Дамы, сидящие за круглым столом, глубокомысленно закивали. Подобные сплетни в то время пользовались в стране большой популярностью, и верить в них было так волнующе.

На следующий день Изабель навестила Констанцию.

– Мне нелегко говорить тебе это, моя дорогая, – сказала она, старательно изображая на лице сожаление. – Я передала твое великодушное предложение, но дамы из организационной группы отказались принять его. И не в силу каких-то твоих личных недостатков, пойми меня правильно, но ведь религиозная направленность пансиона, для которого эта ярмарка собирает средства, все-таки отличается от твоей.

– Ты хочешь сказать, они не хотят помощи от католички? – спросила Констанция, сжимая в руке кружевной платок.

– Мне очень жаль, – со вздохом ответила Изабель. – Может быть, на следующий год.

Она прекрасно знала, что еще долго будет с наслаждением вспоминать лицо Констанции в эту минуту.

Пока Изабель навещала Констанцию, Джордж спешил к прокатному стану, куда его срочно вызвал перепуганный мастер. Там произошла какая-то ссора, что в результате привело к несчастному случаю. Разрешать подобные ситуации Стэнли всегда предоставлял брату, заявив ему однажды с непроницаемым лицом, что Джордж умеет общаться с людьми из разных слоев общества. Если бы такое ему сказала Изабель, Джордж счел бы это оскорблением.

Лето было необычайно жарким, и начало осени не принесло облегчения. В семье Хазард часто выплескивалось раздражение, и Джордж мог себе представить, каково сейчас на заводе, где жара была просто адской.

Это был прокатный стан так называемого бельгийского типа; он состоял из нескольких пар вращающихся валков, установленных на литых опорах, или клетях. Раскаленный докрасна металл пропускали между валками, постепенно обжимая его до нужной формы. Между клетями стояли крепкие мужчины, которых называли укладчиками, и вручную переносили заготовку к следующей паре валков, подхватывая ее с помощью щипцов. Это была тяжелая, опасная работа, и бо́льшую ее часть можно было исключить, если бы кто-нибудь сконструировал стан с автоматическим перемещением заготовки. Несколько лет назад такая попытка уже была предпринята на одном нью-йоркском заводе, но оказалась неудачной. Джордж тоже сейчас бился над этой проблемой, однако пока безуспешно.

Джордж очень торопился. Вся работа была под угрозой остановки. Прибежав наконец на место несчастного случая, он увидел, что металл, поданный на первую пару валков, уже остыл. Один из укладчиков лежал на грязном полу и стонал от боли. Почувствовав запах тлеющей одежды и обожженной плоти, Джордж закашлялся.

Лежащим на полу оказался поджарый славянин, фамилию которого Джордж никогда не мог выговорить. Он был прекрасным работником, в отличие от своего напарника на этом участке стана, широкоплечего увальня по фамилии Бровник.

– Мы послали за доктором Хопплом, – сообщил мастер.

– Хорошо.

Джордж опустился на колени между пострадавшим рабочим и кривой полосой потемневшего холодного железа, лежавшего рядом. Очевидно, заготовка упала на него справа, оставив глубокие ожоги на груди и обнаженном предплечье. Джордж сдержал тошноту, поднявшуюся к горлу при виде обугленной плоти. Один Бог знает, сможет ли этот человек когда-нибудь снова пользоваться рукой.

– Как это произошло? – спросил он, вытерев губы тыльной стороной ладони.

– Случайно! – быстро выкрикнул Бровник.

Решительно выставив подбородок, он как бы грозил каждому, кто посмел бы это отрицать, но угроза не сработала. Вперед шагнул потный, испачканный сажей рабочий:

– Черта с два случайно! Бровник приставал к жене Тони. Тони ему сказал, чтобы он прекратил, и…

Бровник выругался и прыгнул вперед. Трое мужчин схватили его и оттащили, а говоривший показал на железную полосу:

– Бровник сбил его с ног, а потом бросил на него это!

– Ах ты, лжец поганый! – заорал Бровник, пытаясь вырваться из державших его рук.

Он бы и вырвался, если бы Джордж не бросился к нему и не ткнул пальцем в замызганную рубашку на груди:

– От тебя одни неприятности с того самого дня, как я тебя нанял, Бровник! Собирай свое барахло и убирайся! Ты уволен. Сейчас же! – Он чувствовал, как колотится сердце.

