Артем с поразительным спокойствием размышляет о тошнотворных деталях, которые должны вызвать в нем жажду отмщения, гнев, хоть что-нибудь. Однако ни отвратительный вкус во рту, ни въевшееся под кожу туалетное амбре, ни сырая голова, побывавшая в унитазе, не откликаются в нем ожидаемым запалом.

Стряхивает с волос влагу, ползет по стенке вверх и, быстро смаргивая с ресниц холодные капли, оглядывается в поисках рюкзака. Везде пусто и распахнуто окно. Артем в него выглядывает, обнаруживает свои вещи на асфальте и подавляет секундное желание отправиться следом.

***

За одиннадцать дней до…

Вдруг из неприметного паренька, прячущего взгляд за густой челкой, Артем превращается в объект идиотских подростковых насмешек, во главе которых стоит кичливый голубоглазый блондин, рассказавший всем, что это он бросил Ксюшу. Ксюша в свою очередь ничего и никому доказывать не стала. И не будет. Себе дороже — взывать к чьей-то испорченной совести, ведь разбирательство так или иначе продолжится на разных языках и не достигнет согласия.

Травля с первых оборотов принимает ежедневную тенденцию: плевки, высмеивание и генерирование обидных прозвищ, толчки, подножки… Из небольшой группки учеников количество агрессоров за несколько дней разрастается до десятков вовлеченных лиц. В школе с новой силой вспыхивает эпидемия НЕсострадания.

Артему стыдно за то, что Ксюша становится частой свидетельницей всевозможных его унижений. Как будто мало того, что происходит у него дома. Как будто недостаточно его пресная жизнь отравлена позором. Парадоксально, что ни одно проявление буллинга не угнетает так, как рьяное рвение Метелиной выступить его защитником и ответить всем обидчикам. Будучи уверенной в правильности собственных действий, она жалуется учителям, невзирая на просьбы Артема этого не делать. Их вовлеченность — не та управа, что способна приструнить главного агрессора. Иногда только жестокость способна истребить другую жестокость. С этим ничего не поделать. Так устроены человеческие джунгли.

Ксюша искренне недоумевает, почему Артем раздражен вмешательством учителей. Она действовала из лучших побуждений, когда сообщала им о зарождающейся травле, нацеленной на ее близкого человека! Она не сомневается, что взрослые помогут. Так учили родители. Им она тоже рассказала, и те пообещали, что не пройдут мимо.

— Не решай за меня, как мне будет лучше, — отвечает ей Артем, не сумев проконтролировать поток враждебности, нечаянно вырвавшийся вместе со словами и достигший уязвимого ко всему, что он делает или говорит, сердцу Ксюши. Извиниться не успевает: она завершает вызов, резко обрывая часовой телефонный разговор.

В его мире все по-другому. Взрослые предают, а не помогают.

И, наверное, хорошо, что Ксюша никогда этого не поймет.

***

За девять дней до…

Издевки — ерунда по сравнению с тем, чтобы держать дистанцию с Ксюшей. Артем сам ее оттолкнул неосторожными словами. Можно было бы донести ту же мысль, но корректнее. Она ведь единственная, кто принимает его сторону вне зависимости от обстоятельств. Она — больше. Жизненный ориентир, уводящий Артема от худших троп. Без нее ему не выжить в дремучем мире, наводненном хищниками. Да и зачем ему выживать без нее…

Он торчит под дождем в ожидании подруги, надеясь помириться и вместе пойти в школу. Ксюша не приходит. Не появляется на уроках. Не видит, что после занятий за ним увязываются другие ученики и преследуют до тех пор, пока ни о чем неподозревающий Артем не юркает в переулок, чтобы сократить дорогу до дома. А за переулком, убедившись, что поблизости нет непрошенных очевидцев, троица нагоняет его и уводит за здание с обветшалым фасадом.

Артем попадает в знакомую компанию Яшина и двух его дружков. Прежде Артема не посещал страх, однако в этот раз что-то дьявольское ощущается в настроении бывшего Ксюшиного парня. Веет угрозой, способной распалиться до того, что унизительные вещи, происходящие с ним в последние дни, переквалифицируются в ясельные шалости.

