, как монахиня перед алтарем. Атенаис забыла закрыть рот, и слюна стекала по уголку губ. Алекс, стоявшая на коленях рядом с Санни, издала захлебывающийся визг восторга, когда взгляд вампира скользнул в ее сторону.

— И, полагаю, это так… Перейдем к сути. — Его кожа уже не была идеально гладкой, в уголках глаз залегли морщинки смеха, но эти глаза… словно заглядывали в самую душу Алекс, знали ее сокровенные желания и готовы были их исполнить. Она всхлипнула от разочарования, когда он отвел взгляд. — Твое имя…

— Зенонис! — Она взметнула руку, дико размахивая ладонью, словно ученица, отчаянно пытающаяся блеснуть знаниями перед учителем.

— И ты пиромантка? — Барон улыбнулся, обнажив идеально острые клыки. Боже, как Алекс хотелось иметь такие же зубы. — Я прекрасно понимаю очарование пламени… столь прекрасного, сколь смертоносного, прекрасного именно своей смертоносностью.

— Он так красиво говорит… — прошептала Санни, прислонившись к стене и сжимая ребра. Ее и без того большие глаза стали еще шире, когда она уставилась на барона Рикарда.

— Тссс! Заткнись! — Алекс не выносила мысли пропустить хотя бы слог. Единственным другим звуком было слабое шипение Пламени Святой Наталии, и даже оно, казалось, смущенно умолкало, чтобы не мешать ему.

Ее глаза следили за пальцем барона, указывающим вдаль.

— Думаю, тебе стоит показать ей…

— Клеофа! — выпалила Клеофа, едва сдерживая нетерпение.

— Столь прелестные имена для столь прелестных дам. — Барон улыбнулся. — Покажи Клеофе красоту огня.

— Это гениальная идея, — прошептала Плацидия.

— Это потрясающая идея, — выдохнула Алекс. Ссора с этими девушками казалась теперь такой глупой. Все они объединились в желании угодить барону. Он не может быть вампиром. Это ошибка. Он святой. Сомневаться в нем было невозможно, отказать — немыслимо. Он ангел. Алекс мечтала научиться жечь людей ради его забавы. Он бог, и она готова была сгореть сама, лишь бы угодить ему.

Клеофа уставилась на Зенонис и захлопала в ладоши.

— Это, блядь, охрененная идея!

— Я тоже хочу! — Плацидия чуть не подпрыгнула на месте.

— Не волнуйся. — Зенонис блаженно улыбнулась. Кости в ее пальцах засветились раскаленным белым, рукава задымились, почернели. — Огня хватит на всех.

Алекс почувствовала обжигающий жар на щеке, когда одежда Клеофы вспыхнула. Она успела заметить ее восторженное лицо, прежде чем волосы вспыхнули факелом, кожа почернела и обуглилась. Клеофа рухнула, напевая от счастья — звук, лишь отдаленно напоминающий жуткий вопль, и билась в огненном экстазе.

По щеке Алекс скатилась слеза. Слеза чистой зависти: почему не ее выбрали?

— Почему меня никогда не выбирают? — прошипела она.

— Я выбрала тебя, — сквозь стиснутые от боли зубы проговорила Санни.

— Отъебись! — Алекс подползла ближе к Рикарду на ободранных коленях, надеясь, что следующей будет она.

— Как прекрасно она горит! — В запавших глазницах барона отражались языки пламени. Кожа вокруг глаз дергалась от напряжения.

— Наверное… — Зенонис нахмурилась. — Вы уверены, что…

— Абсолютно, — резко оборвал барон. — А теперь познакомь с радостью огня… — Он уставился на Атенаис.

— Атенаис, — пробормотала та, ее идеально выщипанные брови сомкнулись. — Но я начинаю думать…

— Думай о пельменях! — прошипел барон, седина пробивалась в висках и бороде. — Свинина, помнишь, с луком, в масле…

Но Алекс уже не находила пельмени такими увлекательными. Может, из-за запаха жареного мяса или кровавого пота на лбу барона.

Зенонис уставилась на тлеющий труп Клеофы, затем на Плацидию.

— Пельмени? — пробормотала она.

Алекс покачала головой. Разве они не занимались чем-то очень важным?

Глаза Атенаис расширились.

— Умри! — взвизгнула она, швырнув руки в сторону барона.

Одна из колонн разлетелась вдребезги, часть купола рухнула, обломки камней унеслись в ночное небо. Но Рикарда уже не было. Он стал черным дымом, рваным и клубящимся, пока Атенаис металась, стреляя наугад. Алекс пригнулась, прикрывая Санни, пока штукатурка сыпалась с галереи. Глыба камня с зеркальной гранью грохнулась рядом. Дым сгустился вокруг Атенаис и барон материализовался сзади, морщинистое лицо в голодной усмешке. Он схватил ее, челюсть распахнулась неестественно широко, слишком белые, слишком острые зубы впились в ее горло. Кровь брызнула из рваной раны.

— Нет! — завопила Зенонис, подняв дымящиеся ладони, но Алекс, шатаясь, подняла каменную глыбу.

— Я покажу тебе… ургх!..

Глухой хруст — Алекс ударила ее по затылку.

Зенонис повернулась, кровь сочилась из волос. Одно веко дергалось.

— Я… покажу… — Она подняла дрожащую руку.

Алекс врезала ей камнем в лицо. Зенонис пошатнулась, споткнулась о сапог Санни, на этот раз видимый, и рухнула в пролом, пробитый Атенаис. Ее крик растворился в ночи.

Рычание триумфа. Алекс обернулась. Плацидия схватила барона Рикарда, лед пополз по его рукам.

— Я поймала тебя!

— Нет… — Его кожа трещала, волосы стали седыми. — Это я… — Он поднял ее, — поймал… тебя. — И швырнул в Пламя Святой Наталии.