После тщательного мытья выясняется, что малютка вовсе не темненькая, а белая и пушистая. Хлопоты о новоиспеченном четвероногом домочадце по кличке Милка занимают меня долгими летними вечерами, и спустя пару недель я не представляю, как засыпать без мурлыканья очаровательной и шебутной синеглазки, сворачивающейся калачиком рядом с моим ухом. А просыпаюсь я от того, что она сладко потягивается на моем лице. В больнице Милка становится местной звездой. Маленькие пациенты ждут с нетерпением новых видеороликов с ее участием. Особенно Алешенька. В конце июня его состояние ухудшается, и в качестве последнего желания он просит меня привезти Милку, чтобы поиграть с ней.

К счастью, до этого не доходит.

Алеша находит донора, готового безотлагательно приступить к подготовке к трансплантации.

Донора зовут Павел Апрельский.

В предпоследнюю встречу с Павлом мы отмечали Рождество в доме моего отца, а перед моим отъездом в Москву он предложил отведать арктическую кухню в одном необычном мурманском заведении. Так сразу и не вспомнить что-то конкретное из наших разговоров. Болтали обо всем понемногу, не затрагивая случившихся с нами трагедий.

Казалось бы, о чем еще говорят между собой родители, потерявшие половину себя вместе с детьми?

Нам не нужно раз за разом напоминать себе и друг другу о том, кого мы лишились, и что это сотворило с нашими жизнями. Отвлекаясь на все остальное, мы не даем друг другу забыть, что держимся на плаву. Держимся за реальность и как-то, пусть неуклюже, с ней контактируем. Жалуемся на погоду, начальство, цены, лишний вес и новые морщины; тратим полдня, слоняясь по торговому центру и убеждая себя: «Пора внести в гардероб немного яркости!», вместо черного выбирая темно-серое. Я носила черную одежду около года, но с другими мамами-сиротами не обсуждала свое физическое и эмоциональное непринятие прочих оттенков. Потому что в этом не было нужды. Мой траур находился у всех на виду. Парадокс в том, что окружающие люди, в том числе друзья, часто в упор мою боль не замечали, осознанно или безотчетно игнорируя робко проклевывающееся через ее толщу желание выплеснуть толику тянущей к земле скорби, просто с кем-нибудь обговорив как раз то, кого я лишилась, и что это сотворило с моей жизнью. Даже комплименты отвешивали: «Черный тебе к лицу!», «Вау, ты выглядишь стильно!». А запоздалый конфуз от осознания сказанного быстро переводили в другую тему, либо прощались и убегали, сверкая пятками.

Спустя месяцы и годы я научилась жить с тем, что не все в мире сводится к смерти Ксюши. Отказалась от черного, регулярно посещала психотерапевта, вернулась к обсуждению погоды и возмутительного роста цен, ходила в кафе, чтобы пропустить с одной из приятельниц по чашечке чая или кофе. Переживала из-за вещей, происходящих с моим браком, думала, как все исправить, питала надежды на то, чтобы совместно с мужем попытать пренатальную удачу вновь.

В жизни родителя после смерти ребенка по-прежнему полно разговоров обо всем и ни о чем одновременно.

О Павле у меня сложилось приятное впечатление, поэтому на губы напрашивается улыбка при виде Апрельского в коридоре онкоцентра спустя несколько месяцев с последней нашей встречи. Только вчера стало известно о том, что он подходит на роль донора для шестилетнего Алеши — и вуаля! — Павел уже тут как тут.

Я приглаживаю подстриженные до линии подбородка волосы и направляюсь к регистрационной стойке, у которой он, переступая с ноги на ногу (видимо, утомившись затянувшимся процессом), заполняет бумаги. На несколько секунд, прежде чем заговорить с ним, увлекаюсь разглядыванием его шевелюры, увенчанной короткими рыжими волнами, словно языками пылающего в темной ночи костра. Играющие на густой ухоженной копне солнечные блики окрашивают некоторые локоны на макушке в цвет свежесорванного мака, завораживая оттеночной интенсивностью и глубиной.

