– Эштон, но я уже просто не знаю, хватит ли мне духа…

– Хватит! – Она вцепилась в плечи Хантуна и встряхнула его изо всех сил. – Боже мой, да муж ты мне или нет? А теперь ложись спать. Мне нужно подышать воздухом.

Она схватила пелерину, задула лампу и вышла из каюты, хлопнув хлипкой дверью. Быстро идя по палубе, она услышала, как заплакал Джеймс, и грязно выругалась.

Ее ярость не утихала, пока она поднималась по крутому трапу на главную палубу. В салоне оказался только один пассажир – какой-то лысый мужчина, заснувший над номером «Лондон таймс» месячной давности, который лежал домиком у него на животе. Эштон тихо прошла мимо него к двери на палубу и с трудом открыла ее, борясь с сильными порывами ветра.

Свет из салона на мгновение упал на Пауэлла, стоявшего у поручней. Ветер нещадно трепал его волосы, теперь уже больше седые, чем каштановые. У него закончилась его любимая красящая помада для волос; в Нассау он обошел несколько аптек, но ее там не оказалось.

– Тебе не стоило выходить сюда в такую ужасную погоду, Эштон. Осторожно, палуба мокрая, скользкая…

Едва он это сказал, как «Ройял Альберт» резко накренился на левый борт. Эштон почувствовала, как земля уходит из-под ног. С громким вскриком она скатилась к поручням, и только фигура Пауэлла, на которую она налетела, больно ушибившись, не дала ей вывалиться в воду.

Чувствуя тошноту, она прислонилась к нему, с ужасом глядя на огромные, увенчанные белыми шапками пены волны, чуть поблескивающие в свете от бортовых иллюминаторов. Понемногу успокаиваясь, она вдруг ощутила возбуждение от физического соприкосновения с Пауэллом. Едва сдерживаясь, она с силой, почти до боли прижалась грудью к его руке и не видела, как он улыбнулся, когда притянул ее голову к своему плечу.

Мгновение они стояли неподвижно, потом резко отпрянули друг от друга, когда мимо пробежал матрос в прорезиненном плаще, прокричав на ходу, что нельзя находиться на палубе в такую погоду.

– Мне нужно подышать… Я буду осторожна! – крикнула ему вслед Эштон.

Она схватилась обеими руками за поручни.

– Мне действительно захотелось подышать, – сказала она Пауэллу. – Но еще больше захотелось отдохнуть от Джеймса. Он меня доводит до безумия своими жалобами. Не могу выдержать то, не могу выдержать это… – жестоко передразнила она тонким голосом. – На самом деле это я уже на пределе, а не он! Я не могу зайти одна в твою каюту, не могу поцеловать тебя, даже прикоснуться к тебе. – Изнемогая от желания, она наклонилась вперед и взяла его руку в свою. – А я только этого и хочу. Ты меня поработил, Ламар, хоть и без цепей, превратил в какую-то черномазую девчонку с плантации! Я спать не могу, я иногда просто теряю рассудок – так мне этого хочется! Ты сделал меня рабыней наслаждения, а потом все отнял!

Он слушал ее жаркий шепот с довольной улыбкой, а она, опустив голову, вдруг с запозданием поняла, что выдала себя.

– Я все отнял, как ты изумительно выразилась, просто из необходимости, – сказал Пауэлл и погладил ее руку, как добродушный пожилой дядюшка. – Что тебя так расстраивает?

– Я хочу тебя!

– И это все? Что, Джеймс потребовал любви?

– Неужели ты думаешь, я позволю ему чего-то требовать? – Эштон нервно засмеялась. – Но Боже мой… ты не представляешь, как я устала врать! И что мне приходится бесконечно выдумывать… Ежемесячные недомогания, головные боли, газы в животе – у меня уже фантазии не хватает! Как же я была счастлива, когда у него началась морская болезнь! Я даже какое-то время терпела вонь от его рвоты. Теперь ты понимаешь, в каком я отчаянии?

– Терпение, – пробормотал он, все еще гладя ее руку, хотя тот же матрос уже шел обратно. – Терпение.

– У меня его не осталось! – Эштон готова была разрыдаться, как ее муж.

– Терпение сейчас жизненно важно, – сказал Пауэлл, когда матрос прошел. – Джеймс может нам еще понадобиться. Исраэля Куинси больше нет, как и того офицера, Беллингхэма; он, конечно, был весьма странный, но полезный. Мне нужен по крайней мере один человек, который поедет со мной в Вирджиния-Сити и поможет переправить золото из рудника.

