Зато домчали мы до архива быстро. Даже Виту с Мором пришлось пару минут ждать. Хвост пришла последней, но зато сразу развела бурную активность – проинструктировала. Раздала пропуска, отвесила подзатыльник Толье, а затем, скомандовав: «За мной!» – повела нас в главную журналистскую святыню – архив, где хранилось, кажется, все: все статьи, заметки, аналитика… а также сплетни и, главное, снимки!

Мор, когда мы очутились в секторе с последними, даже уважительно присвистнул. А затем задал закономерный вопрос:

– И как?

Я тоже слабо представляла, как мы сможем здесь хотя бы что-то найти. Но Вита ловким, явно отработанным движением потянула за ручку одного из ящиков секретера, что стоял на входе, и достала шар.

На миг прикрыла глаза, сосредотачиваясь, и сфера засветилась в ее ладони, оживая, а затем и вовсе она поднялась в воздух на уровне лица рыженькой. Все это она проделала под пристальным взглядом одного из хранителей.

К слову, тот взирал на Хвост хоть и внимательно, но не настороженно. Словно она была тут частой гостьей.

– Это поисковый импульс, – пояснила журналистка. – Нужно точно сформировать в голове запрос и вложить его в плетение. Тогда артефакт найдет то, что тебе нужно.

– И что ты спросила? – полюбопытствовал Мор.

– Подборку снимков с праздника цветов за нужный нам год.

– Их будет уйма, – предупредил Дэн.

– Ну, когда мы дойдем до нужного сектора, я переформулирую запрос, – пожала плечами Хваст. Дескать, делов-то… А потом махнула нам рукой в жесте «за мной».

Мы пошли за ней, а она – за сферой, что неспешно плыла меж стеллажей.

Я ощутила себя в каком-то лабиринте истории. Когда прикасаешься к прошлому, к тому, что некогда было таким важным, а теперь не имеет значения… На этих полках хранились чьи-то лица, судьбы, да даже целые эпохи…

Как оказалось, кое-кого волновали вещи куда более приземленные.

– Какой интересный поисковый артефакт, – заметил приятель, когда мы протопали уже изрядно. – Не встречал такого раньше…

– Личная уникальная разработка самого Рунка. Как ты понял, все, что касается создания этой вещицы, хранится в секрете. – Хвост, глянув на Мора, выразительно подняла бровь. – Создана специально для поиска в этом зале. Сфера хранит в себе индексы всех коробок со снимками, что стоят на этих стеллажах, – журналистка на миг замолчала, а затем предупреждающе добавила, обращаясь отчего-то исключительно к Толье: – Попробуешь украсть поисковик – и я тебя лично придушу. Понял?

– Ты объяснишь очень доходчиво, Витесса.

– Что? – опешила журналистка.

– Кто, – поправил Мор, – Витесса Рунка, ты.

– Как… – потрясенно протянула рыженькая.

– Ну, ты меня уязвила, разгадав мою личину. А вчера, когда ты упомянула пропуска, я понял, что ты не так проста, как хочешь казаться. И решил выяснить все о тебе…

– Сын своего отца, – зло выплюнула обиженная Вита.

– А ты дочь своего, – развел руки в стороны Мор, словно хотел скатать: милая, ничего личного, просто месть.

– Ненавижу! Бесишь! Гад! – выпалила рыженькая.

– Повтори еще раз, – протянул Толье. – Это звучит как музыка для моих ушей…

– Да я сейчас выкину тебя вон! – разошлась Хвост, в смысле Рунка – дочь самого известного издателя современности. Его газетная империя могла посоперничать размахом со всем торговым синдикатом, вместе взятым.

– И лишиться эксклюзивного материала? – провокационно вопросил Мор.

Вита токсично и ни капли не тактично замолчала. Демонстративно повернулась и… пошла дальше искать нужные снимки.

– Зачем ты ее разозлил? – шикнула я на приятеля.

– Извини, не смог удержаться. Ее отец столько крови моему попортил… И продолжает своими публикациями.

– Думаю, твой отвечает ему тем же.

– А то! – не оборачиваясь, запальчиво отозвалась репортер. – Столько статей зарезал под предлогом, что эти публикации могут помешать следствию.

