– Хорошо, хорошо, убедил. – Орри поднял руку, невольно рассмеявшись при виде такого заразительного энтузиазма.

– Правда?

– Возможно, не до конца, но достаточно, чтобы я спросил: сколько будет стоить этот красавец?

Блеск в глазах Купера чуть-чуть подугас.

– Более точные расчеты у меня будут после возвращения из Англии. Пока я могу только опираться на цифры Брюнеля. «Истерн компани» оценивает «Левиафан» в четыре миллиона долларов. – Пока Орри приходил в себя, Купер со вздохом добавил: – Или больше.

– Купер, ты с ума сошел! Даже если мы заложим все, что имеем, мы и половины не наберем!

– За второй половиной я хочу обратиться к Джорджу, – тихо сказал Купер.

– Это притом что металлургия в упадке? Ты явно не в своем уме.

– Джордж – отличный предприниматель… как и ты. Думаю, он увидит перспективы этого дела, а не только сиюминутный риск.

Это был вызов. Орри должен был либо принять проект брата, либо перейти в лагерь таких реакционеров, как Стэнли. На самом деле идея Купера хоть и показалась ему фантастической и захватывающей, но все же не настолько глупой, как можно было бы предположить по его первой реакции. Однако сразу одобрить ее он был не готов.

– Мне нужны цифры, – сказал он. – Точные прогнозы по грузоподъемности, стоимости и будущим доходам. Пока у меня их не будет, я не смогу говорить ни с одним банкиром.

Этого Куперу уже было достаточно.

– Все будет готово через две недели после моего возвращения, – просияв, заверил он. – Или даже раньше. В Чарльстоне ведь уже когда-то строили небольшие суда. Возрождение отрасли может стать спасением для этой части штата.

– Не говоря уже о том, что оно погубит Мэйнов, – уточнил Орри, не удержавшись от улыбки.

Высадившись в Бристоле, семья Купера пересела на поезд Большой западной железной дороги, заложенной И. К. Брюнелем и открытой в 1841 году. Поезд отошел от платформы, расположенной под внушительной летящей крышей бристольского вокзала Темпл-Мидс, также спроектированного Брюнелем, миновал знаменитый Клифтонский подвесной мост, считавшийся настоящим шедевром архитектуры и тоже созданный Брюнелем, и прибыл на новый Паддингтонский вокзал в Лондоне, который был официально открыт супругом королевы два года назад. Каждый элемент вокзала, как и примыкающего к нему отеля, был придуман опять-таки Брюнелем. Поскольку он же являлся одним из совладельцев отеля, Купер решил остановиться именно здесь и был приятно удивлен тем, что заказанный им маленький номер неожиданно превратился в гораздо больший, причем без увеличения цены.

Изамбарду Кингдому Брюнелю уже исполнилось пятьдесят, но он все еще был полон сил, энергии и замыслов, обожал носить цилиндр и не выпускал изо рта сигару. Не все его идеи принимались на ура. К примеру, его выбор широкой колеи для Большой западной железной дороги подвергся серьезной критике, потому что вагоны с других линий для нее не подходили. Однако недюжинный инженерный талант и многообразие интересов этого человека не могли не вызывать восхищение. Купер еще раз убедился в этом, когда Брюнель повез его на судоверфь, принадлежащую его партнеру Скотту Расселу.

Благодаря «Левиафану» расположенная на Темзе верфь «Миллуолл» стала главным в Европе аттракционом для туристов. Маленький болотистый островок Дог-Айленд, где развернулось строительство, быстро оброс кофейными палатками и сувенирными лавочками, сооруженными из брезента и дешевых досок. Чего только здесь не продавали – и миниатюрные модели готового корабля, и литографии, и детские азбуки «Левиафан». Но в то утро торговля не шла – из-за плохой погоды, да и в рабочий день покупателей не было.

Двойной корпус корабля в пятьдесят четыре фута высотой вырисовывался на фоне серого неба. Клепаные борта внутреннего и внешнего корпусов были очень прочными и разделялись почти тремя футами воздуха. Это делало судно практически непотопляемым, потому что в случае повреждения внешнего корпуса оставался еще внутренний. По проекту у судна должно было быть шесть мачт, пять труб и два комплекта двигателей – один для гребных колес, другой для гребного винта.

