Он встречался с Ли в Техасе, ужинал с ним, много разговаривал, но там не было сражений – просто обычная служба и редкие стычки с индейцами. Кроме того, Ли надолго уходил из действующей армии, поэтому Чарльзу, как и многим, приходилось заново знакомиться с ним только по слухам.

Все говорили о генерале как об исключительно учтивом и выдержанном человеке, никто никогда не слышал из его уст ни одного ругательства и не мог бы обвинить его в неблаговидных поступках. Но звуки пушек всегда будоражили его кровь, и в войне он готов был делать самые отчаянные ставки, как какой-нибудь раззадорившийся игрок с миссисипского парохода. Чарльз с Эбом решили, что так произошло и на этот раз. Видимо, он посчитал, что может разделить армию, а потом снова соединить ее, сэкономив таким образом драгоценное время, хотя даже сама эта идея наверняка бы вызвала приступ бешенства у составителей учебников по стратегии. Главный расчет Ли сделал на чрезмерную осторожность и медлительность своего противника, полагая, что и на этот раз Макклеллан не пойдет на внезапное нападение. К тому же генерал обратился с пламенной речью к жителям Мэриленда, призвав их поддержать своих освободителей. К сожалению, его слова остались без ответа.

Утром двенадцатого числа Стюарт выступил из Фредерика на запад, следом за Ли. Чарльз и Эб вместе с бригадой Хэмптона держались в арьергарде, высматривая появление синих мундиров, которые, как ни странно, показались уже очень скоро. Северяне двигались с невероятной скоростью. Что излечило Малыша Мака от его вечной заторможенности? Чашка чая сорта «Оскорбленное самолюбие», выпитая после фиаско на полуострове? Или обещание доктора Линкольна дать ему дозу Эликсира Отставки?

Ни средств, ни времени для ответа на этот вопрос сейчас не было. И пока они пересекали Катоктинский хребет, Чарльз, изнемогая от усталости, думал о том, что все это продлится еще много дней, а то и недель.

Ощущение угрозы и близости сил противника возрастало, как температура. Что-то было не так, но что?

Освободителей почему-то встречали без особой радости. Рядом с Буркиттсвиллем, когда преследующие их в клубах пыли всадники в синем были уже ясно различимы, Чарльз на скаку заметил девчушку со светлыми косичками, она сидела на изгороди вокруг поля и размахивала маленьким звездно-полосатым флажком. Однако это было единственным проявлением патриотизма, которое он смог увидеть. Доан, забравший лошадь одного из убитых, закричал на девочку, веля ей уйти подальше, потому что синепузые уже одолевали ближайший холм. Но малышка продолжала махать своим крошечным флажком.

Сын Хэмптона Престон поддержал честь своего отца в небольшой стремительной схватке. Чарльз метким выстрелом вышиб из седла одного янки, он первый раз выстрелил почти в упор в человека и почувствовал, как живот свело судорогой, однако уже в следующую секунду ему пришлось увернуться от сабли другого северянина, когда она скользнула вдоль его левой щеки. К счастью, им все-таки удалось уйти.

Тринадцатое сентября. Солдаты Дядюшки Роберта[50] быстро двигались по живописному перевалу северного отрога хребта Блу-Ридж, который местные называли Южными горами. Теперь армия была действительно разделена: Джексон пошел кружной дорогой через Потомак, его босые демоны без устали шагали вперед, чтобы обойти Харперс-Ферри с юго-запада, в то время как дивизия Маклоуза должна была захватить Мэрилендские высоты, а дивизия Уолкера – Лаудонские. Таким образом, предполагалось, что все силы сойдутся в месте слияния Потомака и еще одной реки со сладкозвучным, воспетым в стихах названием Шенандоа.

Разведчики Чарльза вступили в короткую перестрелку с какими-то пехотинцами, которых они приняли за ополченцев из Огайо, хотя, конечно, не могли знать этого наверняка, потому что мчались во весь опор, были голодными и сонными, а им еще приходилось стрелять на полном скаку и смотреть в оба. Жара и усталость все больше нарастали.

Это был тот самый «день сигар», который изменил все. Но Чарльз узнал об этом только позже.