М-да… Да тут, сдается мне, налицо долгая и непримиримая вражда двух семейств… Хотя, как показали дальнейшие события, эта вражда не помешала эффективной работе. Когда мы нашли нужный сектор, рыженькая еще несколько раз переформулировала запрос, и мы нашли пару ящиков с нужными нам снимками. И о чудо! На нескольких из них была Сэмми Пэдс. Причем сразу и в праздничном платье, и в униформе. И если на изображениях, где она была нарядная, девушка улыбалась и шла в первых рядах парада, то на других, где она была в форме, старалась скрыться в толпе.

Но на паре кадров – где в углу, где сбоку – гравират ее запечатлел. Вот она идет по тротуару. Вот останавливается у витрины, с кем-то разговаривая. А на одном из снимков и вовсе садится в машину.

– Надо увеличить номер, – почти утыкаясь носом в снимок, протянул Мор.

– Зачем? – не поняла я. – Это же автомобиль женского монастыря святой Епиравии.

Дэн, Вита и Мор разом уставились на меня с немым вопросом: откуда?

Впрочем, озвучил его один Мор:

– Откуда знаешь?

Ну да, этот кадр был не очень удачным. Тут ни номера не разглядеть, ни эмблемы на боку машины, с этого ракурса был виден только капот.

А я без слов вытянула из пачки еще одно изображение. Уже другого папарацци. На ней точно эта машина в этом же месте была снята крупным планом сбоку. И на задней двери отлично можно было увидеть надпись «монастырь святой Епиравии». И даже капеллана за рулем удалось разглядеть, хотя и в общих чертах.

– Но почему именно туда? – озадачился Мор.

– А чем не место, чтобы скрыться, – пожала плечами рыженькая.

– Только зачем? – Мор в задумчивости закусил губу.

– А вот это мы и узнаем…

Вот только было легче сказать, чем сделать. Спустя два часа в закатных сумерках наша четверка медленно шла по извилистой тропинке, которая вела к главному входу в монастырь. По мере того, как мы приближались к нему, звуки громких молитв и пение женского хора становились все более различимыми. Мы оказались перед массивными резными дубовыми дверьми, от которых буквально веяло прошедшими столетиями, и я вздрогнула от внезапной тишины, когда пение оборвалось и все вокруг погрузилось в безмолвие.

Обитель хоть и находилась в пригороде, но окружавшая ее роща гасила весь шум столицы. И хоть сейчас листья с деревьев облетели, исполинские грабы, ясени, сосны стояли словно стражи, не пропуская извне все мирское: звуки большого города, его запахи, в которых выхлопы автомобилей мешались с ароматом духов, а главное – суету.

Я чуть нервно сглотнула, когда рука Дэна несколько раз ударила о створку. Ничего. Он ударил еще раз. Погромче. И снова тишина. «Приемные часы у них, что ли, закончились?» – пришло на ум ироничное. Ну а что? Вдруг у сил небесных тоже есть закон защиты трудовых прав? Мало ли когда страждущие решат помолиться? Что, совсем без отдыха, что ли, работать там, в вышней канцелярии?

Словно услышав мои богохульственные мысли, дверь резко отворилась, едва не стукнув Стилла по носу.

Появившаяся высокая худощавая старуха в черном одеянии напоминала вопросительный знак. А самой примечательной ее чертой был нос – длинный, крючковатый. Он по очереди указал на каждого из нас, пока монахиня бдительно осматривала сначала Дэна, потом меня, затем внимания удостоились Вита и Мор.

– Кто вы и что вам нужно? – спросила старуха строгим тоном.

– Путники, которые пришли за ответами, – скромно, явно напоказ улыбнулась Вита.

Старуха посмотрела при этих словах на рыженькую так, что я сразу поняла: прокляла. Ну и что, что чернорясница была монахиней. Может, она стала ей из раскаявшейся ведьмы!

– Мужчинам здесь не место! – отрезала сурово старуха.

– Как? – делано изумился Мор. – Я, может, хотел уйти в монастырь! Женский. И что же, не пустите? Не дадите приобщиться к вере? – провокационно закончил он.

– Богохульник! – рявкнула монахиня и хотела было захлопнуть дверь, но Стилл ловко вставил в щель сапог. Судя по тому, как на миг дрогнуло его лицо, старуха шибанула створкой от души. А затем, понимая, что просто так от нас не отделаться, старуха взвизгнула: – Мужчинам нельзя!