– Мы надеемся спустить его на воду через год, при условии что я смогу закончить чертежи для стапеля и вновь разжечь дух сотрудничества в мистере Расселе. Теперь уже очевидно, что его первоначальная оценка стоимости корпуса и гребных двигателей была весьма приблизительной и безответственной.

Брюнель пожевал незажженную сигару. Несмотря на явное разочарование в деловом партнере, воодушевления он не потерял, и взгляд, которым инженер окидывал внушительный киль будущего корабля, был полон гордости. Используя сигару как указку, Брюнель показал на внешний корпус, уже обшитый листами железа в дюйм толщиной.

– Мой великий малыш потребует тридцать тысяч таких листов, прежде чем будет завершен полностью. И три миллиона заклепок.

Купер снял старую касторовую шляпу, чтобы получше рассмотреть железную громадину, возвышающуюся над ними. В лицо ему ударили капли дождя.

– Я хочу построить нечто похожее, только поменьше, в Чарльстоне, – сказал он. – Копию «Великобритании» я ведь уже делал…

– Очень красиво, я видел чертежи. Но уверен, что насчет нового судна вы не всерьез. Купер, я всегда считал вас человеком умным и рассудительным. Наверняка вы цените покой и не захотите принести в жертву своих друзей, семью и состояние ради такой авантюры.

– Я понимаю, риск, конечно, есть, и немалый. Но я чувствую, что нам просто необходимо двигаться вперед. Этот корабль нужен не для того, чтобы потешить мое самолюбие. Мне кажется, он сможет помочь всему Югу, особенно теперь, когда южные штаты так в этом нуждаются.

– Да, мне известно о растущей изоляции южных штатов в торговле и в политике, – кивнул Брюнель. – Движение противников рабства в этой стране весьма активно, знаете ли. Что ж, если ваши намерения действительно серьезны, я покажу вам мои чертежи и расчеты, поделюсь всем, что знаю. Думаю, мне нет нужды говорить вам, что многие считают мой проект сомнительным. Мое творение – первый корабль в истории, который строится без ребер жесткости. Говорят, что он выгнется в середине, развалится на части…

– Я скорее соглашусь с вашим мнением, чем с критиками.

Инженер улыбнулся и принялся с пылом описывать конструкцию огромного четырехцилиндрового двигателя для гребного винта, который он заказал в компании Джеймса Ватта.

– Вал гребного колеса будет весить сорок тонн. Это самая крупная кованая деталь, которую когда-либо делали…

Он говорил со все большим вдохновением, пока они шли под моросящим дождем.

На пустых сувенирных палатках сидели стаи ворон. Плохо закрепленные куски брезента хлопали на ветру. Рабочие верфи приветствовали Брюнеля со строительных лесов, но он почти не замечал этого, с каждой минутой говоря все увлеченнее и так быстро, что Купер едва успевал делать заметки в блокноте.

На маленькое скромное кладбище в Биконсфилде Купер привез всю семью. Дети не понимали, почему возле могилы какого-то Бёрка папа вдруг остановился и молча склонил голову. Но даже четырехлетняя Мари-Луиза безотчетно догадывалась, что это место имеет для него особое значение.

Разумеется, гораздо больше детей заинтересовал туннель под Темзой, монументальный проект, осуществление которого заняло девятнадцать лет. Брюнель закончил его уже после смерти своего отца, который и выполнял изначально все инженерные расчеты. Брюнель уже показывал Мэйнам модель своего знаменитого «стального червя» – первого в истории проходческого щита. Это была сложнейшая конструкция, сооруженная из чугуна и дерева и состоящая из двенадцати независимых секций, в которых могли работать одновременно тридцать шесть человек с кирками и молотами, раз за разом выбирая грунт со дна реки.

В пешеходный туннель они вошли со стороны Уоппинга. Это было холодное, зловещее место, и Юдифь не могла отвести взгляда от множества бездомных, сидевших или спавших вдоль стен. Но Купер, одной рукой прижимая к себе Мари-Луизу, а другой держа ладонь Джуды, видел лишь невероятную грандиозность этого сооружения.