Чарльз уставился на белый горизонт, покусывая давно потухшую сигару.

– Чертов дурак! Чертовы дикари! Чертов Хэнкок! – Он отвернулся, чтобы скрыть бурю своих чувств.

– Похоже, лето будет ужасно длинным, – сказал Маджи Шему Уоллису, у которого глаза были полны слез.

«Война Хэнкока», как пресса окрестила весенний поход генерала, не так давно завершилась. Враждебная демонстрация силы, предпринятая Хэнкоком, должна была способствовать поддержанию мира, но после того, как он неожиданно сжег деревню возле Пауни-Форк, война стала неизбежной. Разрушенные типи, сожженную одежду, ивовые стулья и прочую утварь индейцы Равнин сочли повторением Сэнд-Крик и прямым нарушением соглашения, заключенного на Малом Арканзасе.

И они отомстили.

Отряды молодых сиу и шайеннов, возглавляемые решительно настроенными военными вождями, вроде Убийцы Пауни и Шрама, хлынули в Канзас, уничтожая фермы типа той, что нашел отряд Чарльза, сжигая станции дилижансов, нападая на безоружных рабочих Восточного отделения «Юнион Пасифик», прокладывающих рельсы в отчаянной спешке, чтобы успеть довести их до сотого меридиана. Между фортом Харкер, временной погрузочной станцией, и фортом Хейс, еще более скромным гарнизоном примерно в шестидесяти милях к западу, железнодорожники отказывались работать без вооруженной охраны.

От Шермана кавалерии и пехоте были разосланы приказы охранять рабочих. Армейские подразделения пополнила собственная служба безопасности железной дороги, возглавляемая бывшим пинкертоновским агентом Дж. О. Хартри. Он имел репутацию убийцы, но этого было недостаточно, чтобы остановить налеты индейцев. Руководство железной дороги требовало все больше людей и больше оружия.

Канзасский губернатор Кроуфорд также требовал защиты своих граждан и начал собирать особый кавалерийский полк штата. Шерман хотел, чтобы армии предоставили свободу действий. «Мы не должны только защищаться! Мы должны преследовать их при каждом удобном случае. Мы должны очистить от индейцев всю местность между Платтом и Арканзасом».

И все бы шло хорошо, если бы не реакция «миротворцев» – тех конгрессменов, чиновников, пасторов и журналистов, которые встали на сторону индейцев и твердили, что каждое их злодеяние вызвано совершенными ранее преступлениями белых. От кафедр бостонских проповедников до нью-йоркских редакторских кабинетов их речи звучали все громче и все настойчивее. Поджог деревни у Пауни-Форк они называли трусливой провокацией. Они печатали листовки, устраивали митинги и факельные шествия и без конца посылали петиции президенту Джонсону. Одним из самых сильных сторонников фракции «оливковой ветви» было Общество дружбы с индейцами, куда входила Уилла, о чем Чарльз изо всех сил старался не думать.

До случая с поселенцами Чарльз вел своих людей с более радужным чувством. После жизни в жалкой, кишащей крысами землянке, которую им отвели в гарнизоне Харкер, патрулирование берега Смоки-Хилл и выслеживание индейцев казались ему приятной прогулкой. Однако Чарльз очень быстро понял, что у его маленького отряда недостаточно сил для преследования и уничтожения больших подвижных отрядов индейцев. Более того, у них не было права это делать. От них ожидали не действия, а только реакции. И чем больше Чарльз об этом размышлял, тем сильнее портилось его настроение, так что к середине лета он был в такой же ярости, как в тот день, когда увидел трупы Малыша и Джексона.

Чарльзу и его кавалеристам пришлось выполнить неприятную работу и похоронить поселенцев. После этого они осмотрели скудные пожитки в надежде узнать имена их бывших владельцев. Они нашли Библию, но на ней не было никаких надписей, поэтому известным так и осталось только имя убитого мужчины – Эйлус. По иронии судьбы на фоне этой ужасной трагедии именно в это время фракция миротворцев в конгрессе временно взяла верх. Сенатор от Миссури Хендерсон, влиятельный член мирного лобби, представил законопроект о постоянных мирных переговорах с индейцами Равнин.

