Чарльз старательно отводил взгляд, но разговора избежать не удалось. У мужчины было розовое лицо, поседевшие раньше времени кудрявые волосы и страдальчески изогнутый рот. Он представился как Мордекай Вудвайн, разъездной торговец Библиями и христианскими брошюрами.

– Очень надеюсь, что скоро дела наладятся, – сказал он Чарльзу. – В последние пару лет было совсем плохо, никто ничего не покупал. Как же я теперь ненавижу разъезды! Вокруг стало столько этих наглых свободных ниггеров. Но я работаю во славу Господа, так что, наверное, не должен жаловаться. – Несмотря на эти слова, вид у него был несчастный.

Не дожидаясь приглашения, он сел рядом с Чарльзом, спросил, как его зовут и служил ли он в армии.

– Да, служил. Разведчиком в кавалерии Хэмптона.

– В кавалерии! В Откровениях много говорится о лошадях. «И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя „смерть“; и ад следовал за ним». – Чарльз хмуро смотрел на него сквозь сигарный дым, а торговец воздел указательный палец к небу и нараспев продолжил: – «И дана ему власть над четвертою частью земли – умерщвлять мечом и голодом, и мором, и зверями земными…»

– Прямо как о нашей службе написано, – с нарочитой грубостью перебил его Чарльз. Ему хотелось придушить этого болвана за то, что он напомнил ему о Бедовом, но торговец все не умолкал:

– Мой кузен Флетчер тоже служил в кавалерии, на западе. Раньше-то он сражался с Бедфордом Форрестом, вот, скажу я вам, настоящий южанин, так и не принял всю эту свободу для ниггеров. Так вот, Флетчера моего захватили в плен, и знаете, что дальше случилось? – (Чарльз встал из-за стола, не желая слушать продолжения, но все равно услышал.) – Ему предложили выбор: тюрьма или кавалерия янки. Правда-правда, его отправили в какой-то полк на равнинах, драться с индейцами. Говорят, там полно наших парней. Их еще называют оцинкованными янки. – Он наклонился вперед с видом заговорщика. – Понимаете, в чем смысл, да? Железо покрывают цинком, чтобы защитить его от коррозии, но ведь оно все равно остается железом. Так и конфедерат в синем мундире все равно остается конфедератом…

– Я знаю, что такое «оцинкованный».

– О… ну да… я просто подумал, вдруг вы не знаете. Ну, все равно, если очень захотите остаться в какой-нибудь армии, лучше это помнить. Если вы, конечно, готовы служить с людьми, напустившими на нас эту чуму равноправия. Я бы не смог. Кишки бы выблевал, извините за грубость, но не смог бы.

– Конечно, – кивнул Чарльз, уже едва сдерживая ярость. – Значит, оцинкованные янки. Да, стоит об этом подумать. Скажите, мистер Вудвайн, а в каких частях служили вы?

– Я? Ну… э-э… я не служил. Я слишком старый.

– Вам больше сорока пяти? А на вид не скажешь.

– Ну, были разные причины… Слабое здоровье…

– И поэтому вы, наверное, всю войну провели в глуши, продавая свои Библии дубам и березам и цитируя Писание можжевеловым кустам, чтобы вас никто не нашел. Я прав, мистер Вудвайн?

– Что… Что вы такое говорите?..

– Доброй ночи, мистер Вудвайн.

Чарльз пошел наверх в свою комнату. Поднимаясь по лестнице, он услышал брошенные ему вслед слова:

– Ох уж эти ветераны… Как напьются, житья от них нет. Только и видишь теперь их пьяные рожи. Это в армии их научили виски любить, выдавали постоянно, вот вам и результат. Стыд-позор, я считаю.

Чарльзу захотелось вернуться и врезать Вудвайну прямо по его унылой физиономии, но он просто зашел в свою комнату, хлопнул дверью и застыл, прислонившись к косяку. Как глупо. И зачем он только так разозлился? Какое ему дело до этого торгаша и его кузена? Если раньше он действительно мечтал вернуться в Техас, где был так счастлив, то теперь служба в кавалерии его совершенно не интересовала. Единственное, чего он хотел, – это как можно скорее добраться до Спотсильвейни.

Он лег в постель и укрылся одеялом. По крыше заколотил дождь. Слышно было, как сквозь дыру в потолке падают капли у изножья кровати. Внизу, оживившись от выпивки, кто-то из несчастных мужчин затянул песню.

Чарльз сразу узнал мелодию. Уехав из Южной Каролины, он уже несколько раз слышал «Старого доброго бунтовщика». После того как армия Джонстона сдалась Шерману возле станции Дарем, ее исполняли с особенным вдохновением.

– О Боже… – простонал Чарльз, накрывая голову подушкой.

Но она не помогла заглушить ритмичный стук оловянных кружек, топот ног и хор голосов, к которому присоединился прекрасный баритон Мордекая Вудвайна:

Высокие сорняки и дикие травы колыхались под теплым ветром. Было видно, что поля никто не готовил к посеву. Когда Чарльз повернул мула к палисаднику, у него вдруг появились дурные предчувствия. В такой погожий день все окна дома были наглухо закрыты ставнями. У заднего крыльца, где раньше ничего не росло, цвели дикие фиалки. Амбар был распахнут настежь, зияя черным прямоугольником открытой двери.

– Вашингтон? Бос? – позвал он.

Ему отозвался лишь ветер.

– Есть тут кто-нибудь?

В маленьком саду раскачивались подсолнухи. Почему он еще ждал ответа? Разве он не получил его уже тогда, когда проехал последний поворот ухабистой дороги и увидел молчаливый дом и эти пустые, освещенные солнцем поля?

Наверное, она просто куда-то уехала ненадолго, поэтому и заперла дом. Чарльз локтем выбил стекло в кухонной двери, повернул ручку и вошел внутрь. Вся мебель стояла на своих местах, стулья были аккуратно расставлены вокруг стола. Кастрюли и сковорода с длинной ручкой висели на своих колышках так же, как прежде. Чарльз открыл буфет. Тарелки тоже были на месте.

Он побежал в ее спальню, громко топая по дощатому полу. Кровать была тщательно заправлена, а на столике рядом с изголовьем лежал томик Поупа с голубой лентой-закладкой. Конечно же, она уехала ненадолго. Разве иначе она оставила бы здесь эту книгу? Наверняка просто отправилась куда-то на день-другой вместе со своими неграми.

Чтобы убедиться в этом, Чарльз распахнул дверцы платяного шкафа, ожидая увидеть там всю одежду Августы.

Шкаф был пуст.

Он замер на месте и в тревоге нахмурился. Как же это понимать – одежды нет, а любимая книга на месте?

Входя в дом, он оставил дверь открытой, и теперь сильный ветер, пролетев через холл, со стуком захлопнул дверцу шкафа. Чарльз вздрогнул и, словно очнувшись, вернулся в кухню. Там он положил книгу на стол и, выбежав во двор, поспешил к амбару, где негры хранили инструменты. Все лежало на своих местах.

Он отпилил несколько кусков доски, изнутри заколотил ими разбитую дверь, взял книгу и завязал дверную ручку веревкой. За это ему тоже придется попросить прощения у Августы, когда они увидятся. Как и за многое другое.

Уже собираясь влезть на мула, он остановился и открыл книгу на странице, заложенной голубой лентой. Там он увидел маленький незнакомый цветок, плоский и усохший, почти потерявший свой желтый цвет. Чарльз вдруг почувствовал, как перехватило горло.