— Понимаю, но увы это лишь остаточный образ, модель, имитирующая реальные действия на основе анализа данных из памяти, загруженных в твой клинок. Ну или я такой замечательный, сумел предсказать всю твою реакцию и записать шаблоны ответов. Тут ты увы никогда не узнаешь точного ответа.

— Да пошёл ты, урод одноглазый.

Высший вновь стал серьёзным:

— Ладно, пожалуй хватит всего этого. Я пришёл только лишь за тем, чтобы вернуть один долг, ну и до конца выполнить обещание. Попробуй потом почитать про энергетические токи в телах других разумных, это даст ответ на то, как образуются связи фэтэ с окружающими мирами. Ну а пока, думаю ты уже находишься в достаточно бедственном положении чтобы принять помощь от меня.

— Ты это о чём? — поинтересовался Корэр, оскалившись.

— Ты умираешь. Кровь упырицы уже распространилась по твоему телу и в этот раз её куда больше и она свежая. Ты буквально гниёшь изнутри. Вихрь настроен на то, чтобы помочь тебе в подобных ситуациях, я рассчитывал, что произойдёт нечто подобное и знал, что рано или поздно ты сможешь управлять им достаточно хорошо. Сейчас идеальный момент. В твоём теле почти не осталось крови, встрой клинок в своё фэтэ.

Корэр досадливо поморщился:

— Я не хочу чтобы честью меня было твоё творение. Мне вообще от тебя ничего не нужно, даже Вихрь. Пожалуй следовало бы его выкинуть, но я был трусом, цепляющимся за любую возможность доказать, что это не так.

Высший ничего не ответил, он просто встал, и молча подойдя ко вжавшемуся в кресло Корэру, склонился над ним. В лице обитателя миров мёртвых проступили столь знакомые Корэру черты. Теперь перед ним стоял брат, именно такой, каким Корэр его помнил: в кожаной маске, прикрывающей правую половину лица, в красной рубахе, ворот которой лишь немного не мог прикрыть след от клинка Сэрбы, отсёкшего Экору голову, в чёрном костюме и с кривоватой ухмылкой.

Корэр неосознанно подобрался в попытке закрыться, но ничего не успел. Последним что он увидел, оказались покрытые шрамами пальцы, сжатые в кулак. А потом боль, струйка безвкусной крови, стёкшая по губам на подбородок, и беспамятство.

Продлилось оно не долго. Но очнувшись Корэр почувствовал сильную руку, впившуюся в его волосы, и очередной удар, теперь уже лицом об колено.

Новое забытьё и новый приступ боли: брат выворачивал шарниру рук из пазов, разрывая каркас на части.

Когда Корэр вновь пришёл в себя, его поприветствовал удар в живо, отбросивший на несколько шагов, заставивший переднюю стенку каркаса почти вмяться в заднюю.

В следующий раз он лежал, а тяжёлый каблук впечатывался в бок.

По кубам текла кровь, он хотел кричать от всё не прекращающейся, жестокой боли. Спасения не было. Как бы он ни пытался прикрыться, брат находил куда ударить.

В какой-то момент Корэр уже потерял счёт этим сменам небытия и боли, потому не сразу понял, что брат обращается к нему.

Экору пришлось хорошенько встряхнуть его, прежде чем Корэр понял, оказался способен разобрать вопрос, адресованный ему:

— Ты меня ненавидишь?

Сплюнув кровь Корэр прохрипел:

— Больше чем кого бы то ни было.

— Тогда приди и убей меня. Но для этого тебе нужно не только не подохнуть сейчас, но и подняться на мой уровень. Ты мне не ровня, и до тех пор, пока ты будешь продолжать ныть, что ни на что не способен, что раньше было лучше, ты будешь недостоин стать дерьмом у моих ног. Давай, иди, выживи, докажи что достоин стать моим противником. Я собираюсь уничтожить эти проклятые миры, сможешь мне помешать? Нет конечно! Ведь ты вместо действий будешь продолжать жалеть себя. Что же, давай, жри себя, убеждай что ничтожество, пока я буду решать кому жить, а кому умереть. Оставайся сопливым пацаном, пока мне подвластны судьбы миров. Давай, сложи лапки и сдохни, в надежде что следующая жизнь предоставит лучший шанс. Чего молчишь, бесполезная тряпка, которой даже дикарь из окаянных миров постеснялся бы задницу подтереть? Ты, величайшее недоразумение всех миров, я разочарован.