Как и многие другие военные, Чарльз чувствовал себя словно в осаде, ему не позволяли выиграть войну, к которой непрерывно взывал погребальный звон по ее невинным жертвам, вроде Эйлуса и его жены. Впрочем, Чарльз не сомневался в том, что фракция «оливковой ветви» победила ненадолго. Он был уверен, что рано или поздно армия получит свободу действий и ей разрешат сражаться до победного конца. А уж тогда он не упустит шанса выполнить свою клятву и отомстить за оскверненные тела Джексона и его племянника.

Вернувшись в форт Харкер с телом убитого проводника, Чарльз снова сказал себе, что ему еще повезло. Хотя его смуглых парней и презирали их белые собратья, он мог оказаться где-нибудь и похуже. Например, в Седьмом кавалерийском.

Седьмой полк, уже раздираемый на части враждой его отдельных группировок, постоянно преследовали несчастья. После того как Кастер принял участие в походе Хэнкока, его полк направили к реке Репабликан преследовать индейцев. Несколько марш-бросков начались с массового дезертирства. За одну ночь сбежали сразу тридцать пять человек. Кастер в бешенстве послал своего брата Тома, служившего у него адъютантом, и майора Эллиотта в погоню за беглецами, приказав стрелять в каждого, кого поймают.

Преследователи вернули пятерых, ранив при этом троих. Кастер какое-то время отказывал раненым в медицинской помощи. Один умер в форте Уоллас, и Чарльз слышал, что Кастер хвастался своим умением заставить пташек дважды подумать, прежде чем улетать. Далеко не все старшие командиры одобрили методы воспитания Кастера.

Перед тем как его отряд отправился в патрулирование, Чарльз услышал и еще кое-что о Мальчике-Генерале. Оказалось, что Кастер без разрешения покинул форт Уоллас и помчался в форт Хейс и форт Харкер в поисках своей жены, очень беспокоясь о ее здоровье и безопасности. Причиной его тревоги была не только опасность, исходящая от индейцев, но и надвигавшаяся на Равнины эпидемия холеры.

Капитан Барнс скосил глаза на крепкого индейца:

– Лейтенант Август, это ваш новый проводник, Серая Сова.

Чарльз совсем сник. По сравнению с этим типом Большая Рука казался просто душой компании. Серой Сове было около сорока; несмотря на жару, на его плечах висела тяжелая накидка из бизоньей шкуры. У него было широкоскулое смуглое лицо и большой крючковатый нос. Косы индейца связывали цветные кожаные шнурки, но, кроме этого, Чарльз не заметил никаких признаков, по которым можно было бы определить его племя. Ни делаваром, ни осейджи он точно не был. Значит, сиу? Но это очень странно, ведь сиу вышли на тропу войны.

– Он из южных шайеннов, – сказал Барнс, заметив недоумение Чарльза. – Сопровождает военных уже столько, сколько я здесь служу.

– Будь я проклят, только не говорите, что он тоже спугнул бизонье стадо!

– Нет, но он не любит своих соплеменников. А почему – не говорит.

Чарльз заметил, как в глазах проводника мелькнула боль, или ему только так показалось. Но говорить об индейце, словно того рядом не было, счел неправильным.

– Ладно, пойдем, Серая Сова. Познакомлю тебя со своими солдатами.

– Да, спасибо, – ответил Серая Сова.

От неожиданности Чарльз остолбенел. Речь шайенна была чистой, почти без акцента. Должно быть, он уже долго жил среди белых. Что ж, хотя бы в этом новый проводник оказался лучше Большой Руки. Он не отказывался разговаривать, когда к нему обращались. Но была и другая проблема. Серая Сова не был угрюмым, но он категорически не желал улыбаться.

– Понимаешь, Маджи, – поделился Чарльз со своим сержантом, – я не смогу с ним работать, если не смогу до него достучаться. А чтобы до него достучаться, мне нужно что-то о нем знать. Чего он хочет, что любит, кто он на самом деле. Я уже дважды спрашивал его, почему он так ополчился на свой народ, но он отказался отвечать. Наша задача – создать хорошее подразделение, и я не могу допустить, чтобы этот индеец все испортил, как это сделал Большая Рука. Мы должны как-то пробиться к нему. Для начала сломать это каменное выражение лица. Мне кажется, ты именно тот человек, которому это под силу.