– Ваше вступительное заявление абсолютно верно, сэр. Мы должны натянуть вожжи. Это будет тем более важно, если президент осуществит свой план по освобождению нигге… чернокожих в мятежных штатах.

– Он полон решимости сделать это. Насколько я понимаю, такой шаг, по его мнению, будет означать переход от карательных мер к нравственным императивам. Не далее как вчера он заявил кабинету, что, несмотря на свои постоянные сомнения во всем – от генералов до оружия, – в необходимости освобождения он не сомневается ни минуты. Однако мы со Сьюардом и еще кое с кем убедили его попридержать оглашение данной прокламации до более подходящего времени. – Стэнтон внезапно ссутулился, лицо его потемнело, как пасмурное небо за окном; в голосе слышалось напряжение. – Перемены, которые предлагает президент, настолько необычны, если не сказать радикальны, что мы просто не можем рисковать обнародовать их, когда против нас ведется война. Для того чтобы подобные новшества были восприняты хотя бы с минимальным одобрением, их надо объявлять в период всеобщей уверенности и ликования. А значит, сначала мы должны победить!

Стэнли крепче сжал папку – свой новый ключ к власти и могуществу. Министр ясно дал понять, что ему не нужен великий мудрец, а нужен просто послушный солдат. А послушанию он давно уже научился у своего бывшего босса, ныне отправленного в изгнание.

– Совершенно верно, сэр! – воскликнул он с неумеренной искренностью, хотя даже сама мысль о том, что все эти чуждые, враждебные темнокожие люди могут вдруг в одночасье стать свободными и хлынуть на Север, была ему отвратительна. – Должны победить!

Проведя разведку в окрестностях Фредерика в Мэриленде, Чарльз и Эб повернули назад, к Уайтс-Форду на Потомаке. Было уже четвертое сентября, начиналась осень.

Одетые как фермеры, разведчики не спеша ехали по изрезанной колеями дороге между крутыми, густо поросшими лесом холмами. Листья еще не начали менять свой цвет, но скорое приближение осени уже добавляло тоски и без того унылому настроению Чарльза. Несмотря на свою нелюбовь к эпистолярному жанру, за последние месяцы он отправил на ферму Барклай уже три письма, но ответа ни на одно не получил. Оставалось надеяться, что все дело в плохой работе армейской почты, а не в том, что Гус забыла его.

Солнечные лучи пробивались сквозь нависшие над дорогой ветки, бросая пятнистые тени на лица мужчин. Чарльз расстегнул грубую шерстяную куртку, чтобы револьвер всегда был под рукой. Прошлым вечером они с Эбом нашли хороший фураж в одной конюшне недалеко от Фредерика, и теперь Бедовый и Ураган чувствовали себя прекрасно, а то армия в последнее время получала на лошадей только недозрелую кукурузу.

Прежде чем наткнуться на ту конюшню, они сначала заехали в сам Фредерик, и эти два часа стали настоящим испытанием для нервов Чарльза, потому что из-за южного акцента ему приходилось все время молчать, предоставив все разговоры Эбу. Какое-то время ему все-таки пришлось походить по городу в одиночку, но он ни с кем не заговаривал, чтобы не вызвать подозрений. Эб зашел в один салун и вернулся оттуда с неожиданной новостью.

– Чарли, им это освобождение вообще до одного места! Может, Бобу Ли неверно сообщили? Мне говорили, что местные тут же поднимутся нам на подмогу, когда мы войдем в этот штат.

– Мне то же самое говорили.

– Ну так вот, большинство парней в том кабаке вели себя так, словно им совершенно все равно, откуда я явился – из Хантсвилла или из самого ада. Все, что я получил, – это парочка любопытных взглядов, одно предложение сыграть в карты, бокал виски, за который заплатил сам, и прекрасный вид на их повернутые спины. В общем, плевать они на нас хотели.

Чарльз нахмурился. Неужели командование снова просчиталось? Если так, то было уже слишком поздно – наступление началось. Мистер Дэвис и его генералы, очевидно, так и не смогли договориться о статусе Мэриленда. Президент настаивал, что штат принадлежит Югу и что они должны прийти туда как освободители, однако слова Эба противоречили этому заверению. В лагере говорили, что они в кои-то веки решили нанести удар по вражеской территории и вторгнуться на землю янки, чтобы разжиться там скотом и припасами, а заодно дать виргинским фермерам спокойно собрать урожай, без страха, что «синепузые» прорвутся через ограждения и вытопчут поля.

