Затем я повернулся навстречу открытому морю и мы поплыли дальше еще быстрее. Позади «Несокрушимого» плыли триремы и биремы, а самом конце маленькие либурны.

— Ох, я не могу на это смотреть, Момиллус, — простонала Лаэлия, которую опять скрутила морская болезнь. — Почему тебя ничего не берет? Я пойду отсюда в свою каюту.

Она ушла, позеленев от еле сдерживаемого недомогания. Меня тоже поначалу мутило, но в этот раз я переносил приступы гораздо легче, чем в наше первое плавание. Видимо, сказывалось привыкание.

Ветер дул с запада, не мешал нам, но и не помогал. Мы плыли на средней скорости, поставив паруса и не утомляя гребцов до самого вечера, затем потихоньку шли ночью и утром увидели вдали вражеские корабли.

Их было так много, что паруса усеяли всю полосу горизонта. Я и предположить не мог, что двести кораблей это так много.

По первоначальному плану сражения, который мы разработали с префектом Авундием, основную тяжесть сражения должен был вынести на себе «Несокрушимый». Остальные корабли должны были держаться на подхвате и вступить в сражение только потом, когда наступит перелом в сражении.

Поэтому сейчас, по знаку адмиральского корабля, остальные наши судна замедлили ход, а потом и вовсе остановились. Только «Несокрушимый» продолжал неумолимо двигаться вперед.

— Откуда у них столько кораблей и войска? — удивился Нимарк, стоя рядом со мной. — Мы же победили вандалов еще вместе с вашим отцом, доминус.

— Это все их силы, которые они смогли собрать для войны, — объяснил Парсаний, находившийся неподалеку. — Они хотят отомстить за то поражение и получить у нас богатую добычу. В Африке у них остались только самые необходимые войска, немногочисленные гарнизоны в городах для защиты от набегов кочевых племен.

— Ты обещал мне привезти их послов, — напомнил я. — Этих самых враждебных к вандалам племен. Я хочу создать против них коалицию, чтобы в будущем вандалы и носа не смели высунуть из Африки.

— Я сделал, как вы велели, доминус, — подтвердил Парсаний. — Из послы прибудут на Сицилию через месяц, там мы сможем с ними переговорить.

— Осталось только выкинуть вот эти вражеские войска из наших морей, — сказал я, кивая на приближающийся флот неприятеля.

Префект флота находился тут же, на верхней палубе и пристально наблюдал за кораблями неприятеля. Команда тессераконтеры тем временем поспешно опускала паруса и готовилась к бою. Затем Авундий приказал взять влево, чтобы корабль не зашел в центр вражеской позиции.

— Мы же не хотим угодить в их окружение? — спросил он у нас, даже не дожидаясь ответа.

На судне вовсю трубили боевые рожки, на вражеских судах тоже, но из-за дальности они казались тоненькими и слабыми. Надо отдать должное врагам, завидев гиганта, они только на мгновение растерялись, а затем начали готовиться к решительному бою.

Быстро разделив свои корабли на две части, они пытались обойти «Несокрушимого» и окружить со всех сторон. А поскольку мы сейчас плыли влево, угрожая их правому флангу, то часть их кораблей начала уплывать еще дальше, стараясь все равно завлечь нас в кольцо окружения. Сверху, с высоты шестиэтажного здания их корабли походили на юрких карасей, снующих вокруг огромной зубастой щуки.

Огромные габариты гигантского судна были нашей силой и нашей слабостью. Силой в том смысле, что мы могли никого не бояться во время лобового столкновения, но слабостью было то, что при этом мы оказались очень неповоротливыми и громоздкими. Впрочем, поначалу этот недостаток не казался нам существенным.

Тем более, что когда линия вражеских кораблей оказалась в зоне обстрела, по приказу Филоника пушкари открыли огонь из архитронито. Для этой махины Калияс изготовил специально две огромные пушки усиленного калибра. В отличие от других полевых пушек эти получились стационарными, то есть были вмурованы в огромную стрелковую башню в задней части палубы. Другое дело, что сама башня при этом могла вращаться, то есть дула пушек могли двигаться в разном направлении, но вот утащить их с корабля было невозможно.

Ядра к ним подобрались невероятно большие, чуть ли не метр диаметром. Тяжелющие такие, что их могли поднять только четыре человека за раз. Запас этих ядре был специально собран в трюме и его подавали снизу в стрелковую башню на лебедке, для которой мне пришлось пожертвовать собственным лифтом. Для обслуживания одного архитронито нужно было десять человек пушкарей. Когда они развели в башне огонь, чтобы нагреть казенную часть пушек, там, наверное, стало жарче, чем в аду.

И сейчас эти две эти мощные пушки, поворачивая туда-сюда стволами, нашли цели и выстрелили по ним, одна за другой.

Выстрел одной пропал даром, поскольку раскаленное ядро вонзилось в воду далеко от цели и вызвало целое облако пара. Зато второе ядро угодило прямо в корму триремы, поспешно отходящей в сторону по волнам и разнесло ее в клочья. Треск, грохот, брызги, шипенье пара и испуганные вопли моряков. Вот уж никто не ожидал, что такое возможно!

На глазах изумленных вандалов их корабль в считанные мгновения превратился в щепки и пошел ко дну. Часть моряков и воинов на судне погибла и на волнах качались их трупы, а остальные барахтались в воде вокруг, не понимая, каким образом очутились в ней. Я и сам поразился убийственной мощи своего оружия.

Затем архитронито выстрелили снова. Опять одно за другим. Оба ядра промахнулись по целям, но то, что выстрелило последним, пролетело в опасной близости от биремы и обдало ее облаком пара. Стрелковую башню нашего флагмана, между прочим, тоже укутало белым паром от произведенных выстрелов.

Теперь уже враг понял, что к чему и понял, что на моей стороне не только корабль огромных размеров, но и неизведанное оружие невиданной мощи. Это хватило, чтобы капитаны ближайших кораблей и думать прекратили о морском бое и развернув судна, попытались поскорее скрыться.

Впрочем, другие корабли, особенно те, на которых осталось командование вандалов, видимо, находились слишком далеко от происходящего и не поняли до конца, чем им грозит продолжение сражения. Поэтому они с безумством храбрых приказали остальным кораблям продолжить окружение «Несокрушимого», чтобы взять его на абордаж или потопить, уж не знаю, на что они надеялись.

К тому времени, помимо пушек, в дело вступил и наш таран. Это был всем таранам таран. Одна трирема, замешкавшись, не успела уйти с курса нашего корабля и «Несокрушимый» налетел на нее. Я успел заметить в последний момент, как вражеская трирема скрылась за носом нашего корабля, а затем Нимарк обернулся ко мне и закричал:

— Держитесь, доминус, держитесь изо всех сил!

Я едва успел уцепиться за поручни, как корабль сотряс сильный удар. Мощный, словно бивень слона, таран вонзился в тушу триремы и с первого удара пробил в ее корпусе огромную дыру. Я еле как удержался на ногах, а многие солдаты на палубе повалились и покатились вперед.

Наш корабль замедлил ход, продолжая тащить трирему вперед и переворачивая ее на бок. Затем снова раздался удар, теперь уже послабее, а затем громкий скрежещущий звук, от которого невыносимо чуть не лопнули уши. Корабль еще раз столкнулся с несчастной триремой, оттащил ее в сторону и помчался дальше, выискивая другую жертву. Как только ход выровнялся, снова ударили архитронито и корпус «Несокрушимого» содрогнулся от выстрелов.

Так мы и плыли все дальше, громы тараном и пушками все окружающие нас судна, потихоньку разворачиваясь вправо, чтобы снова выйти к самому большому скоплению кораблей противника, а еще желательно потопить судна их командиров. Так прошло еще несколько часов и когда слуга принес мне обед, я с удивлением обнаружил, что уже, оказывается, наступил полдень.

— Вон они! — закричал Парсаний, показывая мне на две командирские квинкверемы, медленно плывущие посреди вражеского строя.

Корабли вандалов усеяли все море вокруг. Некоторые пытались выполнить самоубийственный приказ командования и захватить наш флагман, но большая часть из них была уничтожена огнем архитронито, а некоторые попали под удар тарана. Все море вокруг было усеяно обломками кораблей и трупами людей.