Обратно они ехали невыносимо долго. Билли плыл под редкими зимними облаками, глядя, как они растут, разлетаются в стороны, исчезают… Из уголка его рта текла кровь; боль отдавалась по всему телу. Наконец повозка остановилась.
– Ну, кузен, что скажешь? – спросил Кроуфорд, почесываясь.
Весси прошелся взад-вперед – так, чтобы жертва его видела.
– А знаешь, – сказал он, – думаю, он очень доволен собой. Что-то я не замечаю в этом язычнике никаких признаков раскаяния. Давай-ка его перевернем, привяжем спиной к втулке. И на этот раз, Кроуфорд, доедешь до крытого моста и только потом развернешься. Так получится на милю больше в каждую сторону.
И все началось сначала. Кроуфорд гнал лошадей так, словно рвался в бой. Втулка нещадно колотила Билли по спине; его позвоночник то складывался пополам, то снова распрямлялся. Ветер подхватывал кровь, стекающую из его рта, и она улетала прочь красными точками. Наконец, стыдясь того, что не в силах больше терпеть, Билли закричал.
И провалился в черноту.
Так уж случилось, что шестидесятилетний доктор, заядлый выпивоха и уроженец Виргинии, презирал молодого начальника тюрьмы Либби. В конце следующего дня он ворвался в кабинет Тёрнера и сообщил, что заключенные с третьего этажа принесли ему одного человека, некоего Хазарда, жесточайшим образом избитого. Человека, который не может ни стоять на ногах, ни связно говорить, и вообще неизвестно, выживет ли.
– Спина у него не сломана, но вовсе не благодаря тем, кто его искалечил.
– Вы только поставьте этого янки на ноги, а я найду человека или людей, которые это сделали, и призову их к ответу, – пообещал Тёрнер дрожащим голосом. – Как бы то ни было, доктор Арнольд, мы ведь вполне можем счесть это несчастным случаем. Ну, поскользнулся, упал с лестницы… Некоторые заключенные довольно слабы, тут уж я ничего не могу поделать. Именно, сэр, могу поспорить, что он действительно упал.
– Если вы в это верите, то вы еще глупее, чем я думал. Даже если бы он выпал из корзины воздушного шара, он все равно не расшибся бы так сильно. – Врач оперся ладонями о письменный стол и придвинул к начальнику тюрьмы свой большой красный нос. – Лучше бы вам запомнить кое-что, молодой человек. Может, мы и воюем, но мы не на службе у главы испанской инквизиции. В этом здании заперты американцы, а честь южанина все еще хоть что-то да значит. Найдите виновных, или я лично пойду к президенту Дэвису. А потом с удовольствием посмотрю, как вас вышибут с этого места.
Возможно, слова доктора и возымели бы свое действие, если бы не суматоха, начавшаяся из-за крупного побега.
Это случилось девятого февраля. Один полковник из Пенсильвании по фамилии Роуз спустился в тюремный дымоход и обнаружил в подвале заброшенное помещение. И вот там он и другие пленные в течение нескольких дней по очереди копали тоннель под стеной старого склада. Всего им удалось прорыть шестьдесят футов, после чего сто девять заключенных вырвались на свободу и бежали.
В Либби поднялась паника, Тёрнеру грозили большие неприятности. Специально назначенные инспекторы из военной полиции внезапно появлялись в самое неожиданное время дня и ночи, шпионя за заключенными и проверяя, исполняется ли приказ генерала Уиндера об удвоении количества охранников и надзирателей. Тёрнер тем временем отчаянно строчил донесения, чтобы перевести стрелки на кого-нибудь другого и самому избежать наказания. Все это время Билли лежал в маленькой больничной палате, слишком страдая от боли, чтобы помнить, что его тоже приглашали участвовать в побеге.
Тим Уонн навещал его не меньше двух раз в день, донимая доктора Арнольда вопросами. Один вопрос он задавал чаще других:
– Кто это сделал, доктор?
– Не знаю. Пытался узнать, но все охранники здесь – одной подлой породы. Покрывают друг друга.
В глубине души Тим догадывался, кто мог быть зачинщиком.
– Кто-то вывел его среди ночи, – сказал он. – Я спал… даже не проснулся.