Больше Экор ничего не сказал, он просто исчез, оставив Корэра в одиночестве. Тот всё пытался звать брата, ведь с ним было лучше, чем во тьме забытья к которому он так недавно стремился.

Приведя деревенских мужиков к соседям, староста увидел именно то, что описывали ему чужеземцы: разорённые улицы, опустевшие дома.

Тело ведьмы они, как и было обещано, нашли на подступах к деревне по Четвёртому направлению, только вот странники, принёсшие недобрую весть, не сказали, что все деревенски окажутся там же. Их тела, обращённые в кучи из кожи, плоти и потерявших форму каркасов, были свалены вокруг места свершившейся бойни.

По началу деревенские не верили путникам, пугавшим властью служительницы Тёмных сил, теперь удивлялись, как отрядникам удалось расплатиться только лишь жизнью колдуна. В том, что привезённый на телеге мальчонка не жилец, не сомневался никто, даже знахарка, способная поставить на ноги любого, кроме разве что безногого, сочувственно разводила руками. Не живут с такими ранами.

Староста, всё ещё отказываясь верить своим глазам, прошёл вперёд, склонившись над телом девушки. Кто-то тронул его за плечо, но он уже ничего не видел, на шее у покойницы весел медальон — знак его рода…

Один из деревенских мужиков из интереса присел на корточки у верхней половины тела колдуньи, уж очень ему хотелось знать, как выглядела та, что смогла извести целую деревню и, судя по следам бойни, прикончить совсем не слабого мага.

Пока все прочие грузили остатки тел на телеги, чтобы похоронить их нормально на деревенском кладбище, он аккуратно снял с ведьмы маску, шлёпнувшись на зад от удивления. Девушка была красива, хоть и неестественно бледна. Миниатюрный прямой носик, аккуратные губки, большие, и что самое страшное, совершенно живые глаза.

Эти глаза были наполнены страданием и смотрели с такой мольбой, словно он был единственным, кто мог спасти.

Губы девушки шевельнулись. Мужик не сразу понял, что прекрасная незнакомка говорит с ним. Только склонившись над девушкой он смог разобрать прерывающийся шёпот: «Надень маску».

Больше ей говорить ничего не пришлось, он послушно исполнил просьбу, оказавшись не в силах противостоять очарованию её бездонных, сверкающих словно самоцветы глаз.

Можик поднял на руки верхнюю часть тела упырицы и, покачнувшись, пошёл к нижней, сопоставив две половины, вернул маску обратно на лицо.

Не обращая ни на кого внимания ведьма поднялась и пошлая прочь с места бойни, под ошарашенные взгляды деревенских, слишком испугавшихся, чтобы что-то предпринять. А мужик её спасший, теперь уже сильно постаревший и исхудавший, безвольной марионеткой поплёлся следом.

Очнувшись Корэр ощутил на лице что-то мокрое и запоздало понял, что это слёзы. Рядом с ним, плотно прижавшись, обхватив рукой его исхудалое тело, лежала Няша. Пусть от воительницы несло потом и кровью, от всё-так был не один. Впервые за долгое время, его отвращение к окружающим переборола радость осознания, что рядом кто-то есть.

Ария попытался встать, но сильная рука воительницы прижала его к земле. Сама Няша приподнялась на локте, проговорив:

— Лежать!

— Пить… — прохрипел Корэр, запоздало поняв, что вода ему не особо поможет, ведь он не может контролировать энергию.

Воительница ничего не говоря, взяла бурдюк с водой, лежавший у ней под рукой, приставила горлышко к пересохшим, растрескавшимся губам колдуна. Корэр сделал глоток и, наконец вспомнив слова брата, позволил Вихрю обратить его в энергию и поглотить.

— Вкусно, — прошептал ария.

По щекам Корэра вновь потекли слёзы, но теперь он был счастлив. Впервые за всю жизнь он чувствовал себя не уродцем, не способным толком управляться даже со своим телом, а нормальным, обычным арией. Впервые он мог пить и быть может потом даже есть. И как же это было вкусно!..

— Ты говорил во сне на каком-то непонятном языке, — проигнорировав нахлынувший на Корэра поток необычных, до этого никогда не испытываемых чувств, сообщила Няша. — И звал. Кто такой Экор?