Они уже не раз отчаянно спорили о его плане – Пауэлл хотел, чтобы Эштон самостоятельно добралась до некоего места на юго-западе, которое он до сих пор так и не назвал.

– В Неваде есть несколько суровых парней, которых я могу нанять, но среди них не найдется такого надежного, преданного, а главное, уступчивого, как твой муж.

Эштон хотела сказать, что надежность Хантуна вызывает сильные сомнения, а его преданность и вовсе, похоже, иссякла, но передумала. Все и без того было слишком плохо.

Пауэлл принял ее молчание за согласие. Пароход снова накренился, фонтан окативших их брызг намочил Эштон волосы, вода потекла по щекам, но ей было все равно, ведь рядом стоял он. Пауэлл быстро оглядел палубу, потом наклонился и начал страстно целовать ее, просунув язык между ее губами.

Ослабев, Эштон вцепилась в поручни. Через несколько секунд он оторвался от ее губ и сказал с улыбкой:

– То, о чем ты говорила, моя дорогая, чего ты так жаждешь, скоро вернется, и все будет по-прежнему.

– Мне без тебя просто не выжить, Ламар! Джеймс не только отвратителен – он слаб. – Она пыталась предостеречь Пауэлла. – Ричмонд очень изменил его. Эта виргинская надменность, его неверие в Дэвиса, да и наши с ним отношения в большой степени. В любом случае это уже не тот человек, за которого я выходила замуж, и даже не тот пустозвон, который был таким храбрым, пока стоял на безопасной трибуне. Не возлагай на него слишком больших надежд.

– Эштон, милая, я ни на кого не возлагаю надежд, кроме самого себя. Помнишь, как я характеризовал Джеймса перед тем, как открыл ему свои планы? Как описал ему его роль? Он солдат. Полезный до тех пор, пока он слушается приказов. Но если он вдруг не захочет или не сможет их выполнить – что ж… – Пауэлл пожал плечами. – Главное, что отличает генерала от рядового, – это сменяемость второго.

– Сменяемость? Ты хочешь сказать, что готов…

– Не моргнув глазом, – улыбнулся Пауэлл.

– О Боже, как же я люблю тебя, Ламар!

Эштон схватила его за руку и прижалась мокрой щекой к лацкану сюртука. Именно в этот момент старший стюард решил высунуть свою шишковатую голову в дверь салона.

– Право же, сэр… мадам… вы очень сильно и совершенно бессмысленно рискуете, оставаясь на палубе в такую погоду! Я заметил вас в иллюминатор. А поскольку именно я отвечаю за безопасность пассажиров в этом путешествии, то я просто вынужден настаивать, чтобы вы ушли в помещение.

Пауэлл бросил на скучного коротышку презрительный взгляд, пожелал Эштон спокойной ночи и не спеша ушел по блестящей от воды палубе, даже не прикасаясь к поручням. А Эштон, уставшая, мокрая, но полная возродившейся уверенности, зашла в салон.

Несколько дней спустя Купер возвращался из Чарльстона по прибрежной дороге, на старой кляче, взятой взаймы у соседа. Хотя он ненавидел оружие, Юдифь настояла, чтобы он взял с собой небольшой пистолет.

Его недолгий визит в осажденный город едва ли можно было назвать удачным. Удалось купить только две ржавые дульнозарядные винтовки Хокена двадцатилетней давности. Пуль для калибра ноль пятьдесят он не нашел, зато нашел форму для отливки и бруски свинца. Все это должны были привезти речным пароходом на следующей неделе. Пороха, правда, нигде не было; им предстояло обойтись теми небольшими запасами, что еще оставались в Монт-Роял.

День стоял дождливый, и естественный туннель под могучими дубами казался темнее обычного. Чем ближе Купер подъезжал к плантации, тем громче и чаще становились крики ворон. Купер никогда не думал, что их здесь так много, но когда он вгляделся сквозь густые заросли и верхушки деревьев, то не увидел ни одной. Слева, со стороны Эшли, вообще ничего не было видно.

Еще в Чарльстоне он искал небольшие подарки для жены и дочери. Бедняжка Мари-Луиза сейчас переживала безутешное девчоночье горе – ее любимый Люциус Чикеринг после отставки Купера вернулся в Ричмонд. Ничего лучшего, чем два весьма небрежно сшитых саше, в обнищавших лавках найти не удалось. Купер достал одну из подушечек, отвернул коричневую оберточную бумагу, принюхался.