Побледнев от стыда, он посмотрел на распухшее, обескровленное лицо на тонкой серой подушке. Даже во сне Билли постоянно морщился от боли.
– А остальные тоже ничего не видели?
– Говорят, не видели. Поздно было уже. Темно. А те, кто его уводил, наверное, действовали тихо.
– Будь мы все прокляты за то, что делаем во имя патриотизма. Уж эти мерзавцы постарались. И его не просто били кулаками, тут что-то намного хуже, хотя я пока не могу понять, что именно.
– А Билли не сможет сам рассказать? Назвать имена или хотя бы описать тех, кто над ним издевался?
Билли дернулся, выгнул спину, тихо вскрикнул. Из левой ноздри потекла кровь. Доктор наклонился, чтобы вытереть ее, бросив на Тима суровый взгляд:
– Если выживет.
Солнце садилось. Над водой медленно кружили чайки. Холодный воздух был неподвижен, хотя на севере уже собирались плотные гряды облаков. Последние лучи солнца касались крыш и колоколен, отражались в окнах домов на набережной Бэттери. Зябко кутаясь в пальто и накинув капюшон, Купер смотрел, как над водой поднимается туман.
Джордж Диксон закончил осмотр гавани и сложил латунную подзорную трубу.
– Туман нам на руку, – сказал он. – К тому же нам поможет отлив, когда будем возвращаться. Пока что это наш лучший шанс. Думаю, все получится. – Он развернулся на месте и позвал штурмана: – Мистер Фокс, подготовьте, пожалуйста, шестовую мину. Я бы хотел сняться с якоря как можно скорее. Вопросы есть?
– Никак нет, капитан! У матросов нет вопросов! – весело откликнулся бывший солдат из Алабамы.
Удивительно, как быстро и основательно все эти сухопутные люди освоили морскую науку. Выжив в подводном испытании, они теперь с гордостью держались как бывалые моряки.
– Какой из кораблей будет вашей целью? – спросил Купер.
– Думаю, с этим лучше определиться, когда выйдем за пределы гавани.
– Я собираюсь доплыть на веслах до Самтера и буду оттуда наблюдать, – сказал Купер и протянул ему руку. – Удачи, Джордж. Надеюсь, к полуночи вы вернетесь.
– Непременно, – ответил молодой капитан с короткой улыбкой. – Я горжусь тем, что буду командовать этим кораблем. И вам следует гордиться. Если у нас все получится, эта ночь войдет в историю.
– У вас получится, – заверил Люциус, топтавшийся за спиной начальника.
– Ну что ж… до встречи, – бросил Диксон и пошел по причалу уверенной походкой моряка, который впервые зашел на палубу еще юнгой. – Эй, ребята, поосторожнее с порохом! Он нужен, чтобы потопить янки, а не нас самих!
По спине Купера пробежал холодок – но вовсе не потому, что с заходом солнца быстро холодало. Ради этого момента стоило выдержать все – его страх, тревогу, споры с Борегаром, даже холодность жены, которая просто не понимала его самого и важности этой работы.
Люциус первым зашел в шлюпку. В сгущавшемся тумане они налегли на весла и направились к разбомбленному форту. На полпути Люциус махнул рукой в сторону пирса.
– Отчаливают, – сказал он.
Купер неловко обернулся – и как раз вовремя, чтобы увидеть красновато-оранжевый отсвет на железном корпусе лодки. В следующее мгновение темные облака сомкнулись, и небольшая выпуклость на поверхности воды исчезла.
С обращенной к морю стороны форта Самтер они смотрели, как туман быстро скрывает корабли блокадной эскадры. Скоро в мглистой тьме можно было увидеть только несколько сигнальных огней. Вечер был тихим и холодным. От волнения Купер не мог стоять спокойно и постоянно смотрел на часы. Когда он в очередной раз взглянул на циферблат – было восемь сорок восемь, – в тумане над морем вдруг раздался шум.
Купер задержал дыхание.
– Что это за корабль?
– «Хаусотоник», – ответил ему майор из гарнизона форта, пришедший наблюдать вместе с ними.
Он передал Куперу свою подзорную трубу, и Купер глянул в нее как раз тогда, когда стена пламени подбросила к небу обломки бревен и такелажа.
Рев взрыва прокатился над заливом.