Чутье Литвинова не подводит. Илья отдает распоряжение своим прихвостням, чтобы те стояли на шухере, пока он занят Артемом. Из тупика выхода нет. Единственный путь отрезан грозно возвышающейся фигурой Яшина, сверлящего взглядом на месте лица Артема дыру. Сердито-нахмуренными голубыми глазами ученик не просто впивается в него, а как будто стремится прогрызть кожу, мышцы, добраться до костей.

— Допрыгался ты, утырок, — выплевывает агрессор сквозь зубы и надвигается на Артема. Хватает за грудки и встряхивает. — Ты ж не пацан, а жалкое подобие человека. Нормально, что девка за тебя впрягается? Самому кишка тонка мне ответить, а? Если ссышь, то не рыпайся. Ну а за то, что Ксюха язык за зубами держать не может, по-любому тебе отвечать. Из-за вас, голубки, меня отец… — Илья осекается, вовремя осознав, что вот-вот пересечет черту, за которую нельзя выходить, и без предупреждения бьет Артема коленом под дых.

Сперва Артему кажется, что ему с одного удара ломают ребра. Как бы ни пытался —не вдохнуть, а легкие уже начинают плавиться от нехватки кислорода. Но с последующими ударами агония в груди делается привычной. Интуитивные потуги Артема отражать атаки противника немедленно подвергаются надменному высмеиванию, отчего вскоре Яшин устает, входит в кураж и колотит в полную силу.

Артем не боец и никогда им не был. Отец учил его доброте, честности, благоразумию и не успел показать, как уметь за себя постоять не словом, а действием.

Поэтому Артем оказался здесь. Побитый, морально растоптанный оскорбительной расправой сверстника над собой. И впервые испытывает ненависть к отцу. Тот ничерта не знал о жизни и обманывал его, Артема, вдалбливая какую-то несусветную чушь про то, что нужно взывать к лучшим сторонам людских натур.

Да пошел он.

ПОШЛО ОНО ВСЕ!

Артем раскрывает рот и отчаянно орет во все горло. Вдруг кто-нибудь услышит и откликнется.

Илья затыкает его очередным ударом, подзывает дружков, чтобы те крепко держали Артема. В панике Литвинов туго соображает, что с него довольно быстро сдирают штаны с нижним бельем. Предчувствуя тотальное крушение своей личности, Артем пытается отключить способность чувствовать, однако тело по-другому реагирует на нависшую угрозу в лице Ильи Яшина — судорожно извивается, оно слово налито раскаленным свинцом.

Направляя на жертву телефон со включенной камерой, агрессор озирается по сторонам, останавливает взор на валяющейся рядом с урной стеклянной бутылке и идет в том направлении, чтобы вооружиться.

Артем понимает, что сейчас будет. Чувства не отключаются. Плохо.

Острая боль пронзает его естество, погружая в бурлящий вулканический жар.

Агрессор хладнокровно кромсает честь и достоинство своей жертвы.

Все, что начинается с этой болью, больше не имеет значения. Умирать не страшно. Страшно жить и подвергаться столь чудовищным страданиям.

Артем не помнит, как возвращается домой. А возвращается он поздно — время переваливает за полночь. Отлипнув от валерьянки, мать несется к нему, чтобы поскорее вытрясти из сына объяснение, где его черти носили.

Черти не носили, а насил…

Черный каламбур Артем оставляет при себе.

Ему глубоко безразлично, что затевается скандал. Он рад, наконец, ничего не ощущать. Ни боли, ни стыда, ни печали. Несколько часов назад Артем думал, как бы поскорее попасть домой, принять душ, перекусить и побежать к Метелиным, чтобы выяснить, куда пропала Ксюша, ведь на звонки и смс-ки она не отвечает. Сейчас он вспоминает о планах с невыразимым утомлением, будто на него взвалилось бремя всего человечества. Долой все это. Больше никаких мыслей на сегодня.

— …Не смей меня игнорировать! — он совершенно случайно берет во внимание возмущающуюся мать, награждая ее опустошенным взглядом.

И вдруг начинает смеяться.

Слепая курица. Не видит и не понимает своим микроскопическим мозгом, что у ее сына атрофированы чувства. По факту, это (отныне Артем не может отождествлять себя с личностью) больше не ее сын, а она в упор не замечает. Разве у нее не должен сработать материнский инстинкт?