– Лучше бы вам этого не делать, – злобно произнес Бровник, прищурившись.

Джорджу пришлось закинуть голову назад, чтобы ответить на его взгляд.

– Я сказал: убирайся. Немедленно!

– Я вам это припомню, – пообещал Бровник и неторопливо пошел к выходу.

Сразу после ухода Изабель Констанция разрыдалась. Она стояла возле высокого окна гостиной, но не видела ни простиравшейся за ним панорамы города, ни сверкающей ленты реки. Наклонив голову, она крепко держалась за гардину, как будто боялась упасть.

Констанция презирала себя за эти слезы, но ничего не могла с собой поделать. Живя в Техасе, она почти не плакала, но здесь все изменилось. Иногда, несмотря на всю ее любовь к Джорджу, Констанция ненавидела Лихай-стейшн и хотела сбежать отсюда. Но, понимая, что не сделает этого, она находила утешение в слезах.

Она была уверена, что Изабель сама организовала ее унижение. Жена Стэнли ненавидела ее. Да, именно ненавидела, это было самое точное слово. Когда Джордж вернется домой, она обязательно расскажет ему обо всем. Вообще-то, Констанция старалась не беспокоить мужа своими проблемами, но нынешний случай был особенным, в одиночку ей такое испытание просто не выдержать. Изабель все свалила на ее религию, но, возможно, существовали и другие причины, по которым эта надменная женщина ее презирала. Жена Стэнли все видела в извращенном свете и всегда знала, как побольнее ее ранить.

– Мэм, с вами ничего не случилось? Мне показалось, я слышала…

Служанка замолчала и смущенно попятилась, словно испугавшись собственной смелости. Констанция не слышала, как открылась дверь, и теперь больше переживала за девушку, чем за себя.

– Прости, что напугала тебя, Бриджит, – сказала она, смахнув с лица слезы. – Просто я немного разволновалась, вот и все. Только не надо никому об этом говорить, договорились? Ты не принесешь малыша Уильяма, если он проснулся?

– Сейчас принесу, мэм. – Бриджит с видимым облегчением удалилась.

Вскоре, уже держа на руках розовощекого воркующего малютку, Констанция почувствовала себя гораздо лучше. Теперь она сожалела о том, что позволила Изабель так ее расстроить. Конечно же, она ничего не скажет мужу. И эту битву, как и все другие, будет вести одна. Она решила перебраться в эту часть мира, потому что любила Джорджа, и она не позволит ни Изабель, ни целой армии недругов сломить ее.

Констанция корила себя за то, что пусть и на мгновение, но дала слабину перед Изабель. Жена Стэнли явно была очень довольна успехом своей маленькой жестокой проделки и даже не пыталась этого скрыть. Но больше она такой радости не получит, пообещала себе Констанция, прижимая к себе сына.

– Нам пора подумать о покупке летнего дома, – заявила Мод. – Погода в последние месяцы была просто отвратительная.

– Согласен, – кивнул Стэнли. – Изабель жалуется на жару и днем и ночью.

Склонившийся над бухгалтерской книгой Джордж бросил на брата короткий взгляд, как бы напоминая, что Изабель постоянно на что-нибудь жалуется.

– Разумеется, мы можем позволить себе летний дом, – продолжал Стэнли. – Ты не думала, мама, где можно поискать что-нибудь подходящее?

– Атлантическое побережье вполне бы подошло.

В маленькой конторе стояла удушающая жара. Прошло уже два часа после того, как ушел разъяренный Бровник. Мод появилась только что. Ее еженедельные визиты на завод после смерти мужа стали регулярными. Она сама приняла такое решение, прежде на территорию компании ее нога никогда не ступала.

Стэнли сначала пытался охладить ее интерес, уверяя, что женщине не пристало вникать в коммерческие дела. Но когда Джордж вернулся домой, он очень скоро понял, почему на самом деле его брат так возражает против присутствия матери. За какие-то несколько месяцев Мод узнала о тонкостях производства, капиталовложении и обороте наличности намного больше, чем ее старший сын за всю свою жизнь. Интуитивно понимая это, Стэнли чувствовал себя ущемленным и продолжал настаивать на прекращении визитов матери.