Но как бы ни было на самом деле, разведчики свою задачу выполнили. Покинув Фредерик, они ненадолго остановились в конюшне, а потом заночевали в тихой роще, привязав поводья к рукам и положив винтовки на живот.

– Спросить можно, Чарли? – сказал Эб.

– Валяй.

– У тебя девушка есть? Ты никогда не говорил, а мне любопытно.

Чарльз вдруг подумал о рядовом Джервейсе и мисс Салли Миллз.

– Сейчас не лучшее время и не лучшее место, чтобы девушек заводить, – буркнул он.

– Да уж, – засмеялся Эб. – Что верно, то верно, только ты не ответил. Так есть или нет?

Чарльз сдвинул на лоб грязную фетровую шляпу, глядя на дорогу.

– Нет.

Это был честный ответ. Девушки у него не было, разве что в воображении. Если у тебя есть девушка, она тебе пишет. Да, Гус поцеловала его, но что из того? Многие женщины раздают свои поцелуи, словно они значат не больше, чем кусок домашнего пирога.

Местность быстро менялась. Холмы стали выше, круче. На редких полянах и равнинах совсем не встречалось домов, потому что прокормиться землей здесь было невозможно. Чарльз предположил, что река уже близко, и вскоре они действительно услышали вдали шум – армия из пятидесяти пяти тысяч человек двигалась к переправе.

В луче света он увидел порхающих насекомых, а потом вдруг лицо Гус Барклай. «Эй, так и спятить недолго!» – подумал он и моргнул. Насекомые вернулись. Шум стал громче. Когда Малыш Мак узнает о вторжении, янки придется отойти от Вашингтона и принять бой. Во время кампании на полуострове Чарльзу приходилось участвовать в сражениях, и он даже получил два легких ранения, но все же так и не смог привыкнуть ко всем ужасам войны.

До реки они добрались как раз вовремя, чтобы увидеть появление пятитысячной, как утверждал Эб, кавалерии, которая включала в себя новые отряды с их старыми товарищами. Его друг Красавчик Стюарт – при золоченых шпорах и шляпе с плюмажем – был теперь генерал-майором и командовал дивизией, а ведь ему еще не исполнилось и тридцати. Хэмптон возглавлял у него первую бригаду как старший по званию, Фиц Ли – вторую. Старые друзья Чарльза быстро росли – от лейтенантов до генералов за какие-то пятнадцать месяцев.

Усовершенствованная полевая артиллерия Стюарта с грохотом и плеском катила через реку. Потом Эб заметил на виргинской стороне людей Хэмптона. В его бригаду вошел недавно сформированный Второй Южнокаролинский кавалерийский полк, ядром которого стали четыре взвода его бывшего легиона.

Командовал этим полком Кэлбрайт Батлер. Он заметил разведчиков на отмели и приветствовал их взмахом хлыста с серебряной рукояткой. Рядом с Батлером скакал его заместитель, младший брат Хэмптона Фрэнк.

Чарльз чувствовал себя как единственный балбес в классе умников. Он все еще ходил в капитанах, и сейчас был один из таких моментов, когда его это сильно задевало. С другой стороны, он не мог отрицать, что более опасная, но свободная служба разведчика была для него предпочтительнее.

Он напомнил Эбу, что они должны найти штаб Стюарта и доложить о результатах разведки. Неожиданно с виргинского берега, пришпоривая коня, поскакал Хэмптон. Увидев разведчиков, он повернул к ним, разбрызгивая сверкающую на солнце воду. На их приветствие он ответил теплой улыбкой и пожал обоим руки.

Выглядел Хэмптон отлично. Его крупная, бравая фигура прекрасно смотрелась на горделиво гарцующем скакуне, даже несмотря на потрепанный мундир, как, впрочем, у всех. Чарльз заметил три звезды на его воротнике – такие же, как у Стюарта.

– Я слышал, вам нравится ваше занятие, капитан Мэйн.

– Да, генерал, намного больше, чем командовать солдатами. Очень нравится.