Три сигары, найденные каким-то везунчиком-янки недалеко от Фредерика, где раньше стояли лагерем части Дэниела Харви Хилла. Правда, намного интереснее самих сигар оказалась бумага, в которую они были завернуты: изящно переписанная и, несомненно, подлинная копия приказа номер сто девяносто один. Кто забыл сей сверток, так и осталось тайной. А вот кто прочитал содержащийся в нем документ, очень скоро стало ясно. Это был не кто иной, как Макклеллан, и теперь он знал, что Ли разделил свою армию. Вдохновленный этими сведениями, Малыш Мак ринулся вперед как ураган, и весь находчивый план Бобби Ли начал стремительно рушиться.

Четырнадцатое сентября. Утром Чарльз за сорок пять минут четыре раза расстрелял всю обойму своего револьвера в битве у Крамптонского ущелья, самого южного из трех перевалов, которые конфедераты пытались удержать. Когда патроны для кольта закончились, он, всерьез опасаясь за Бедового, достал дробовик, хотя заряды к нему тоже были на исходе.

Стюарт приказал Хэмптону немедленно отходить на помощь Маклоузу, чтобы потянуть драгоценное время, пока Ли снова не соединит расколотые части армии, потому что иначе Малыш Мак мог почти без усилий перебить их. У тех, кто оставался, была одна задача: окопаться и держать перевалы.

Однако перевалы постепенно сдавались; снаряды летели один за другим, выбивая дыры в склонах гор и в рядах серых мундиров. Ли удалось выиграть только один день.

Всадники галопом неслись в сторону Харперс-Ферри. Никто не знал, что будет дальше. Чарльза мучили дурные предчувствия. Неужели они потеряли свое преимущество? Пока они скакали в ночи, он время от времени закрывал глаза минут на десять, чтобы хоть немного поспать; Бедовому он доверял полностью, и конь нес его, не сбиваясь с шага.

Вскоре после рассвета, в бледно-сером тумане такого же цвета, как конфедератский мундир, четверым разведчикам пришлось развернуться и обменяться выстрелами с конными патрулями северян; их темно-синяя форма казалась черной в мглистой полутьме. Это были янки, которые прорвались через Крамптонское ущелье и теперь преследовали отряд Чарльза, пытаясь зажать его между огнем своих ружей и гарнизоном в Харперс-Ферри. Стало ясно, что перевалы удержать не удалось. Как и недолгое преимущество. Сможет ли теперь Ли спасти хоть что-нибудь, включая свою армию?

Пятнадцатое сентября. Харперс-Ферри никакой опасности больше не представлял. Когда разведчики въехали в гарнизон, их встретили веселые песни, всеобщая радость и ликование. Старина Джек принял полную и безоговорочную капитуляцию.

Победители громили двери складов и амбаров. Нашли тринадцать тысяч винтовок и федеральный фураж для голодных лошадей. Всего после взятия гарнизона было захвачено в плен одиннадцать тысяч человек, конфисковано две сотни вполне крепких повозок, семьдесят с лишним пушек и огромное число боеприпасов, часть из которых годилась и для кольта Чарльза.

В конце дня, когда появился Джексон, произошел один любопытный эпизод. Он был в своем самом грязном и самом изношенном мундире и в старой шерстяной шляпе. Не улыбался. Когда он проезжал мимо солдат, он был похож на неотесанного вонючего пресвитерианского дьячка с безумными глазами из какой-нибудь глухомани на западе Виргинии. Солдаты тут же начали подбрасывать вверх фуражки и шляпы и громко приветствовать своего командира. Но самое удивительное, что пленные янки тоже его приветствовали! Раскрасневшись, они громко кричали не хуже любого южанина. Сидя верхом на Бедовом, Чарльз, уставший до изнеможения, только покачал головой, когда какой-то парень из наспех сооруженной кутузки для пленных радостно заорал:

– Удачи тебе, Джек! Ты парень что надо! Будь ты на нашей стороне, мы бы твоих ребят быстро одолели!

Когда наступила ночь, Чарльз сел у стены арсенала, привязав поводья к руке, и сразу провалился в сон. Но через полчаса его разбудил Эб: