– Запомню. Что ж, продолжайте, мистер…

– Джим, – ответил незнакомец. – Просто Джим.

Когда в «Луговой собачке» Чарльз упомянул о щеголеватом стрелке, бармен побледнел:

– О Боже!.. Вы его ничем не оскорбили, точно? Нет, надеюсь, что нет… Не надо было вам сюда приходить.

– О чем вы? Он показался мне таким учтивым…

– Назвали бы его Утконосом, увидели бы, какой он учтивый. Один бедняга его так назвал, и теперь он на том свете. Тот стрелок – Джеймс Б. Хикок.

Как и все, Чарльз знал имя этого наводящего ужас убийцы.

– Он сказал, что развозит почту для армии.

– Ну да, он и еще один хвастун по имени Уилл Коди.

Чарльз присвистнул. Оказывается, он обменивался любезностями с одним из самых опасных людей Дикого Запада. Упоминание о Коди удивило его ничуть не меньше. Как и предсказывал немец Генри Гриффенштайн, владелец «Голден-Рул-Хауса» недолго выдержал оседлую жизнь.

В мокрой туманной темноте Чарльз бежал к скоплению фонарных огней; длинная ночная рубашка развевалась на ветру. Волосы падали ему на лицо, во рту пересохло от страха, глаза еще плохо разлеплялись после сна, но он продолжал бежать, свернув от арсенала к группе людей из военной полиции.

Один из них недавно поднял его с постели громким стуком в дверь. Никто не смог найти Грирсона. Новый адъютант, снова вернувшийся в армию офицер по фамилии Вудворд, должен был прибыть в гарнизон только на следующей неделе. Айк Барнс с Ловеттой отправились отдохнуть в Сент-Луис, а Флойд Хук слег с гриппом.

Потея и выдыхая клубы пара, Чарльз наконец добежал до шестерых мужчин с фонарями, стоявших на некотором расстоянии от бревенчатого причала у железнодорожного моста через Миссури. В их руках блестели револьверы и карабины.

– Сэр, тот цветной – один из ваших, – сообщил какой-то капрал, небрежно отдав честь. – Не хочет сдаваться. Нам придется его застрелить.

На краю освещенного фонарями пространства, присев на корточки за причалом так, что были видны только белки глаз и кусочек черного лица, действительно прятался один из недавних новобранцев, Шем Уоллес.

– Капрал, дайте мне с ним поговорить.

– Сэр, будь он белым или черным, но, если солдат дает деру, а потом сопротивляется, когда его ловят, приказ у нас для всех один…

– Я сказал, что поговорю с ним! – Чарльз резко оттолкнул дуло капральского карабина и прошел мимо недовольно ворчавших мужчин.

Чем ближе он подходил к Уоллесу, тем лучше видел его. Черные пальцы солдата крепко сжимали одну из модернизированных винтовок, которые разработали в Спрингфилдском арсенале, а потом всучили армии в 1865 году. И пусть оружие было безнадежно устаревшим, в его единственном патроне хватало крупной дроби, чтобы убить человека.

Сам Уоллес тоже был настроен решительно:

– Лейтенант, стойте там! Я уже говорил тем белым парням: первый, кто ко мне сунется, отправится в ад!

Чарльз почувствовал, как похолодело внутри.

– Шем, послушай… – начал он. – Ты не должен был бить того постового и пытаться дезертировать. Но будет еще хуже, если ты…

– Я пришел в армию, чтобы гордиться тем, что я делаю! – закричал Уоллес. – А не затем, чтобы снова ползать на коленях, как какой-нибудь раб, с кистью в руках! Всю свою свободную субботу я белил гребаный забор какому-то офицеру, а он потом заявился и сказал, что любой дурак сделал бы лучше!

Чарльз сделал маленький шаг вперед, потом еще один. Пар его дыхания клубился вокруг.

– Шем, такие наряды – одна из неприятных сторон армейской жизни. Мне казалось, я еще в самом начале вам все объяснил.

– Объяснили. Я просто не хочу больше этого делать.

В шести футах от причала Чарльз, продолжая медленно продвигаться вперед, протянул к солдату руки:

– Дай мне винтовку. Я понимаю, что тебя довело, – слишком долгая зима. Все это чувствуют.

Дуло старой винтовки было по-прежнему нацелено прямо ему в грудь.