— Кому-то не терпится расстаться со своим костным мозгом, — на стадии обдумывания подводка к приветствию звучала куда лучше, чем когда слова обрели звучание, вылившись из меня в такую вот нелепость. Пусть не судит строго. Я не шутила примерно тысячу лет.

Павел поднимает голову и поворачивает в мою сторону.

— Конечно, мы не заберем весь костный мозг. Нам нужно чуть-чуть, — спешу я прояснить обладателю золотисто-зеленых глаз, показывая пальцами щепотку. — Это безболезненная процедура. Относительно… — я заставляю себя замолчать, прежде чем начать расписывать процесс трансплантации со всеми красочными подробностями. — Привет.

Можно было обойтись без демонстрации закостенелого чувства юмора, ограничившись этим пресловутым «привет».

— Варвара, — произносит, словно смакуя, Павел и добродушно улыбается. При незначительном наклоне головы тяжелые надбровные дуги бросают тень на глаза, насыщая их изумрудным сиянием. — Незадолго до звонка с известием о том, что я подхожу на роль донора, меня посетило ощущение, что мы скоро встретимся.

— Правда?

— Лишь однажды интуиция подвела меня, — деловито подмечает Апрельский, ставит подпись внизу документа и передает медсестре. Та вязкими движениями перебирает предметы на столе, не прекращая таращиться влюбленными глазами на моего знакомого.

— Интересно, что она говорит тебе о твоем решении?

Мы неторопливым шагом направляется к кабинету трансплантолога.

— Я уже был донором, — сообщает Павел. — Поднаторел, так сказать.

— Серьезно? — удивляюсь я.

— Три года назад мои клетки ввели подростку из Мюнхена. Этой осенью он поступает в Йель.

Мне нужно несколько секунд, чтобы усмирить подъем восторга.

— Нет слов, — изумленно качаю головой. — Это потрясающе. Ты поддерживаешь с ним общение?

— С его семьей, — кивает Павел. Мы подходим к кабинету. — Славный малый.

— То, что ты сделал для него и собираешься сделать для Алеши, неоценимо, — с идущей от сердца признательностью обращаюсь к Апрельскому.

— Разве? Хорошо, если я чем-то кому-то способен помочь. Не считаю, что поступаю по-геройски. По-человечески, — слабая мягкая улыбка касается губ скромняги. — Пока жизнь дает мне понять, что я полезен, я действую.

Этому всем следует у него поучиться. Человечности. Отзывчивости.

— Надеюсь, все пройдет без осложнений. Желаю удачи, — я протягиваю мужчине раскрытую ладонь. — Если что-нибудь понадобится, мой кабинет на втором этаже…

Он смотрит вниз, на мою руку, с вопросительно приподнятой рыжей бровью, как будто размышляет, пожать или нет.

— Во сколько ты заканчиваешь?

— Эм… — я слегка теряюсь от неожиданного вопроса в свой адрес. — Должна в шесть, но…

— Хорошо, значит, я вернусь сюда к шести.

— Зачем? — откровенно и не по-взрослому туплю.

Апрельский тянет уголок рта вверх в лукавой улыбке.

— Мне понадобится твоя помощь.

— …Матвей?

Я перемещаю «прилипший» к потолку взгляд на мягкую улыбку, украшающую привлекательное женское лицо темноволосой тридцативосьмилетней владелицы двух салонов красоты. Ольга наклоняется вперед, как бы невзначай демонстрируя мне вид на аккуратную обнаженную грудь. Когда она успела нарядиться в мою рубашку? Давно проснулась? Я вот, кажется, почти не спал. Периодически проваливался в дремоту, а в остальное время глядел в потолок, тщетно пытаясь организовать мыслительный порядок.

— Что хочешь на завтрак? — ласковым голоском спрашивает женщина, с которой я провел эту ночь.

Нас познакомил общий друг. До вчерашнего вечера меня и Ольгу связывала ничем не примечательная переписка. Случайно пересеклись на улице. Я помог ей с машиной, а в знак благодарности Оля предложила угостить кофе.

Угостила…

— Ничего, — я массирую пальцами переносицу.

— Голова болит?