– Я убью вас, лейтенант! – крикнул солдат.

Чарльз остановился в ярде от причала:

– Хорошо, на это хватит одного заряда. У тебя ведь больше нет. Те парни за моей спиной тебя прикончат. Сдайся, Шем. Да, какое-то время ты проведешь на гауптвахте, но это лучше, чем отправиться на кладбище. После наказания ты сможешь вернуться в строй. У тебя есть задатки хорошего солдата. Я не шучу. Ты хороший человек.

Не опуская рук, он снова медленно пошел вперед. Уоллес прижал винтовку к плечу. Прицелился.

С каждым следующим шагом Чарльз видел, как дуло винтовки становится все больше.

Еще больше…

И…

Напряженное плечо солдата дернулось. Чарльз быстро присел на корточки, понимая, что уже не успеет увернуться от пули.

Винтовка упала. Уоллес с отчаянным стоном закрыл глаза ладонями. Потом выпрямился, вышел из-за причала и поднял руки. Чарльз увидел, что кожа между его пальцами побелела.

Хэнкок заявил, что они выступят на позиции, как только установится хорошая погода. В один из вечеров последней недели февраля на офицерском собрании он заявил, что солдаты из гарнизона Ливенворт будут подкреплены людьми из Седьмого кавалерийского полка Эндрю Дж. Смита. Эти объединенные силы ударят по индейцам из форта Райли.

– Часть из вас, джентльмены, отправится вместе со мной. Другие останутся здесь. Однако все вы должны четко понимать цель этого похода. У меня приказ генерала Шермана навести страх на индейцев и встретиться с влиятельными вождями, чтобы объяснить: они должны держаться подальше от железной дороги и от тех путей, по которым летом пойдут повозки. Если они проявят неповиновение и воинственность, войну мы им обеспечим. Мы больше не потерпим их дерзости. Такова теперь политика правительства.

В следующем письме Уилле Чарльз ни словом не упомянул о новой политике правительства. Он догадывался, что скоро она сама обо всем услышит.

– Садитесь, рядовой, – сказал Чарльз Потифару Уильямсу после обмена приветствиями.

Бывший повар покосился на него с подозрением и сел на стул для посетителей.

– Роте «С» нужен первый сержант. Мы с лейтенантом Хуком предложили вашу кандидатуру, капитан Барнс согласился, и я рад сообщить вам, что полковник Грирсон принял наши рекомендации. Вы получаете этот чин, и не только потому, что умеете читать и писать, но и потому, что показали себя хорошим солдатом.

Сначала на лице Уильямса вспыхнула гордость, но она тут же сменилась необъяснимой, едва скрытой враждебностью.

– Сэр, я ценю ваше предложение, но принять его не могу.

– Не будьте вы таким упрямым ослом! Я знаю, вы меня не любите. Это не имеет значения. На войне я служил с уймой людей, которые мне не нравились. – (Уильямс неловко откашлялся.) – Постойте-ка… – вдруг догадался Чарльз. – Дело только во мне или в чем-то еще?

– Это из-за… зрения, – с трудом выговорил Уильямс.

– Что?

– Глаза у меня слабые, – упавшим голосом ответил солдат. – В цель попасть могу, когда стреляю, буквы на вымпелах прочту, если они далеко. А вот если близко… ну, в общем, я потому и ушел с кухни отеля, что не мог разглядеть, что режу. Приходилось тратить кучу времени, чтобы нарезать морковь и бобы.

Уильямс показал на длинный бледный шрам между большим и указательным пальцем; раньше Чарльз его не замечал.

– Для этого есть простое средство, Уильямс. Пусть врач выпишет вам очки.

Снова последовало неловкое молчание.

– Э-э… сэр… я не могу себе их позволить. Я почти все жалованье отправляю своим четырем братьям и сестрам в Питтсбург.

– Я дам вам денег, черт побери! И не спорьте!

Уильямс долго и недоверчиво всматривался в Чарльза, а потом спросил:

– А те белые офицеры… они действительно хотят, чтобы я стал первым сержантом?

– Да, хотят.

– И вы тоже?

– Да, это единогласное решение.

Уильямс отвел взгляд:

– Вы не такой плохой, как я думал. Вот и с Шемом Уоллесом поступили по-человечески. Я верну долг, как только смогу.